Наконец Мэг повернулась — повернулась в его объятиях, чтобы взглянуть ему в лицо. Интересно, что она в нем видит? Впрочем, ему было все равно…
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
— Не сейчас.
Почти тут же Мэг пожалела о своих словах. Его взгляд сделался таким откровенным. Нет, это было не правильное слово — скорее, беспомощным. Уязвимым. Таким она не видела мужа еще никогда. И таким он был гораздо опаснее, чем когда играл в искусного охотника.
— Разумеется, я не смею быть навязчивым, — сказал он. — Теперь вам достаточно тепло?.. Нет.
— Что — нет?
— Вы ведь не хотите снять платье.
Она не хотела. Сама не понимала почему, ведь постель уже согрелась и без платья ей было бы удобнее. К тому же ее все равно скрывали одеяла. И тем не менее она не хотела.
— Я хочу снять бриджи, — произнес граф. — Вы мне не поможете?
Она видела, что он приготовился к отказу, и, быть может, именно поэтому согласилась. Удивляясь тому, как мало это ее смущало, она скользнула руками вдоль его сильного тела и нащупала пуговицы. Они оказались расстегнутыми, и она вспомнила о том, как несколько минут назад он грел ей ноги. Ее обдало жаром от смущения, но гораздо больше — от иного чувства. Рука уткнулась в его мужскую плоть. Какой твердой она была! Мэг вздрогнула от странного чувства узнавания. Конечно, человеческому телу многое известно на чувственном уровне, и, конечно же, он кое-чему уже научил ее тело.
Мэг подавила в себе желание попросить его поторопиться, поскорее унести ее в волшебный рай.
Вместо этого, опустив голову, чтобы он не мог видеть ее лица, она расстегнула ремень и начала стягивать бриджи с его бедер.
Граф лишь чуть-чуть приподнялся, но больше ничем ей не помогал. Наконец настал момент, когда дальше ее руки уже не доставали и ей пришлось нырнуть под одеяло, чтобы стянуть бриджи до конца. В детстве она любила играть под одеялом, глубоко зарываясь в таинственный мир постели, и сейчас она вдруг испытала то же таинственное ощущение — словно очутилась в ином, темном и загадочном мире.
Темному загадочном мире Сакса, секса и брака.
Начиная задыхаться от недостатка воздуха, Мэг снова скользнула руками вверх по мускулистым ногам мужа и… Мужская плоть вырвалась на волю, задев ее щеку.
Мэг выскочила из-под одеяла, судорожно хватая ртом свежий холодный воздух.
Его глаза сверкали от наслаждения и сотни других чувств.
— Там, внизу, забавно, правда? — спросил он и тоже нырнул под одеяло.
Мэг лежала неподвижно, голова — во льду, тело — в пламени. Он обхватил пальцами ее щиколотки, потом стал скользить руками вверх по ее ногам — под юбки! — и развязывать подвязки.
Слишком поздно Мэг вспомнила, что они были легкомысленно расшиты красно-черным узором. А в конце концов, какое это имеет значение!
Он поднимал ее юбки все выше и выше. О Боже! Мэг почувствовала, как он нащупал отделанный рюшами край ее безобразных панталон. Что это? Ей послышалось какое-то рычание. Несмотря на адский холод, щеки Мэг запылали. Его рука проникла меж ее бедер, палец проскользнул внутрь, и Мэг чуть не подпрыгнула в кровати.
Смешок. Это определенно был смешок. В следующий миг его руки уже снова были на ее ногах, они стягивали с нее чулки. Он залезал под одеяло, выныривал из-под него, возбужденный, взъерошенный, доставая один за другим кричащие предметы ее нижнего белья, словно военные трофеи.
Мэг невольно тоже заглянула под одеяло, чтобы увидеть, как он развязывает ее подвязки и стаскивает тонкие шерстяные чулки, но, собравшись уже было снова высунуть голову из-под одеяла, вдруг застыла…
Она увидела, как он возбужден. Его фаллос был очень твердым, но в то же время гладким, как шелк, и горячим. Очень горячим. Она прислонилась к нему щекой и потерлась, ощутив пугающе личный и порочно восхитительный мужской запах.
Почувствовав влагу на щеке, она испугалась. В этот момент ее подхватили и вынесли на свет его сильные руки.
— Не то чтобы я возражал, — неуверенно сказал он, — но я боялся, что вы задохнетесь.
Она поцеловала его, потому что его потемневшие глаза молили ее об этом, одновременно словно бы удивляясь, куда подевалась благоразумная, рассудительная Мэг Джиллингем.
Он снова водил рукой меж ее бедер, заставляя ее извиваться. Снова и снова. Не отнимая губ от ее рта, он лег сверху, поднял ее юбки и надавил ей на бедра тяжестью своего тела. Она развела ноги и, когда их губы разомкнулись, чтобы передохнуть, спросила, судорожно хватая ртом воздух:
— Мои панталоны?
— Они восхитительны.
Мэг почувствовала, как он раздвинул мягкую ткань и проник внутрь. Она почувствовала его прижавшуюся плоть и снова ощутила влагу. Свою. И его. Почувствовала еще нечто…
Закрыв глаза, она отдалась этому потрясающему ощущению. Ощущению его шелковистой кожи в тех местах, которые были такими чувствительными, такими исполненными желания.
Мэг была послушной девочкой и добропорядочной девушкой. Кроме прикосновений, неизбежных при мытье, она никогда не трогала себя в интимных местах, строго следуя наставлениям матери. Что-то она, конечно, чувствовала, но не обращала на это внимания как на нечто несущественное.
Куда же подевалась эта скромная Мэг Джиллингем?
Мэг вспомнила Шилу, ощущения, которые та у нее вызывала, и рассмеялась. Очень похоже. Какое-то покалывание повсюду, пульсация и томление, особенно в тех местах, которых он касался.
Граф поцеловал ее опущенные веки, она встревоженно открыла глаза.
— Тебе нравится? — спросил он.
— Невероятно.
В глазах графа сверкнул восторг.
— Хорошо.
Он еще какое-то время лежал на ней, прижимаясь затвердевшей плотью, просунув руку в расшнурованный лиф ее платья и не решаясь в этом холоде обнажить ей грудь, хотя Мэг не возражала бы — она была разгорячена.
— Ты в самом деле самое восхитительное существо на свете, — прошептал он, уткнувшись губами в ее кожу, потом начал нежно сосать одну ее грудь, другую… — Как ты думаешь, что предпочтет Сьюзи? Рубины, изумруды, бриллианты?
— Пивные кружки и кастрюли, — неуверенно ответила Мэг, одновременно соображая, не будет ли это совершенно неприлично — попросить его продвигаться быстрее.
— Фи. Как ты можешь быть такой прозаичной в такой момент? А что ты предпочитаешь, милая моя женушка? Рубины, изумруды или бриллианты?
Он снова начал ласкать ее губами. Мэг ответила:
— Не знаю. Мне все равно…
— Ну? — спросил он через несколько головокружительных мгновений.
— Что — ну? — Сейчас все, кроме собственного тела, казалось ей не важным.
— Я о драгоценностях.
— Удиви меня, — попросила она.
Он рассмеялся, чуть сдвинулся вниз и, помогая себе рукой, раздвинул ее лоно.
Мэг лежала, затаив дыхание, и пришла в себя, лишь почувствовав боль. Она вскрикнула и впервые подумала о том, как неудобно устроен женский организм. Его голова покоилась в ложбинке у нее под шеей, он приподнял Мэг и проник в нее. Мэг словно пронзило насквозь.
Чуть отстранившись, он вгляделся в ее лицо. Отвечая на его невысказанный вопрос, Мэг прошептала:
— Все хорошо. — Потом, улыбнувшись, подняла руку и погладила его по щеке. Улыбка была искренней. — Все хорошо, — повторила она.
Он повернул голову и поцеловал гладившую его ладонь, потом начал медленно двигаться, продолжая нависать над ней и внимательно всматриваться в ее лицо. В его напряженном взгляде было нечто большее, чем просто ободряющая улыбка.
Мэг тоже наблюдала за ним. Ее сознание раздваивалось между тем, что она видела — насколько прекраснее он был сейчас, без этой своей скрытой иронии, — и тем, что чувствовала там, внизу, — это мощное воссоединение плоти и будоражащее ощущение, сходное с тем, которое вызывала Шила.
Но в то же время и другое, восхитительное.
Они больше не разговаривали. Мэг догадывалась, что он знает, что она сейчас испытывает. Разумеется, ведь она и не старалась ничего скрывать. Она говорила с ним руками, бессознательно гладившими его плечи.
Той частью сознания, которое оставалось незамутненным, Мэг понимала всю силу власти сексуального чувства и опасность полной и беззащитной открытости ума и тела навстречу мужчине. И тем более стремилась к ним. Она была готова к полной капитуляции. К тому, чтобы отбросить последние слабые остатки здравого смысла, позволявшие ей еще хоть как-то наблюдать и мыслить.
Но все же что-то ее удерживало. Все это было слишком похоже на колдовство Шилы, на смерть.
Она кусала губы, напрягалась, почти боролась, словно он был ее врагом.
— Расслабься, — прошептал он, и Мэг вдруг увидела, что он, приподнявшись над ней и отстранившись, чтобы не пугать, беспомощно смотрит на нее. — Доверься мне, Мэг. Расслабься и иди вместе со мной…
И тогда Мэг, закрыв глаза, рухнула, словно рассыпавшись, и мощный вихрь легко, словно они были фигурками из соломы, увлек их обоих в водоворот экстаза…
И вот они снова на скомканной, раскаленной, как печь, кровати.
Сакс перекатился на бок, все еще не выходя из нее и не расплетая объятий, он поцеловал ее таким поцелуем, какой она даже не могла себе вообразить. Этот поцелуй был продолжением их полного слияния — этого губительного чуда.
В конце концов Мэг все же оторвалась от него.
— Хочешь верь — хочешь нет, но мне слишком жарко!
И они со смехом начали освобождать ее от верхней одежды, вплоть до белья. Однако когда Сакс швырнул это все на пол, Мэг подобрала вещи и заткнула их между шерстяным и пуховым одеялами.
— Так одежда сохранит тепло до утра, — объяснила она.
— Боже, я бы об этом и не подумал. — Он свесился с кровати, тоже собрал свою одежду и положил ее под одеяло.
Потом, она — в сорочке и панталонах, он — в рубашке, свернулись вместе клубочком под грудой одеял и целовались, пока не уснули.
* * *
— Я сделал то, что вы велели, как всегда.
Вдовствующая герцогиня Дейнджерфилд неподвижно уставилась на крупного мужчину, стоящего перед ней. Он был очень полезным человеком. И очень опасным.
— Я хотела, чтобы наглая девчонка оказалась за решеткой.
Мужчина небрежно облокотился о каминную доску.
— Если бы нам повезло, толпа бы ее схватила и все было бы именно так. Не думал, что она окажется такой прыткой. Блюстители порядка рано или поздно найдут ее, герцогиня, живую или мертвую. Скорее мертвую — там, на улице, собачий холод, а вы говорите, что у нее нет даже пальто.
— Не смейте произносить грубых слов в моем присутствии, Стаффорд.
Мужчина лишь ухмыльнулся.
— Конечно, — добавил он, — было бы гораздо лучше, если бы вы ее не упустили, раз уж она была здесь.
Пятнадцать лет ей приходилось терпеть этого человека, потому что она не могла допустить, чтобы он заговорил. И еще потому, что он был умен, достаточно умен, чтобы не стать вовсе уж невыносимым.
— Если бы вы не действовали так импульсивно, мы могли бы лучше подготовиться! — проскрипела она. Он пожал плечами:
— Вы послали меня выяснить все, что возможно. Но разве я мог упустить такой шанс? Она ведь оказалась в доме одна, без провожатых, а он в этот момент валялся со своей дурочкой служанкой. Все сложилось идеально.
— Если бы только ее еще поймали.
— Какая разница — ну, так она околеет от холода. Или удерет из страны.
— Нет, только не это! Саксонхерст должен освободиться от нее. — Герцогиня ударила кулаком по колену, но тут же скривилась от боли и зарычала. Как она могла так постареть? Как смело ее тело предать ее? — Он должен быть свободен, чтобы жениться на Дафне. У меня на этот счет свои планы.
— А леди Дафна тоже убежала? — спросил он с издевательским сочувствием. — Вы уже не властны над событиями, ваша светлость?
— Стаффорд, вы когда-нибудь все же выведете меня из терпения. — Поскольку он лишь насмешливо поднял бровь, герцогиня добавила:
— Я ведь могу сообщить, что это убийство — дело ваших рук.
— И потерять возможность расправиться с женой графа?
Гнев разгорался внутри ее как костер, но она сдерживала себя. Врачи предупреждали, что для нее опасно срываться, а ей нужно было жить. Жить, чтобы увидеть, как воплотится в реальность ее план. Жить, чтобы взять наконец верх над Хелен.
— Саксонхерст может избавить свою жену от суда? — спросила она.
— Это будет очень трудно. Я поговорил со слугами, они теперь убеждены, что она убийца. Они даже помнят, что у нее на руках была кровь. А домоправительница уверена, что у меня не было времени сделать это. Она даже не представляет себе, как легко и быстро можно убить человека. В любом случае Хэтти не захочет, чтобы все вышло наружу. Она даже скажет, что слышала крики перед тем, как графиня покинула дом. Люди имеют обыкновение верить в то, в чем их убеждают, герцогиня, особенно если это им на руку.
— Да, некоторые имеют такое обыкновение. — Только ее проклятый несговорчивый внук его не имел. Могла ли она себе представить, что этот бледный печальный ребенок будет так отчаянно бороться, так неистово сопротивляться?
Он такой же, как она. В последнее время, в бессонные ночи, казавшиеся ей единственным, что у нее осталось, герцогине часто приходило в голову, что она, возможно, ошиблась.
— Итак, где девчонка? — требовательно спросила она, отметая сомнения и слабость. — Мне нужно, чтобы ее нашли и повесили, — меньшим я не удовлетворюсь. У нее ведь, кажется, есть родственники?
— Две сестры и два брата.
— Возраст?
— Младшие брат и сестра — еще дети. Другой сестре лет шестнадцать, тоже очень хорошенькая. Хэтти говорит, что сэр Артур положил на нее глаз, несчастный греховодник. И еще один брат, чуть постарше. Каждый день ходит к учителю.
— Они могут знать, где она.
— Могут, да не скажут.
— Существуют способы заставить. — Герцогиня сердито зыркнула на него. — Не надо прямо угрожать. Попробуйте затронуть слабые струны, что-нибудь, что они любят. Что они любят?
— Похоже, свою сестру. Послушайте, герцогиня, имейте терпение. Не нужно пока трогать младших. Они сейчас никуда не выходят без сопровождения целой армии слуг…
— У меня нет времени ждать. Я хочу сейчас же!
Герцогиня запнулась, почувствовав, как по-детски прозвучали ее слова. Ей доводилось видеть, как старики уподобляются капризным детям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46