Он открыл глаза и улыбнулся. Но прежде чем успел что-то сказать, она страстно прижалась губами к его губам. Он ответил на ее поцелуй и крепко прижал к себе.
– Не знаю, – сказал он, когда ее щека уже спокойно лежала у него на плече. – Он был мертв уже четыре дня и последние две ночи пролежал завернутый в пропитанные бензином тряпки в гараже. Его семья получила три тысячи долларов. На это можно жить какое-то время.
Она хотела распрямиться. Но он не отпускал ее, прижимая к себе.
– Медицинский факультет платит за трупы гораздо меньше, – продолжал он. – Без этого я бы не выбрался из Аргентины живым. Даже сейчас я все еще рискую. Но если вести себя осторожно, подозрения постепенно угаснут, меня просто забудут.
Джульетта молчала. Его запах. Тепло его тела. Голос. Она почувствовала непреодолимое желание. Но это же невозможно.
– У тебя есть вода? – неожиданно спросила она.
– Конечно. Прости, ты же страшно устала. Сейчас принесу.
Но прежде чем он успел повернуться, чтобы сходить на кухню, она снова обняла его. Несколько минут они стояли, обнявшись, совершенно неподвижно. У нее было бесконечно много вопросов. Но ответ один: он жив. Только это имело значение. У них есть время. Остальное приложится. Она ощутила его ладони у себя на спине, прижимаясь щекой к его плечу. Потом закрыла глаза, вслушиваясь в его дыхание, в удары его сердца. Он погладил ее по волосам, провел пальцами по щеке и прижал к себе. Музыка кончилась. Проигрыватель с коротким щелчком выплюнул диск. Воцарилась тишина.
35
Через некоторое время он разжал руки, пошел на кухню и вернулся с бутылкой воды и стаканом в руках. Джульетта села на диван. Пока он наполнял стакан, она выпалила:
– Дамиан, я все знаю.
Он бросил на нее быстрый взгляд, но промолчал.
– Я была у Канненберга, – сказала она.
Он опустился на диван рядом с ней и протянул стакан. Потом погладил ее по голове и прошептал:
– Ты замечательно танцуешь, Джулиана Эчевери. Я люблю тебя.
Она улыбнулась, поднеся стакан к губам. Пока она пила, он начал говорить, сперва запинаясь, потом словно по необходимости и, наконец, быстро-быстро, стремясь выговориться и разделить с ней все, что с ним было. Он воскресил в ее памяти тот вечер, в среду, когда он пришел к ее родителям и впервые увидел ее отца. Сколько раз он представлял себе эту встречу, как он окажется перед ним – перед человеком с той фотографии, человеком, который выдал его мать. Он искал его несколько лет. Но у мерзавца оказался ангел-хранитель по имени Джульетта.
– После того ужина я словно сошел с ума. Это чудовище – твой отец! Мы с тобой брат и сестра! Мир встал с ног на голову.
Почему, какой в этом смысл? Ничего уже не будет как прежде. Во мне проснулась ненависть ко всему, чем я занимался в последние восемь лет, продвигаясь от одной лжи к другой. Потому что боялся. Только из-за собственной трусости. Все вдруг показалось смешным. И мой алфавит. И весь этот мир танго, не имевший ко мне никакого отношения, натянутый мною на себя, словно третья маска поверх второй. Но хуже всего, конечно… что мы… ну… ты и я… что это теперь невозможно. Именно это оказалось хуже всего. Это пробудило во мне жажду мщения. Ведь не моя же в том вина. Но я чувствовал себя виноватым. Сам себя не понимал. Хотел сказать тебе, но не мог. Он должен был это сделать. Хотя бы это. Но я не знал, как его заставить. Я заказал билет на ближайший самолет после представления. Сказал Нифес, что после представления – все. Она совсем потеряла голову. Поэтому в воскресенье мне пришлось подменить музыку. Я хотел разорвать все связи с этим миром. Окончательно освободиться. От танго. От Нифес. И это мне удалось. Но никакого нового рождения не произошло. Кем я был теперь? Я больше не был el loco, но по-прежнему оставался творением убийцы собственной матери, Дамианом Альсиной. Я хотел все тебе рассказать, но не мог. Мне было стыдно. И еще я не хотел, чтобы мы перестали любить друг друга. Я говорил себе: «Небеса подарили тебе сестру, удивительную девушку, радуйся! Забудь об ее отце. Прекрати попытки перехитрить собственную судьбу. Прости его и живи дальше собственной жизнью». Но я не мог. Казалось, на всем лежит проклятие. Когда во вторник ты уехала, я целый день бродил по городу. Уехать просто так? Я поехал к тебе и попытался написать письмо. А потом появился твой отец. Вдруг вошел в комнату. Я не слышал, как он вошел… Стоял, словно злой дух из сказки. И тут же начал меня оскорблять. Отвяжись, мол, от нее и все такое. И я сорвался…
Он глотнул воды. Положив голову к нему на колени, Джульетта свернулась калачиком. Он гладил ее по голове, продолжая говорить:
– Я оставил его привязанным к стулу, потому что не знал, что делать с ним дальше. Ты найдешь его, и он все тебе объяснит. Так я думал. Сам я этого не мог тебе сказать. В первые дни в Буэнос-Айресе я ходил как пришибленный. Не знал, что с собой делать. А потом начался этот ужас…
– Аркизо, – сказала она. Он кивнул.
– Я жил у Нифес. Они пришли в субботу. Втроем. Два часа ждали меня в квартире. Консьерж предупредил меня, и я, естественно, туда не пошел. Ждал в кафе напротив. Вечером Аркизо и второй мужчина уехали. Третий остался наверху. Стало очевидно, что Альсина нервничает. Я позвонил ему и спросил, зачем он натравил на меня своих ищеек. Он сказал, что хочет меня видеть. Я ответил, что его приглашение не кажется мне дружеским. Может, ему позвонили из Берлина? Я слишком хорошо его знаю. Его нервы были на пределе. Я боялся, что твой отец так ничего тебе и не расскажет. Но я как-то не подумал, что он может позвонить моему приемному отцу. Похоже, звонок этот сильно напугал Альсину, иначе вряд ли он среагировал бы столь молниеносно. Я как-то не подумал о политике. Он ведь в новом правительстве. Я был в Берлине, когда прошли выборы. И он оказался на самом верху. Меньше всего он хотел теперь обвинения в похищении ребенка. Наложил в штаны. Это ясно. И теперь не успокоится, пока не обезвредит меня окончательно и бесповоротно. Поэтому я отправился к Аиде и попросил помощи…
– К той женщине, которая тебя разыскала?
– Да. У нее есть кое-какие контакты, и она знает методы этих уродов. Она объяснила, что мне придется «умереть». Несчастный случай – ее идея. Другого пути нет. Я должен исчезнуть, чтобы жить дальше. Попросить политического убежища в Испании. Там есть один смелый судья, занимающийся похожими случаями. Но сначала предстояло выбраться из Аргентины живым. Счет шел на часы. Она раздобыла труп, организовала наблюдение за моими преследователями. И тогда я услышал, что Аркизо следит за молодой девушкой, которая прилетела в аэропорт…
Джульетта приподнялась.
– Так ты с самого начала знал, что это я?
Он кивнул.
– Но не мог ничего сделать. Слишком опасно. Они все время были рядом. Трое мужчин. Аиде заставила меня поклясться, что я не предприму сейчас никаких рискованных действий. Сперва нужно довести дело до конца. Потом будет достаточно времени. Все и так чуть было не пошло прахом. В «Сандерленде»…
– Ты думаешь, они бы правда…
– Не сомневаюсь. Последнее, что мне сказали в тот вечер, это что ты говорила с моей матерью, а потом вернулась в гостиницу. Люди Аиде не знали, что я собираюсь в «Сандерленд», да я больше и не звонил им. Никто ничего не знает про этот клуб. Я думал, что там буду в безопасности ничуть не меньшей, чем в самом надежном убежище.
Он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев. Потом покачал головой.
– И откуда ты только о нем узнала?
Лицо Джульетты потемнело при мысли о чудовищном плане, который отец запустил за ее спиной. Она с ужасом осознавала истинный ход его мыслей. Сколько времени ему понадобилось, чтобы собрать информацию, необходимую для создания чудовищной ловушки? Организации тайных операций он научился, без сомнения, будучи еще гэдээровским шпионом. Разыскал Фернандо Альсину, быстро понял, что тому есть что терять, если кто-нибудь извлечет вдруг из темного прошлого времен диктатуры его страшную тайну. Телефонного звонка хватило, чтобы привести старого Альсину в боевую готовность. Дамиан не сможет приблизиться к ней. Дьявольски элегантный план. Она и сама под постоянным наблюдением и одновременно служит приманкой для Дамиана. И, ничего не подозревая, едва не заманила Дамиана в ловушку.
– Аркизо застрелил бы меня на месте, – продолжал Дамиан. – Это зверь. Я уверен, что Долорес Альсина поэтому и разыскивала тебя. Она боялась. Она знает, кто есть кто среди тех, кто делает за отца грязную работу. Аркизо означает конец. Казнь. Думаю, она хотела меня предупредить. Наверное, надеялась, что ты знаешь, где я. Она понятия не имела, что я в курсе ее передвижений. Я все спрашиваю себя, как отнесся к этому старик.
– Но если она и в самом деле хотела тебе помочь, почему ничего мне не сказала?
Дамиан поморщился.
– Слишком боится мужа. Да и не хотела она помогать. На самом деле нет, не по-настоящему. Для этого уже слишком поздно. Мария Долорес Альсина прекрасно знает, откуда я родом. Она же часть этой системы.
Джульетта покачала головой.
– Не могу поверить…
– Потому что ты понятия не имеешь о моей стране. Организованная преступность – часть нашей жизни. Нигде в мире нет подобных случаев, когда государство безнаказанно способствует уничтожению тысяч своих граждан, а потом еще и издает закон, легитимирующий действия преступников. Такова крайняя степень представления о норме, царящего в этой стране. Насилие. От нашего правительства невозможно защититься. Так же как и от некоторых людей.
Его глаза гневно блеснули. Но он взял себя в руки и спокойно продолжил:
– Все было спланировано до мельчайших деталей. Утром в воскресенье специально подготовленная машина с трупом внутри должна была рухнуть вниз с недостроенной эстакады и взорваться. В тот момент я уже находился бы на пути в Уругвай. Все было продумано. И вдруг в субботу я слышу, что ты вместе с отцом направляешься в аэропорт, а люди Альсины сняли наблюдение. Не знаю, что со мной приключилось. Ведь наша затея с самоубийством могла провалиться на любом этапе: и на стадии симуляции несчастного случая, и при бегстве через границу. Можно ли до конца доверять людям, которых наняла Аиде? Разве не каждого в этой стране можно купить? А ведь достаточно купить одного… В общем, я решил ехать в аэропорт. Я… я хотел еще раз увидеть тебя, убедиться, что с тобой все в порядке, ты летишь домой и, если повезет, даже не узнаешь, что на следующий день я тут… Я не спускал с тебя глаз. В зале, в телефонной будке, у стойки паспортного контроля… и вдруг ты развернулась и пошла прочь… Какой-то бред… «Почему она уходит, – думал я, – почему не летит отсюда, домой, туда, где безопасно?..» Но когда ты пошла прямо на меня, я увидел твои глаза, почувствовал… и уже не мог поступить иначе. Мне хотелось еще хоть раз пережить этот сон, Джульетта, любить тебя… полное сумасшествие, я знаю… безответственно и все такое… но я не мог иначе. Ведь мне, возможно, оставалось жить всего двенадцать часов. Наш план мог сорваться. А я хотел еще раз сказать тебе, показать… что ты для меня значишь… прежде чем стать тебе братом, я хотел еще раз побыть твоим мужем.
Пока он говорил, у нее на глазах выступили слезы. Она подняла руку и нежно коснулась пальцем его губ. Потом очертила лицо, провела по бровям, погладила щеки, обхватила ладонями шею и стала гладить волосы.
– Но ты и так мой муж, – тихо сказала она.
Из-за остатков расплывшейся туши под глазами у нее, казалось, лежали темные тени. Но она выглядела счастливой. Наклонилась вперед и поцеловала его. Сперва нежно, потом не скрывая уже нарастающего желания. Он чувствовал ее дыхание, ее язык проскользнул через его полураскрытые губы. Он ответил на поцелуй, притянул ее к себе и крепко обнял. Его руки искали ее тело, и она отдалась им. Потом он вдруг остановился, отпустил ее и спросил:
– Джульетта… что мы делаем?
Она снова поцеловала его.
– Не знаю, – сказала она, положив голову ему на грудь. Потом спросила: – Куда ты теперь? Чем займешься?
– Я живу в Мадриде. И хочу учиться. По-настоящему.
– А как же танец? Он покачал головой.
– Это в прошлом. То был не я.
Она выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Он изменился. И все же это был он. Ей хотелось с ним спорить, но он опередил ее.
– Я видел тебя сегодня на сцене, Джульетта. Это поразительно. Твое искусство. И это действительно ты. Ты совершенна и гармонична. А я был просто слепой сумасшедший, смотревший в пропасть. Я должен был исчезнуть из мира, и поэтому мир для меня не существовал. Мои танго оставались для меня моментами истины. Трехминутными столкновениями с реальностью. Но я тоже хочу стать целым. Хочу жить. И никаких танго.
Она взяла его за руку и потянула вверх.
– Только одно, последнее… со мной?..
Он растерянно смотрел на нее.
– Пожалуйста, Дамиан, только один раз…
Она встала, не сводя с него глаз, подошла к проигрывателю и бегло проглядела диски. Несколько секунд спустя Дамиан уже стоял у нее за спиной, обнимая за плечи. Наконец она все-таки нашла то, что искала. Вставила диск, выбрала песню, нажала на кнопку «пуск». Потом повернулась к нему.
– Я поеду с тобой в Мадрид, – сказала она.
Дамиан ничего не ответил. Просто смотрел на нее. Зазвучали первые такты. Арпеджио скрипок, открывавшее Tanguera.
– Три минуты? – прошептала она.
Он нежно обнял ее, подождал, пока она обретет устойчивость, сделал широкий шаг в сторону, как бы открывая ее публике, и неподвижно замер до вступления кларнета. Их щеки соприкоснулись, она закрыла глаза, будто внимая словам, которые он шептал ей в ухо: «Три минуты, amor mio… на всю жизнь».

Эпилог
Она специально поехала поездом, выгадывая время, чтобы подготовиться к этой встрече. Села в ночной состав Берлин – Париж и после легкого завтрака на вокзале Аустерлиц пересела на мадридский экспресс. Но и за испанской границей ее мысли все еще были прикованы к Берлину. Она думала о последнем разговоре с Маркусом, о встречах с Конрадом Лоэссом и с тем адвокатом накануне отъезда. Но все это были только приготовления. Приготовления к встрече, которой она с нетерпением ждала и одновременно страшилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52