Мои страсти улеглись при виде такого проявления чувствительности.— Ты знаешь, что мне надо. Мне нужны вещи того джентльмена. Они у тебя?Она непонимающе покачала головой.— Я тебе говорила. Я не знаю, о ком ты, — захныкала она. — У меня в комнате есть какие-то вещи. Можешь их взять, если это то, что тебе нужно.После нескольких вопросов, я узнал, что скопившиеся вещи лежали в ее комнате над таверной «Бочка и тюк». Я этому не обрадовался, так как, имея на руках мертвеца, у меня не было желания туда возвращаться. Однако другого выбора не было, если я хотел вернуть сэру Оуэну его бумажник.— Послушай меня, — сказал я. — Мы пойдем к тебе в комнату и возьмем то, что я ищу. Если ты будешь вести себя, будто что-то случилось, если я только заподозрю, что ты что-то замышляешь,я тотчас отведу тебя к мировому судье и расскажу ему все, что произошло. Твой дружок был застрелен, когда ты пыталась меня обокрасть, и тебя за это повесят. Мне этого не хочется, но я достану тот бумажник во что бы то ни стало, и мне наплевать, будешь ты жива или мертва, на свободе или в тюрьме.Кейт неожиданно и резко кивнула, словно договор был пыткой, с которой лучше покончить как можно скорее. Чтобы не привлекать внимания, я достал носовой платок и утер им слезы Кейт, а также стер с ее лица следы пороха. Меня обескуражило такое неожиданное проявление собственной доброты, поэтому я помог ей встать на ноги, но ухватил мертвой хваткой ее руку. Так мы отправились в обратный путь, в «Бочку и тюк». Я опасался, что мымогли встретить друзей Кейт по дороге в таверну, но, видимо, слух о моем пистолете облетел округу, и воры на это время попрятались по своим темным норам и конурам. Никто не хотел появляться на улице, когда констебль будет искать мерзавца, на которого можно возложить ответственность за убийство.Это был длинный путь — молчаливый, нервный и напряженный. Когда мы наконец добрались до «Бочки и тюка», таверна была набита веселящейся публикой, и, насколько я мог судить, наше появление и то, как мы поднимались по лестнице, прошло незамеченным. Я вошел в ее комнату осторожно, мне не хотелось снова попасть в ловушку. В комнате ничего не было, кроме тюфяка, набитого соломой, нескольких сломанных предметов мебели и целого склада краденых вещей.Я зажег пару дешевых свечей, потом забаррикадировал дверь. Кейт снова захныкала, и я машинально повторил, что ей нечего бояться, поглощенный осмотром комнаты в попытках отыскать в мерцающем свете что-нибудь из вещей сэра Оуэна.Дрожащей рукой она указала на груду вещей в углу. — Бери, что тебе надо, — тихо сказала она. — Бери, и будь ты проклят.Кейт была трудолюбивой девушкой. Здесь были парики и кафтаны, пряжки от поясов и туфель. Здесь были кошельки, полагаю, уже освобожденные от золотых и серебряных монет, и носовые платки, и шпаги, и рулоны полотна. Здесь были даже три тома сочинений графа Шефтсбери, в которые, как я подозреваю, Кейт даже не заглядывала. Здесь было столько добра, что, сумей Кейт все это продать, она бы выручила неплохое состояние. Хоть и работала на Уайльда, она, вероятно, не желала отдавать ему всю свою добычу. Отдавать награбленное скупщикам Уайльда она при этом боялась, но другого надежного места, где она могла бы сбывать краденое, у нее не было. Такова была власть Уайльда: тот, кто на него не работал, не мог продать свою добычу и, соответственно, практически ничего не получал за свои труды. Кейт определенно не знала, что делать со своей коллекцией. Все эти вещи были ценными сами по себе, но совершенно бесполезны для Кейт.Я тщательно осматривал трофеи, не забывая следить за Кейт, и наконец заметил красивый кожаный переплет, который торчал из-под пышного парика. Я сделал шаг назад и велел Кейт дать мне бумажник. Быстрый осмотр выявил, что это действительно бумажник сэра Оуэна. Облегченно вздохнув, я засунул его в карман и сказал ей, что нашел то, что искал, и она может взять остальное себе.Теперь мне нужно было решить дилемму — что делать с Кейт. Я понимал,что оставлять ее здесь рискованно, так как ее хозяин, мистер Джонатан Уайльд, заставит ее рассказать, что произошло. А мне не хотелось, чтобы она сказала ему нечто, что могло бы в конечном итоге привести к сэру Оуэну. Он просил соблюдать конфиденциальность, ия должен был ее обеспечить. Неожиданно мне пришло в голову, что я мог бы сообщить о происшедшем мировому судье и Кейт арестовали бы за воровство. Едва ли меня стали бы в чем-то обвинять; кроме того, я получил бы вознаграждение за поимку вора. К сожалению, это было невозможно, так как я обещал Кейт этого не делать. Вдобавок она слишком много знала о моем деле, так что при желании не составило бы большого труда установить связь между случившимся и сэром Оуэном. Кроме того, будь я христианином, судья наверняка с пониманием отнесся бы к тому, что я убил преступника в целях самозащиты. Однако у меня не было никакой уверенности, что судья отнесется с большей благосклонностью к охотнику за ворами, представителю иудейского племени, чем к грабителю. Что мне было нужно, это чтобы Кейт уехала по доброй воле, никому ничего не говоря, в особенности Джонатану Уайльду. Я не думал, что Джемми особо любили или что его хватятся. Исчезни Кейт хоть на несколько недель, этого будет достаточно, чтобы она успокоиласъ и могла бы говорить об этом деле с безразличием, если такая тема возникнет.Поэтому я попытался убедить Кейт, что небольшие каникулы в ее интересах.— Я тебе советую собрать вещи и тихо уехать. Никому не говори о том, что произошло. Если ты это сделаешь, я расскажу мировому судье все, что мне известно, и тогда тебя уж точно повесят. Боюсь, что сейчас единственный для тебя выход — это исчезнуть из Лондона на некоторое время.— Но если я уеду, — сказала она шепотом, — подумают, что это я убила Джемми…— Это не исключено, — сказал я, — но, прежде чем они смогут что-нибудь сделать, тебя надо поймать, а ты будешь уже далеко. Те, кто думает, что ты убила Джемми, скоро забудут, что такой человек вообще был. Боюсь, Кейт, тебе не миновать виселицы, если ты не уедешь из Лондона. — Я надеялся, что мои слова звучаликак угроза, а не просто предсказание.Кейт немного собралась с силами и разразилась потоком ругани, которую я не решаюсь представить моему читателю. Я не мешал ей изливать свое негодование и терпеливо ждал, пока она не смягчится и не сдастся.— Ну, так и быть, несчастный ублюдок.Я улыбнулся, надеясь внушить ей свою холодную непреклонность. Я надеялся, что это внушение подействует на меня тоже, так как я вовсе не был уверен, что Кейт выполнит мои инструкции. Поскольку все было сказано, я тихо вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице в хаос и зловоние «Бочки и тюка». Ошеломленный и потрясенный, поглаживая твердый кожаный переплет бумажника сэра Оуэна в кармане, я протиснулся сквозь толпу и вышел из таверны. Выйдя на улицу, я надеялся, что почувствую удовлетворенность оттого, что выполнил задание, но не ощутил ничего. Я не мог вычеркнуть из памяти, как этот головорез Джемми валялся на земле в переулке, сраженный моей пулей. Я поежился, стараясь отогнать крепнущее убеждение, что эта смерть драматическим образом изменит мою жизнь. Глава 4 Нa следующий день я ожидал визита сэра Оуэна в смятении чувств. Я был доволен, что мне удалось отыскать его бумажник так быстро, но меня тревожила смерть Джемми. Десятки раз я в мыслях возвращался к тому инциденту, спрашивая себя, была ли у меня другая возможность защитить свою жизнь, не убивая человека. Я не мог упрекнуть себя в том, что действовал слишком быстро или необдуманно, но все же был потрясен и крайне обеспокоен случившимся.Я по-прежнему не был уверен, что поступил правильно, позволив Кейт уйти: так, если бы мое имя всплыло в связи с инцидентом впоследствии, тот факт, что я не сообщил о нем своевременно, безусловно, свидетельствовал бы о моей вине. Однако было еще не поздно рассказать о происшедшем мировому судье. Я долгое время сам был вне закона и провел достаточно времени с закоренелыми преступниками, и я вовсе не хотел отправлять на виселицу женщину только потому, что это было бы наиболее целесообразно.Теперь, мой читатель, вы поймете, отчего заявление мистера Бальфура о том, что мой отец был убит, произвело на меня столь сильное впечатление. События предыдущей ночи обострили мою чувствительность. Потребовался целый час после ухода мистера Бальфура, чтобы принести мои чувства в порядок.И как раз когда я начал успокаиваться, миссис Гаррисон ввела в комнату сэра Оуэна. Я связался с ним рано утром, сообщив, что бумажник у меня, и он вошел ко мне в самом радужном настроении. Подойдя к столу — а я встал из-за стола, чтобы поприветствовать баронета, — он так сердечно похлопал меня по плечу, словно я был его партнером по карточной игре.— Отличная новость, Уивер, — сказал он, подпрыгивая от радости. — Поистине отличная новость. Это будут лучшие пятьдесят фунтов из всех, что мне довелось потратить.Я открыл ключом ящик стола, достал бумажник и протянул его сэру Оуэну. Он схватил его с такой жадностью, какую я наблюдал у тигров в Смитфилде, когда они рвали куски мяса в час кормления. То, как он отстегнул кожаную тесьму, скреплявшую страницы, и стал перебирать лежавшие там разрозненные бумаги, в самом деле напоминало жадность голодного человека. Я сел, старательно делая вид, что мне безразлично содержимое бумажника. Со стороны сэра Оуэна было неблагоразумно носить его с собой. Я заметил банкноты, которые он упоминал. Если бы Джемми или Кейт знали, что это такое, они не преминули бы воспользоваться ими в качестве наличных, но сэр Оуэн не был рад, что получил их в целости и сохранности. По мере того как сэр Оуэн приближался к концу, он становился все более и более обеспокоенным, перебирая страницы все с большим нетерпением. Его широкое лицо на глазах мрачнело и бледнело, пока на нем вовсе не осталось и следа радости.— Его здесь нет, — прошептал он, начав осмотр сначала. Он переворачивал страницы с такой поспешностью, что я удивился бы, если бы он вообще что-нибудь нашел. Я сомневаюсь, что он был способен что-либо увидеть, так как в панике просто перелистывал страницы. — Его нет, — повторил он. — Его и след простыл.Я не имел представления, что он, собственно, искал, но почувствовал беспокойство. Я полагал, что, как только баронет выйдет из комнаты со своим бумажником, моя миссия будет завершена. Похоже, дело принимало иной оборот.— Что пропало, сэр Оуэн?Он замер и пронзил меня ледяным взглядом. Я так привык видеть баронета веселым и жизнерадостным, что не мог представить, что он мог испытывать гнев, как любой другой человек. Суровость этого взгляда говорила о том, что он подозревает: я взял то, что он искал. На самом деле я лишь заглянул в бумажник, дабы удостовериться, что он принадлежит сэру Оуэну. Признаюсь, если бы вечер не закончился так плачевно, у меня, возможно, возник бы соблазн изучить содержимое повнимательней, и, возможно, я бы даже поддался этому соблазну, но следы крови на моих руках заставили меня оставаться безгрешным в других отношениях.Тем не менее под взглядом сэра Оуэна я почувствовал себя виновным. Такое чувство может испытывать только невинный человек, когда на него пристально смотрят. Это необъяснимая вещь. Сколько раз я. был действительно виновен, но при встрече со своими обвинителями я всегда был спокоен и уверен в себе. Теперь же под осуждающим взглядом сэра Оуэна я покраснел и занервничал, В конечном итоге я был ответственен за бумажник. Может быть, я что-то выронил? Может быть, я недостаточно тщательно обыскал комнату Кейт? В моем уме пронеслись десятки вариантов того, как я мог ошибиться.Сэр Оуэн отреагировал на это бессмысленное чувство вины. Его глаза сузились. Он встал, чтобы выглядеть более грозно.— Вы изволите водить меня за нос, сударь? — угрожающе прорычал он.Со своего места я чувствовал его кислое дыхание.Я почувствовал, как необоснованное чувство вины исчезло и мое лицо вспыхнуло от негодования. Теперь, когда обвинение прозвучало, я решил, что могу вести себя более дерзко. Однако я понимал, что моя репутация не выиграет оттого, что я позволю себе выплеснуть гнев, поэтому, успокоившись, я парировал обвинение сэра Оуэна:— Сэр, вы говорили, что пришли по рекомендации многих джентльменов. Попробуйте найти хоть одного, кто мог бы обвинить меня, что я обманул его в чем-то или как-то. Вы хотите уличить меня во лжи?Со всей скромностью могу сказать: несмотря на то что расцвет моих сил уже миновал и, конечно, я сейчас не тот, каким был, когда выступал на ринге, у меня сохранилась внушительная фигура. Сэр Оуэн отшатнулся. Он сделал шаг назад и опустил глаза. Он явно не собирался уличать меня во лжи.— Простите, мистер Уивер. Это все из-за того, что пропало нечто, представляющее для меня большую ценность, чем все содержимое этого бумажника, включая банкноты. — Он снова сел. — Возможно, это моя вина. Мне надо было объяснить, что именно следовало искать. — Он закрыл лицо руками.— Чего именно не хватает? — спросил я негромко. Сэр Оуэн смягчился, почти сник, и я решил, что будет благоразумно, если я смягчусь тоже.Он поднял голову, на его когда-то веселом лице было отчаяние.— Это пачка бумаг, сэр. — Он прочистил горло и попытался овладеть собой. — Бумаг личного характера.Я начал кое-что понимать:— Чего-нибудь еще недостает, сэр Оуэн?— Ничего важного. — Он медленно покачал головой. — Ничего, что бросалось бы в глаза.— Тот, кто рылся в вашем бумажнике, мог знать, что эти документы представляют для вас ценность?— Тот, кто достаточно хорошо меня знает, мог бы. И такой человек знал бы, что я не поскуплюсь, дабы их вернуть. — Он ненадолго задумался. — Но бумаг довольно много, и этому человеку пришлось бы прочитать их все. И, как я сказал, этот человек должен много знать о моей частной жизни.— Но, — размышлял я вслух, — тот, кто достаточно грамотен, чтобы понять ценность пачки частных писем, понял бы и ценность банкнот, которые оставались в вашем бумажнике. Каких-нибудь банкнот недостает?— Кажется, нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67