Со мной один раз такое уже было.
— Твои былые горести меня не интересуют! Ты меня сейчас же отведешь к Калликсту, а не то...
Подкрепляя слова жестом, он сорвал с себя кожаный ременный пояс. Девица отшатнулась было, но тотчас овладела собой, оставшись все такой же непреклонной:
— Валяй. К колотушкам мне не привыкать. Я приведу тебя к этому человеку не иначе, чем на моих условиях.
Управитель, не приученный к подобному сопротивлению, заколебался. Желания наказать эту тварь ему было не занимать, но так можно было все испортить. Этим он рисковать не стал, сдался:
— Ладно, пойду предупрежу хозяина. Но учти: если ты нас обманула... Кстати, звать-то тебя как?
— Элисса...
Глава XLV
Серая влажная заря уже забелела на городском небе, когда Карпофор в сопровождении управителя, уличной девки и отряда ночной стражи приблизился к постоялому двору на Викус Югариус. Префект бросил девице:
— Вот и пришли. Теперь тебе остается молить Юпитера, Фортуну и всех прочих богов, чтобы Калликст и впрямь оказался здесь.
По его тону чувствовалось, что прежнему хозяину фракийца отнюдь не пришлось по вкусу, когда его вытащили из постели в столь ранний час. Нежданная возможность наконец-то наложить руку на своего неверного раба — только она побудила его вскочить с ложа. Однако же он отнюдь не разделял энтузиазм своего вилликуса. По его мнению, девица ошиблась. Калликст в Риме! Если бы это могло оказаться правдой! Тем не менее, он, следуя совету Елеазара, проделал на форуме изрядный крюк, чтобы захватить себе в помощь отделение ночной стражи.
Хозяин гостиницы с бранью на устах и опухшими со сна глазами открыл им дверь. Но при виде префекта и тех, кто его сопровождал, он тотчас умерил свою досаду.
— Ступай на кухню, — приказал ему магистрат, — возвращайся к своим печам.
И прибавил, обращаясь к Элиссе:
— А ты веди нас в ту комнату!
Опасаясь, не вышло б хуже, хозяин без малейшего сопротивления впрямь убрался на кухню. При том, что нынче творилось в Риме, можно, конечно, всего ожидать, но чтобы Элисса оказалась агентом-соглядатаем, — это было слишком даже для него.
Карпофор, Елеазар и стражи под предводительством девицы взошли по ступеням ветхой лестницы, которая, назло всем их предосторожностям, так истошно скрипела и трещала, словно в любое мгновение могла обрушиться.
— Кончится тем, что мы всю столицу перебудим, — прошипел разъяренный Карпофор.
— Это здесь, — указала девка.
Елеазар отшвырнул ее локтем, ринулся к двери и, переглянувшись напоследок со своим хозяином, повернул подковообразную дверную ручку. И ворвался в комнату.
Калликст вздрогнул и приподнялся на своем нищенском ложе, так что лампы стражников озарили его лицо:
— Елеазар? Живой?
— Да, несчастный! Я жив, и еще как! — захохотал управитель, скаля черноватые зубы. — Теперь-то мы можем свести наши счеты!
— Ты мне наверняка не поверишь, — вставая, промолвил фракиец, — но я рад узнать, что ты жив и здоров. Это для меня облегчение.
И стал спокойно надевать свою тупику. Его слова были правдой. Он почувствовал, что бремя угрызений каким-то образом свалилось у него с плеч.
— Ты, ты здесь... — бормотал Карпофор, все еще словно не веря. Префект теперь в свой черед вошел, оставив стражей на пороге комнаты.
— Да, господин Карпофор. Это и впрямь я.
Тогда Карпофор, как будто только и ждал этого мгновения, нанес своему рабу страшный удар, расплющив его нижнюю губу в кровавое месиво.
— Четыре года! Я четыре года предвкушал этот час!
Он перевел дух, мельком оглядел убогое логовище с затянутыми паутиной углами.
— Как вышло, что ты, умыкнув у меня целое состояние, ютишься в такой клоаке?
— Ответ прост: у меня больше нет ни одного асса из этой суммы, — отозвался Калликст, очень спокойный.
— Ни единого асса из трех миллионов сестерциев? Кому ты рассчитываешь заморочить голову такой чепухой?
— Он врет! — рявкнул Елеазар.
— Три миллиона триста двадцать шесть тысяч пятьдесят семь сестерциев, если быть совсем точным. Я потратил из них добрую часть. Остальное покоится на дне озера, в Александрии.
— Врет! — повторил управитель. — Хозяин, позволь мне им заняться. Я из него правду выжму.
— Три миллиона триста тысяч монет, восемьсот тысяч денариев на дне озера?
Мысль об этом утонувшем сокровище, похоже, потрясла Карпофора сильнее, чем сама по себе кража. Калликст пробормотал:
— Я в твоих руках, господин. Возвращаясь в Рим, я знал, какой опасности подвергаюсь. Но я был бы все же тебе признателен, если бы ты сказал, как нашел меня. Что бы там ни было, я ведь всего несколько часов назад добрался сюда.
— Благодаря откровенности твоей прекрасной подружки, — хихикнул вилликус, указывая на Элиссу, которая вместе со стражниками держалась поодаль.
— Элисса?..
— Похоже, ты когда-то произвел на нее большое впечатление.
«Элисса...» Калликст насупил брови, порылся в памяти. И тогда перед ним всплыл образ маленькой уличной девчонки, что так напомнила ему Флавию, и взбешенная физиономия Сервилия, сводника... Сильно побледнев, девица лепетала:
— После... после твоего ухода хозяин поймал меня и отнял золотое ожерелье, которое досталось мне благодаря твоей помощи. Что мне было делать?
Калликст горько усмехнулся:
— Может быть, что-нибудь другое придумала бы, чем доносить на бедного парня, который тебя поддержал.
Девица не сумела скрыть своего смятения, ей вдруг стало не по себе под его взглядом, высмотревшим ее в потемках. Конец ее замешательству положил Карпофор. С того мгновения, как он оказался со своим рабом лицом к лицу, он чувствовал, как в голове клубятся противоречивые мысли. Он звучным голосом приказал:
— Пусть меня оставят наедине с ним!
— Но, господин... — запротестовал Елеазар, вдруг забеспокоившись.
— Делай, что тебе сказано!
Дверь закрылась, эти двое остались одни. Они стояли в молчании, бледный мерцающий свет едва озарял их лица, и немало времени протекло, прежде чем прозвучало хотя бы слово.
— Тебя что-то заботит, господин? — внезапно бросил Калликст.
— Заботит?!
Префект заложил руки за спилу и принялся мерить комнату шагами, словно хищник, запертый в клетку. А фракиец продолжал:
— Я могу тебе помочь?
— Что?!
Карпофор замер на месте, будто окаменел:
— Это переходит всякие границы! Ты, в этом рубище, на пути в Аид, толкуешь о том, чтобы помочь — мне?
Вновь наступило молчание. Но на сей раз, префект нарушил его первым, пробормотав скороговоркой, почти стыдливо:
— И что хуже всего... и всего невероятней... что у меня действительно есть нужда в тебе...
Тогда фракиец отвел взгляд, предоставляя Карпофору объясниться:
— Да... Ты можешь похвалиться, дело свое провернул удачно. Никто бы меня ловчее не обставил, да еще в самый скверный момент, как раз когда ссудные проценты понизились, так что в опасности оказались даже владения куда позначительней моего.
Он развернулся на каблуках и вдруг сверх ожидания снова влепил фракийцу оплеуху:
— И это ты сделал, ты, которому я всецело доверял! По твоей вине мне пришлось допустить, чтобы моя ссудная контора погорела! Еще и поныне приходится ради обеспечения города продовольствием пускать в дело мои личные средства. А это разорительно! Чистое разорение!
— По-моему, ты немного слишком драматизируешь, — заметил Калликст, вытирая кровь, выступившую на разбитой щеке. — Тебе ведь случалось сталкиваться и со значительно более трудными положениями, и ты всегда выходил из них с прибытком.
— Все это было раньше! — воскликнул Карпофор, вздыхая, словно истомленный мученик.
— Раньше чего?
— Ну, до проклятия богов, может быть. Все идет плохо, Калликст. Повсюду. Города беднеют, рудники оскудевают, количество земледельцев уменьшается, и земли зарастают дерном. Все должности, вплоть до консульских, продажны. Бремя налогов без конца растет, и богачи предпочитают удирать в загородные поместья, лишь бы не вносить своей доли на общественные нужды. И сверх всего этого еще чума вернулась! Как в самые мрачные дни Марка Аврелия. В одном только Риме она каждый день убивает больше двух тысяч человек. Если так пойдет дальше — вся Империя скоро превратится в гигантский унылый пустырь, лишенный провианта. Он умолк, тяжко засопел, взгляд его подернулся туманом, толстые щеки посерели и подрагивали.
— И... что я могу для тебя сделать?
— Я бы должен был отдать тебя на съедение хищным зверям. Это было бы еще слишком малой платой за твое предательство. Но время слишком тяжелое, чтобы можно было себе позволять поспешные решения. Ты доказал свои способности — уже тем, что сумел выудить у меня эти три миллиона сестерциев, — доказал достаточно, чтобы стоило подумать, не взять ли тебя снова к себе на службу. Если ты мне поможешь поправить мои дела, я не только забуду о твоем преступлении, но дам тебе приличную сумму, с которой ты сможешь опять встать на ноги. Что ты об этом скажешь?
Калликст встал перед своим хозяином в вызывающую позу, подбоченясь. А сам подумал, ошеломленный: «В то время как я ждал кары, мне предлагают вознаграждение! Воистину неисповедимы пути Господни».
— Ну? — нетерпеливо подбодрил его префект.
— Мне жаль, господин. Но есть две причины, вынуждающие меня отклонить твое предложение.
— Какие? — взревел Карпофор.
— Ты, по-видимому, забыл, что я — собственность Марсии. Ты сам преподнес меня в дар первой женщине Империи, так что теперь использовать меня без ее согласия было бы с точки зрения закона ни больше, ни меньше как воровством. Но это еще не все. Надобно тебе знать, что я больше не смогу приносить такую пользу, как прежде. Мой новый господин, которому я взялся служить и отныне принадлежу, категорически запрещает вымогательство, шантаж, махинации с жильем и прочие злоупотребления, к которым ты меня так хорошо приспособил.
— Что еще за новый господин? Ты хочешь сказать, что у тебя есть и другой хозяин, кроме божественной Марсии?
Фракиец молча кивнул.
— Имя этого дерзкого безумца?
— Это господин не того рода, о каком ты подумал: я христианин.
Карпофор вдруг опустил глаза, стал качать головой и, казалось, как-то разом ослабел.
— Ты, значит, христианин...
Наступило молчание. Тяжелое, долгое, оно переполняло комнату. Глядя на префекта, можно было подумать, что он, сломленный, сейчас рухнет без чувств.
В конце концов, он, двигаясь с невероятной медленностью, поднялся, безмолвно побрел к двери, открыл се:
— Уведите его! Отправьте этого человека в тюрьму при форуме!
Тотчас четверо стражников окружили Калликста и без церемоний потащили за собой. Когда они проходили мимо Карпофора, тот процедил:
— На случай, если ты втайне рассчитываешь на вмешательство Амазонки, знай, что император осведомлен о твоих злодеяниях вплоть до малейших подробностей, и не кто иной, как он сам приказал разыскивать тебя по всей Империи. По нынешним временам на недобросовестность смотрят не более милостиво, чем на чуму. Из субъектов вроде тебя получаются отменные козлы отпущения.
Калликст ничего не ответил. Его взгляд встретился со взглядом Элиссы. Она опустила голову. Он мог бы поклясться, что она плачет.
Глава XLVI
Фуск Селиан Пуденс, префект города, в третий раз нервическим жестом положил свои стиль рядом с восковой табличкой.
Он все не мог набраться решимости скрепить своей подписью приказ, который, рассуждая логически, он должен был дать неизбежно.
Калликст... Это имя напоминало ему отроческие годы, дружбу, беспечность, собрания почитателей Орфея, часы жаркого юношеского общения. Оно же, увы, приводило па память скандал, разразившийся четыре года тому назад, он тогда стал главной темой городских пересудов: пресловутый крах Остийской ссудной конторы. Он-то и был поводом, в связи с которым Фуск узнал, кем на самом деле являлся фракиец. Конечно, в последнее время чутье подсказывало ему, что там есть некая тайна, однако скромность, принятая между почитателями Орфея, всегда побуждала его обуздывать желание побольше узнать о своем друге. Но, как бы там ни было, он ни на мгновение не мог бы себе представить, что в действительности Калликст всего-навсего простой раб, да к тому же вор.
Что же теперь делать? Карпофор, его собрат, ведающий анноной, сдал ему этого человека нынче утром, на ранней заре. На него, Фуска, как на городского префекта, возлагалась обязанность приговорить арестованного самому или передать в руки властителя, что одно и то же. Он вновь взялся за стиль и начал выписывать им какие-то буквы. Однако очень скоро, охваченный возмущением, яростно стер большим пальцем знаки, начертанные на мягком воске, и в который уже раз снова развернул папирус, содержащий сведения о деле Калликста. По сути, в чем его обвиняют? В том, что хитростью умыкнул у этого хорька Карпофора сколько-то миллионов сестерциев. Фуск должен был сознаться себе, что он находит этот поступок скорее похвальным! Был еще обман, он врал насчет своего происхождения. Но разве оказанные услуги не компенсируют этих поступков, причем с лихвой?
Борясь с одолевавшим его нервным возбуждением, Фуск позвал:
— Валерий!
Дверь распахнул какой-то легионер.
— Ступай-ка приведи мне раба, доставленного Карпофором.
Но не успел легионер отправиться выполнять приказ, как Фуск почувствовал новую вспышку еще более острого раздражения. Недаром отец всегда повторял ему: «Сначала жизнь, потом философия!» А он, Фуск, поступает совсем наоборот, особенно сейчас. Не станет он разыгрывать поборника справедливости. Нет, он сейчас же отправит кого-нибудь к Коммоду с докладом.
Легионер возвратился в сопровождении Калликста.
— Бесполезно, — буркнул Фуск, не поднимая головы. — Можешь отвести его назад в камеру.
А поскольку озадаченный легионер не двинулся с места, ему пришлось повторить приказ, но тут узник с легкой усмешкой пробормотал:
— Ты, Валерий, не ломай себе голову понапрасну: пути начальства неисповедимы.
Задетый за живое, Фуск поднял глаза и сурово посмотрел на него:
— На твоем месте я бы не расходовал своих сил на пустопорожнюю болтовню. Рискуешь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66