— Поскромиць! Ну и словечко придумала шляхта для своих посполитых!
— Словечко все равно что и оружие, которым пан польный гетман грозит украинским хлебопашцам. «Надо выбить из голов посполитых лайдацкую заразу! — говорит пан польный гетман. — Чтобы и внукам и правнукам неповадно было помышлять о хлопской воле…» Восстановили Кодацкую крепость! В Переяславе началось восстание, это не ложные слухи. Караимович успел убежать к коронному гетману, прихватив с собой двух казацких старшин. А Савве все же связали руки. Может быть, и голову снесут ему в казацком Круге Скидана…
Богдан терпеливо слушал писарей, составлявших казацкие реестры. Он внимательно прислушивался не только к словам, но и к интонациям их голоса. По тому, что и как говорили писаря, он составлял мнение не только о них, но и, главное, о духе, царившем в их полках.
«Poskromic! — это значит дать приказ войскам Короны уничтожить имущество казаков, их жен и детей. Но ведь казаки тоже не будут сидеть сложа руки!..»
И не только писаря реестровых казаков вели разговор об этом. Угрозы польного гетмана словно ветром разносились по всей украинской земле. Они передавались из уст в уста врагами и недругами народа. Однако порой говорили о них и сами посполитые…
По улице, словно ураган, пронесся отряд Белоцерковского казацкого полка. Впереди полка на резвом буланом коне скакал сам полковник.
— Полковник белоцерковцев помчался встречать польного гетмана! — крикнул кто-то из писарей, глядя в окно. Это уже не слух, передаваемый из уст в уста сотнями людей. Писаря воочию убеждались в этом.
Но Потоцкому тоже не безразлично, как встретят его белоцерковцы. С почетом или… как удар своей хлопской судьбы? Почти все хлебопашцы прячутся в своих дворах и украдкой выглядывают из-за угла, не приедет ли гетман.
— Может, и в самом деле не следует злить украинцев, навязывая им другую веру, не трогать их церковь, священников! А их военную силу, тех же реестровых казаков, уважаемый пан Николай, крепче прибрать к своим рукам, — говорил неугомонный, вездесущий комиссар сейма по казацким делам Адам Кисель, сопровождая Потоцкого со своими тремя сотнями вооруженных гайдуков. Почти все лето и осень он мотался по поручениям Потоцкого по украинским воеводствам, пока не пришлось бежать от взбунтовавшихся казаков на Левобережье. Кисель не только увещевал возмущенных украинцев, но и прислушивался к тому, о чем говорит этот пробудившийся люд, о чем мечтают посполитые на Украине.
— Надо искоренить, точно куколь на ниве, казачество, которое неимоверно разрослось на благословенных приднепровских землях!.. Пан Адам только и знает, что своей схизмой тешится, — снисходительно промолвил Потоцкий.
— А это тоже не большое утешение, одно только душевное беспокойство, беда моя, уважаемый пан Николай. Ведь вера наших предков, как хороший урожай, прости господи, делает добрее украинского хлебопашца. Она направляет его ум не на бунтарство, на добрые дела. Ведь они же рвут не читая богопротивные универсалы Скидана! А видите, какие они покорные в селах, стыдятся на глаза показаться, из окон да из-за углов выглядывают на панов.
Что мог возразить Киселю польный гетман? Он все время следил за дорогой. И выжидал, подавляя самолюбие, взбешенный событиями на Левобережье, выжидал! Может, быть, поэтому и в разговоре с Киселем больше соглашался или поддакивал невпопад. Верно, с молитвой легче было договариваться с простыми людьми, да и не только с украинцами.
Оглянулся назад: сколько можно окинуть взором — войска! И польские воины тоже недовольны, требуют выплаты жолда — содержания, даже поднимают бунтарские конфедерации. Но все же сейчас они идут за ним! И пойдут по его приказу усмирять украинское быдло, а военные трофеи будут им вместо жолда…
10
Но вот из-за холмов показались кресты белоцерковской церкви Марии Магдалины. И тут же польный гетман увидел — навстречу ему скакали около двухсот хорошо вымуштрованных казаков Белоцерковского полка. Полковник, возглавлявший почетный эскорт, стремительно выскочил на буланом коне на холм. Потоцкий еще не различал рыжих пятен на буланом. Но он отлично помнит их и дорисовывает в воображении, обрадовавшись. Следом за полковником — сотники, полковой есаул, хорунжий сотен стройной когортой резвых коней поддерживали Предслава Клиша в его стремлении угодить гетману.
Таким же строем, не отставая от старшин, скакали на конях две сотни лично подобранных полковником, надежных казаков. Иногда полковник Клиша оборачивался, окидывая взглядом стройные ряды конников. Поглядывал он и на хмурое небо — возможно, сетовал и на самого бога.
— Ветра бы посильнее да пыли побольше из-под конских копыт! Тогда мой отряд белоцерковского казачества показался бы гетману не горсточкой, а настоящим полком!
Но Потоцкий не слышал этих слов. Прибыв в Белую Церковь с не совсем мирными намерениями, он не ожидал от казаков такой встречи. Когда полковник остановил казаков и, подчеркивая уважение к гетману, лихо соскочил с коня, Потоцкий был польщен такой учтивостью. Полковник Клиша бросил поводья своему джуре и почтительно поклонился, приветствуя командующего польских войск.
Тщеславный гетман самодовольно улыбнулся.
Он придержал коня, важно оглянулся на свою свиту, словно хотел обратить ее внимание на то, с каким почетом его встречают. Полковникам, ротмистрам, сопровождавшим гетмана, особенно несдержанному Самойлу Лащу, показалось даже, что Потоцкий хочет соскочить с коня. Это было бы позором, унижением! Хотя полковник Белоцерковского полка тоже из шляхтичей и придерживается той же иезуитской морали креста и крови, но он всего лишь полковник украинского реестрового казачества.
Однако Николай Потоцкий не соскочил с коня. Он только еще выше поднял голову, унижая этим подвластного человека, представителя казацкой верхушки, хотя и лояльно относящегося к его карательной миссии на Украине!
— А нам передавали, будто бы пан Клиша направил людей в Млиев для переговоров с подлыми предателями, — изрек гетман, косо глядя на полковника.
— Да такие прорвутся куда угодно, вельможный пан гетман!.. Все это одна голытьба, как воры, улизнули без нашего разрешения. Они все уже исключены нами из реестров полка… — оправдывался полковник Клиша и ел глазами свысока смотревшего на него гетмана.
— На коня! Прошу пана полковника следовать за мной! — скомандовал гетман, будто проглотив и удовлетворение честолюбия.
Казаки полковника Клиша остолбенели, словно на них вылили ушат холодной воды. Гетман тоже почувствовал, что невежливо обошелся с казаками. Но было уже поздно… И Потоцкий взмахнул нагайкой — марш-марш!
А оскорбленные белоцерковцы резко развернули своих копей, горя желанием достойно ответить на унижение гетманом их полковника. Они вырвались вперед и галопом проскакали к городу, увлекая за собой и некоторых польских гусар. Казацкий полковник одобрил сумасбродство своих казаков, расценив это как протест за оскорбление. Пускай хоть такой, хоть незначительный, но все же протест!
Сам же Клиша… угодливо присоединился к пышной свите Потоцкого.
В Белой Церкви уже все знали о приезде главного усмирителя казаков. Кое-кто из, комиссии и писаря, составлявшие реестры казаков, вышли на улицу встретить представителя великой Польши в лице карателя, польного гетмана. Ведь он невесть что может подумать о тех, кто отсиживается в хатах, перешептывается!
— Ну что же, панове братья! Получается по-моему. Разве в такой обстановке можно составлять реестры по указанию его величества пана короля? Мне кажется, в Киеве будет сподручнее это делать… — вдруг произнес Хмельницкий, решительно поднимаясь из-за стола.
Сначала он даже не обратил внимания, когда кто-то из писарей или полковников сказал о приезде в город гетмана. Но что полковник Клиша встретил Потоцкого с таким почетом, показалось ему тревожным предостережением. Не бросить ли эту нудную работу по составлению реестра, выясняя всю подноготную казаков, устанавливая возраст и давно забытую фамилию их родителей? Но когда на улицу выбежали несколько писарей, челядинцы и некоторые полковники, генеральный писарь возмутился.
— Потоцкий ведь назвал Белую Церковь центром всего реестрового казачества, — возразил Хмельницкому кто-то из полковников.
— Коронный гетман и Киев считал наиболее надежным местом для реестра приднепровского казачества, уважаемые полковники! — возразил Богдан.
Вечером стало известно, что Потоцкий созывает совещание только старшин, находящихся в Белой Церкви вооруженных сил Польши. Пригласит ли он на этот совет и войскового писаря со старшинами реестрового казачества, никто не знал. Поэтому старшины не возражали, когда полковник Хмельницкий предложил им уехать в Киев.
Очевидно, Потоцкий ждал, что генеральный писарь сам явится к нему. По крайней мере чтобы засвидетельствовать свое уважение к особе, возглавляющей королевские войска на Украине.
Но Хмельницкий, наскоро собравшись, в тот же день выехал в Киев. Две подводы с новыми списками — реестрами казацкого королевского войска — ехали впереди. Хмельницкого сопровождал большой, хорошо вооруженный отряд чигиринских и лубенских казаков, полковников, писарей и представителей от каждого полка. Богдан ушел из Бедой Церкви, вставив ее в безраздельное господство польного гетмана. Ведь Потоцкий прибыл в войско, сосредоточившееся на Украине, для окончательного усмирения бунтарски настроенных казаков, оставшихся вне реестра. Он готовился учинить кровавую расправу над украинцами, о чем предупреждал казаков еще во время встречи с ними в Варшаве: «…Имущество ваше, жен и детей… сметет меч Короны!..»
Обещание короля довести реестр казаков до восьми тысяч человек вдруг потеряло свое значение не только для Богдана. Оно поблекло, как подрубленное или сбитое плетью деревцо! Победил не король, а шляхта, которая давно стремилась придушить мятежного украинского труженика.
11
Извиваясь, река несла свои воды на север. Она протекала по лесам и буеракам, по горным ущельям и долинам, пересекая курфюрстовские поля, через десятки государств и стран. И на всем ее пути дороги и тропинки по обоим берегам были усеяны вооруженными людьми. Многочисленные отряды воинов двигались вдоль многоводного Рейна, находя там пищу себе, пастбища для коней и надежную защиту.
Но разве убережешься от неожиданных встреч и столкновений с отрядами враждующих между собой армий иезуитов и северных их противников. Войска гарнизона побежденного Кельна выследили блуждавший по лесным дебрям междуречья потрепанный отряд Вовгура. На рассвете шведы, избалованные победами, напали на казаков.
Но как раз в это время снимался в поход отряд Вовгура. Неожиданно нагрянувшие шведские разведчики натолкнулись на мощный отпор. Вовгур первым бросился навстречу шведам, а следом за ним помчались казаки, жолнеры и чешские партизаны.
Два скакавших впереди всех шведских смельчака, даже не успев взмахнуть саблями, повалились на землю с рассеченными головами.
— К бою, братья! — воскликнул Вовгур, настигая третьего шведа.
И в еще не проснувшемся лесу забряцали сабли, заржали взбешенные кони. Отчаянные вопли шведов поднимали боевой дух у вовгуровцев. Никто из них не спрашивал, за что и за кого сражались. И тем и другим нужен был свободный путь на восток: нападающим — для завоеваний новых земель, казакам — для возвращения на Дунай, на Вислу, на Днепр!
Шведские разведчики с криком бросились наутек, к своим войскам на Рейне. Им показалось, что наскочили на целый полк воинов изменника графа Валленштейна.
Это неожиданное столкновение так и закончилось гибелью двух шведов.
Казаков же эта стычка еще больше насторожила, напомнила, что рейнская земля дышит духом войны, жестоким духом уничтожения.
— Надо быть всегда начеку, братья воины! Мы можем столкнуться и со значительно большими отрядами двух враждующих между собой цесарей: северного завоевателя Густава-Адольфа и иезуитского из Вены — Фердинанда. Поторопимся, братья, на восток, на Днепр!
— Куда именно? — интересовались казаки.
— На восток, говорю. Это не то что бежать куда глаза глядят, как разбойники! На восток — это в словацкую Братиславу!.. Главное — не сбиться с дороги. Казак Петрусь будет ехать впереди. Следите за Дунаем! — приказывал Вовгур. Теперь он уже без колебаний взял командование отрядом на себя. Голландия осталась далеко позади, осталась как горькое воспоминание!
И снова отряд блуждал по лесам, затем двигался по наезженным дорогам, направляясь на восток. Отдыхали недолго, старались не попадаться на глаза людям. В пути держались все вместе. Порой принимали в свой отряд какого-нибудь блуждавшего по бездорожью европейских междуречий беднягу чеха или поляка. Отряд странствующих вовгуровцев уже насчитывал более пятидесяти хорошо вооруженных конников.
— А как же быть с разведчиками, которых послали в Голландию узнать о судьбе Максима? — спрашивали воины. — Предлагаешь идти на восток, а как же с ними? Будем тут ждать от них вестей из Амстердама или помолимся за упокой их душ и двинемся через Чехию на Украину?
— И за упокой молиться не станем, и ждать здесь разведчиков не будем. Айда, братья, на Украину. Днепр нам покажет, как жить дальше, ожидая вестей о судьбе батьки Максима, — советовал друзьям Юрко Вовгур. Своим вниманием к товарищам, бесстрашием и воинственным пылом он вполне заслужил право быть старшим.
— Веди, брат Юрко, на Днепр! Оттуда и в самом деле нашему брату виднее, где искать казацкую долю, — один за всех ответил казак Петрусь. — Коль не сумели уберечь Максима во дворце герцога, так нечего теперь ждать его здесь, на таком бездорожье!..
Не молодой уже, участвовавший в нескольких походах казак Петрусь пользовался доверием и уважением всего отряда. Казаки держались вместе, они доверились сметливому лисовчику Вовгуру, надеясь, что он приведет их на родную землю. Продвигались осторожно, высылая вперед разведчиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74