https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/
однако стоило ему примириться с церковью, как он получил все, чего только мог пожелать.
Священники, посланные папой, объезжали города и деревни его владений, обещая отпущение грехов всякому, кто своими руками или деньгами поможет защищать Милан от отлученного императора. И тотчас же в столицу потекли, особенно из деревень, люди и продовольствие, деньги и оружие, так что скоро город уже мог бы выдержать долгую осаду.
Папские посланцы появились также и в Лимонте и стали призывать ее жителей вооружаться против Баварца. Надо ли говорить, с каким восторгом приняли их горцы, с какой радостью целовали они их руки и платье, какие почести им воздавали!
Все обитатели деревни, мужчины и женщины, сложив свой жалкий скарб, собрались уже двинуться в Милан, и потребовалось немало усилий, чтобы умерить их пыл, который вдали от родных мест, среди тягот осады, легко мог перейти в уныние и отчаяние. Отобрали лишь тех, кто способен был носить оружие, и поручили уже знакомому нам приходскому священнику вести их в Милан. Среди отобранных оказался и лодочник: его старая жена Марта была согласна остаться одна в осиротевшем доме, лишь бы ее муж мог идти туда, куда призывал его долг. И хотя вещей в доме было не бог весть сколько, она решила почти все отдать мужу, чтобы ему ни о чем не приходилось просить других. Так она вносила от своей бедности скромную лепту в общее дело, чтобы получить обещанное отпущение грехов. Но восхищенный ее поступком и сочувствовавший ее горю священник разрешил, а вернее, повелел ей следовать за мужем. Эта милость, оказанная ей одной из всех, кто добивался такого разрешения, ни у кого не вызвала ни слова недовольства: все понимали, что случай с бедной старухой был далеко не обычным, что ее несчастье и ее добродетели ставили ее в особое положение.
Маленький отряд направился в сторону Милана, везя с собой небольшой запас продовольствия, собранный в разоренной деревне, и оставив односельчанам лишь самое необходимое. В пути они встречали такие же отряды из соседних деревень, которые тоже шли к Милану, везя все оружие и продовольствие, какое только им удалось собрать.
Горожане радостно встречали всех вновь прибывающих. Жителей Лимонты тотчас же узнали по их знамени и поспешили проводить до дома графа дель Бальцо, где они должны были разместиться.
В доме графа дель Бальцо, располагавшемся невдалеке от ворот Альджизио, жили солдаты, которые должны были защищать эти ворота, а также охранять вал, называемый в наших местах «террасой», и ров, доходивший до Большого моста, где тогда были ворота Комачина.
Войдя в передний двор дома, лимонтцы увидели, что и сам двор и навесы по его сторонам заняты оружием, припасами и людьми. Устроившись в небольшой комнатке на первом этаже, добровольцы уселись на скамьи, расставленные вокруг большого стола, сложили оружие и приготовились было, выражаясь современным языком, заморить червячка, но в это время к ним спустился слуга и позвал священника с собой.
Когда его провели к графу, добрый пастырь низко ему поклонился и в ответ на его расспросы перечислил всех прибывших с ним односельчан.
— Хоть злая судьба и впутала меня в эту историю, — сказал граф, — все же у меня есть утешение, что я не один, а среди хорошо знакомых людей, среди друзей, которые, если понадобится, смогут меня защитить, потому что все эти разбойники, которых поселили в моем доме…
Когда я думаю, что Баварец может одержать верх, что дело уже идет к этому и что он узнает об отряде в моем доме, — представьте себе! Представьте только себе! — ведь он может подумать, что я их нарочно привел сюда, что это мне нравится!.. Боже, до чего я несчастен!.. Ах, мессер, если бы только мы могли вновь увидеть наши горы! — И он глубоко вздохнул.
Не желая открыто ему перечить, священник старался ободрить его, вселить в него уверенность, говорил, что император, конечно, будет отброшен, что он сам видел, как основательно готовится город к обороне. Но граф нетерпеливо перебил его:
— Что вы об этом знаете? Вы ничего не знаете… Ну да ладно. Для меня сейчас важно, чтобы вы как следует растолковали своим землякам, что они не должны меня покидать: ведь я тоже, так сказать, лимонтец… И присмотрите, чтобы в моем доме они ни с кем не затевали ссор. Народ тут собрался разный… Кстати, я должен вас предупредить, что среди прочего люда из монастыря святого Амвросия вы встретите здесь и некоторых из тех копейщиков, которые сожгли Лимонту, и я не хотел бы, чтобы наши начали сводить с ними счеты… Был бы здесь Лупо, он бы быстро с ними договорился, с этими солдатами, он бы навел порядок. Жаль, я не знаю, где он сейчас.
— Лупо? — сказал священник. — Мы только что встретили его здесь, за воротами, на маленькой площади. Он обучал отряд поселян обращению с мечом. Он даже проводил нас до ворот вашего дома, но войти не захотел. Он сказал, что вы ему это запретили.
— Это правда, — смущенно отвечал граф, — тут была одна неприятная история… но теперь… если бы он захотел прийти для того, о чем я вам говорил, я это ему охотно позволил бы.
— Раз так, — продолжал священник, — вы сейчас же можете послать за ним: его отыщут на площади, справа отсюда, около крепостных ворот — там, где большая новая церковь с красным фасадом…
— Это церковь святого Марка, — сказал граф, — да-да, не беспокойтесь, я все сделаю.
Тут же отрядили гонца, и вскоре появился Лупо, весьма довольный вновь обретенной милостью прежнего хозяина, а также возможностью повидать родных и друзей. Узнав, чего от него хотят, он сказал:
— Главное — это чтобы наши горцы сидели спокойно: им ведь сильно досталось. Ну, а солдатами я займусь. Неужели вы думаете, что они могут быть еще в обиде? Этого только не хватало! Да разве они правы?
Не теряя ни минуты, священник спустился вниз, чтобы подготовить своих земляков к примирению. Он не кончил еще говорить, как в комнату вошел Лупо, держа под руку Винчигуэрру. Следом шли все остальные, которые едва унесли ноги из Лимонты и вновь встретились с Лупо в Кьяравалле, где с ним чуть было не случилась уже известная нам неприятность.
Солдаты первыми закричали:
— Да здравствует Милан! Да здравствуют ополченцы из Лимонты!
Отчасти убежденные увещеваниями своего пастыря, отчасти растроганные словами и внешностью солдат, которые казались в этот миг такими искренними и миролюбивыми, горцы разом встали, и все обиженные и обидчики обнялись, забыв о былых оскорблениях и мщении, и заключили мир.
Не встал один лишь лодочник. Скрестив руки на груди, он по-прежнему сидел с хмурым и недоверчивым видом, и лицо его оставалось злобным и мрачным.
Винчигуэрра сразу узнал в нем «мужлана» (как он его называл), который завел Беллебуоно в западню. Он бесцеремонно похлопал его по плечу и сказал:
— А, уважаемый, и ты здесь?
Микеле не пошевелился, не ответил ни слова и только смотрел на него свирепым взглядом, каким сторожевые псы следят за волком.
— Ах ты шельма! — продолжал полушутливо солдат. — Ловко же ты нас провел россказнями о флоринах, за которыми отправился Беллебуоно и которые мы вроде бы должны были поделить между собой! Помнишь? Кто бы мог подумать, что мы снова увидимся? Гора с горой не сходится, а люди то и дело встречаются. Теперь у нас будет время…
— Ну что ж, — отвечал Микеле, подняв голову, — я здесь, чтоб проучить тебя и всех тех, кто стоит за тебя.
— Хо, хо! — вскричал солдат, заливаясь смехом. — Краб хочет ущипнуть кита! Послушай, мужик, что было, то прошло. Давай выпьем вместе… Что ты на меня так смотришь?
— Послушайте, — вмешался Лупо, — здесь все друзья, обнимите-ка и вы этого славного малого.
— Ты же знаешь, что нам говорил священник, — шептала тем временем на ухо упрямому старику его добрая жена. — Какой ты пример подаешь другим? Ведь ты здесь старше всех!
Тогда Микеле встал и с принужденным видом проделал все, что от него требовали, затем вернулся обратно и сел на прежнее место.
— Вот проклятый мужик! — сказал Винчигуэрра, отводя Лупо в сторону и прохаживаясь с ним по комнате. — Вместо того чтобы смириться, он еще нос задирает. Если бы не ты, я бы научил его хорошим манерам.
Лупо рассказал Винчигуэрре о несчастье старика, который потерял во время кораблекрушения единственного сына и с тех пор словно окаменел от горя. Священник тем временем, подойдя к Микеле, сообщил ему обо всем, что Винчигуэрра сделал Для Лупо, когда тот был в Кьяравалле у него в руках и готовился к смерти. Эти подробности, сообщенные одновременно и той и другой стороне, быстро оказали свое благотворное влияние на добрые, в сущности, сердца и солдата и лодочника, которые, встретившись через некоторое время посреди комнаты, бросились, не говоря ни слова, друг другу на шею и долго не разнимали объятий, к удовольствию присутствовавших.
Граф дель Бальцо прислал им несколько бутылок хорошего белого вина, и заключенный мир был скреплен добрыми пожеланиями, непрерывно звучавшими с обеих сторон. Вино было из Лимонты, и похвалы, которые оно заслужило от монастырских копейщиков, возможно, и не были бы приняты горцами за чистую монету, если бы от него осталась хоть капля; но все бутылки были выпиты до дна.
Глава XXI
Священнику из Лимонты граф отвел отдельную комнату и каждый день приглашал его обедать за своим столом В семейный круг графа была допущена и наша Марта, жена лодочника, которую поселили в комнатке неподалеку от Амброджо Она занималась домашними делами вместе с четырьмя-пятью женщинами, приглашенными в это огромное хозяйство, где непрерывно расстилались и застилались постели, стиралось белье, готовились обеды и мылась посуда для всех новых обитателей дома.
Добрая старуха вскоре снискала расположение семьи сокольничего: Марианна, Амброджо, Лупо и Лауретта полюбили ее и относились к ней как к родной, а она, вечно суетясь, за всем приглядывая и наводя, где надо, порядок, находила еще и время, чтобы поговорить с ними о родных горах и о родном озере.
С одним только Бернардо она никак не могла подружиться: этот глупец не только не изменил своих взглядов, но с еще большим упорством защищал императора и антипапу Боясь выйти на улицу, чтобы не лишиться головы из-за бредней, которые давно уже были не в моде, у себя дома он ни на минуту не переставал брюзжать, бушевать и приставать к родственникам, и гостье из Лимонты не меньше, чем другим, надоедали его ученые разговоры и раскольнические рассуждения.
Тем временем стали поступать известия о приближении армии императора — она насчитывала три-четыре тысячи всадников и бесчисленное множество пехотинцев. Кане делла Скала прислал ему четыреста солдат, многие гибеллины из разных городов Ломбардии и даже ряд могущественных семей из Милана подняли императорские знамена и выступили со своими вассалами на помощь Баварцу. Силы их были огромны, а осадные орудия наводили страх.
Как раз в это время из Лукки прибыл Пелагруа и, тайно посовещавшись с Лодризио, тут же уехал укреплять замок в Розате. Немного позже приехал другой посланец с письмами для наместника, и в городе распространилась весть о том, что Марко стал господином Лукки и окрестных земель. Легче вообразить, чем описать, с каким восторгом это известие было встречено в Милане. Все были уверены, что это необыкновенное событие явилось следствием тайного сговора с тосканскими гвельфами, который имел целью заманить императора в ловушку, и эта догадка укрепляла уверенность и мужество миланцев.
Прошел день, два, три, и из Монцы сообщили, что Людовик Баварский появился у стен города и что жители закрыли перед ним ворота. Миланцы днем и ночью несли караул на стенах и совершали обходы, выдвинули далеко вперед наблюдательные посты и передовые отряды, днем и ночью напряженно трудились, готовя метательные орудия и строя укрепления. Настало завтра, потом послезавтра, и вот, наконец, двадцать первого мая вдалеке появились императорские знамена. Казалось, это было целое море людей и бесконечная вереница коней и повозок.
В те времена Милан был окружен рвом, вырытым еще за полтора века до описываемых событий, когда город готовился обороняться от Фридриха Барбароссы . Это тот самый ров, который много лет спустя после событий, о которых мы рассказываем читателю, был заполнен водой и получил название Судоходного канала. На месте нынешних мостов в то время, то есть в 1329 году, находились главные и малые ворота города.
Вначале император разбил свой лагерь против Арочного моста, затем перенес его к воротам святого Амвросия, а сам со своим двором перешел в монастырь святого Витторе, находившийся тогда вне стен города как раз напротив упомянутых ворот. Осажденные миланцы видели по ночам, как в этом огромном здании пылали бесчисленные огни, слышали шум пиров, устраиваемых Баварцем, и старались попасть в монастырские строения из камнемета, установленного на башне, которая до сих пор возвышается рядом с мостом святого Амвросия. Когда это им удавалось, они издавали те странные крики, о которых сообщает историк Фьамма: «Пей побольше, лысый черт, на здоровье, хо-хо!»
Во время этой осады император двинул свои главные силы против предместья у ворот Тичино, рассчитывая захватить тамошние мельницы и заставить город сдаться из-за голода; однако именно эта часть города, благодаря предупреждению Марко, была укреплена лучше других. Последовали многочисленные стычки, однако миланцы не только не были вытеснены из предместья, но даже добились некоторых успехов.
Осада длилась уже больше месяца, когда однажды некий офицер сообщил Лупо, что этой ночью через ворота Альджизио в город ввезут продовольствие, недостаток которого уже начинал чувствоваться в Милане. Тогда он сам встал на стражу, чтобы опустить мост сразу же, как только будет подан условный сигнал. К этому времени Лупо уже возглавлял ополчение из Лимонты, и ему поручили охранять ворота Альджизио. Копейщиков же из монастыря святого Амвросия перевели отсюда в башню, стоявшую как раз напротив предместья у ворот Тичино, где больше всего чувствовалась нужда в дисциплинированных воинах, умевших обращаться с оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Священники, посланные папой, объезжали города и деревни его владений, обещая отпущение грехов всякому, кто своими руками или деньгами поможет защищать Милан от отлученного императора. И тотчас же в столицу потекли, особенно из деревень, люди и продовольствие, деньги и оружие, так что скоро город уже мог бы выдержать долгую осаду.
Папские посланцы появились также и в Лимонте и стали призывать ее жителей вооружаться против Баварца. Надо ли говорить, с каким восторгом приняли их горцы, с какой радостью целовали они их руки и платье, какие почести им воздавали!
Все обитатели деревни, мужчины и женщины, сложив свой жалкий скарб, собрались уже двинуться в Милан, и потребовалось немало усилий, чтобы умерить их пыл, который вдали от родных мест, среди тягот осады, легко мог перейти в уныние и отчаяние. Отобрали лишь тех, кто способен был носить оружие, и поручили уже знакомому нам приходскому священнику вести их в Милан. Среди отобранных оказался и лодочник: его старая жена Марта была согласна остаться одна в осиротевшем доме, лишь бы ее муж мог идти туда, куда призывал его долг. И хотя вещей в доме было не бог весть сколько, она решила почти все отдать мужу, чтобы ему ни о чем не приходилось просить других. Так она вносила от своей бедности скромную лепту в общее дело, чтобы получить обещанное отпущение грехов. Но восхищенный ее поступком и сочувствовавший ее горю священник разрешил, а вернее, повелел ей следовать за мужем. Эта милость, оказанная ей одной из всех, кто добивался такого разрешения, ни у кого не вызвала ни слова недовольства: все понимали, что случай с бедной старухой был далеко не обычным, что ее несчастье и ее добродетели ставили ее в особое положение.
Маленький отряд направился в сторону Милана, везя с собой небольшой запас продовольствия, собранный в разоренной деревне, и оставив односельчанам лишь самое необходимое. В пути они встречали такие же отряды из соседних деревень, которые тоже шли к Милану, везя все оружие и продовольствие, какое только им удалось собрать.
Горожане радостно встречали всех вновь прибывающих. Жителей Лимонты тотчас же узнали по их знамени и поспешили проводить до дома графа дель Бальцо, где они должны были разместиться.
В доме графа дель Бальцо, располагавшемся невдалеке от ворот Альджизио, жили солдаты, которые должны были защищать эти ворота, а также охранять вал, называемый в наших местах «террасой», и ров, доходивший до Большого моста, где тогда были ворота Комачина.
Войдя в передний двор дома, лимонтцы увидели, что и сам двор и навесы по его сторонам заняты оружием, припасами и людьми. Устроившись в небольшой комнатке на первом этаже, добровольцы уселись на скамьи, расставленные вокруг большого стола, сложили оружие и приготовились было, выражаясь современным языком, заморить червячка, но в это время к ним спустился слуга и позвал священника с собой.
Когда его провели к графу, добрый пастырь низко ему поклонился и в ответ на его расспросы перечислил всех прибывших с ним односельчан.
— Хоть злая судьба и впутала меня в эту историю, — сказал граф, — все же у меня есть утешение, что я не один, а среди хорошо знакомых людей, среди друзей, которые, если понадобится, смогут меня защитить, потому что все эти разбойники, которых поселили в моем доме…
Когда я думаю, что Баварец может одержать верх, что дело уже идет к этому и что он узнает об отряде в моем доме, — представьте себе! Представьте только себе! — ведь он может подумать, что я их нарочно привел сюда, что это мне нравится!.. Боже, до чего я несчастен!.. Ах, мессер, если бы только мы могли вновь увидеть наши горы! — И он глубоко вздохнул.
Не желая открыто ему перечить, священник старался ободрить его, вселить в него уверенность, говорил, что император, конечно, будет отброшен, что он сам видел, как основательно готовится город к обороне. Но граф нетерпеливо перебил его:
— Что вы об этом знаете? Вы ничего не знаете… Ну да ладно. Для меня сейчас важно, чтобы вы как следует растолковали своим землякам, что они не должны меня покидать: ведь я тоже, так сказать, лимонтец… И присмотрите, чтобы в моем доме они ни с кем не затевали ссор. Народ тут собрался разный… Кстати, я должен вас предупредить, что среди прочего люда из монастыря святого Амвросия вы встретите здесь и некоторых из тех копейщиков, которые сожгли Лимонту, и я не хотел бы, чтобы наши начали сводить с ними счеты… Был бы здесь Лупо, он бы быстро с ними договорился, с этими солдатами, он бы навел порядок. Жаль, я не знаю, где он сейчас.
— Лупо? — сказал священник. — Мы только что встретили его здесь, за воротами, на маленькой площади. Он обучал отряд поселян обращению с мечом. Он даже проводил нас до ворот вашего дома, но войти не захотел. Он сказал, что вы ему это запретили.
— Это правда, — смущенно отвечал граф, — тут была одна неприятная история… но теперь… если бы он захотел прийти для того, о чем я вам говорил, я это ему охотно позволил бы.
— Раз так, — продолжал священник, — вы сейчас же можете послать за ним: его отыщут на площади, справа отсюда, около крепостных ворот — там, где большая новая церковь с красным фасадом…
— Это церковь святого Марка, — сказал граф, — да-да, не беспокойтесь, я все сделаю.
Тут же отрядили гонца, и вскоре появился Лупо, весьма довольный вновь обретенной милостью прежнего хозяина, а также возможностью повидать родных и друзей. Узнав, чего от него хотят, он сказал:
— Главное — это чтобы наши горцы сидели спокойно: им ведь сильно досталось. Ну, а солдатами я займусь. Неужели вы думаете, что они могут быть еще в обиде? Этого только не хватало! Да разве они правы?
Не теряя ни минуты, священник спустился вниз, чтобы подготовить своих земляков к примирению. Он не кончил еще говорить, как в комнату вошел Лупо, держа под руку Винчигуэрру. Следом шли все остальные, которые едва унесли ноги из Лимонты и вновь встретились с Лупо в Кьяравалле, где с ним чуть было не случилась уже известная нам неприятность.
Солдаты первыми закричали:
— Да здравствует Милан! Да здравствуют ополченцы из Лимонты!
Отчасти убежденные увещеваниями своего пастыря, отчасти растроганные словами и внешностью солдат, которые казались в этот миг такими искренними и миролюбивыми, горцы разом встали, и все обиженные и обидчики обнялись, забыв о былых оскорблениях и мщении, и заключили мир.
Не встал один лишь лодочник. Скрестив руки на груди, он по-прежнему сидел с хмурым и недоверчивым видом, и лицо его оставалось злобным и мрачным.
Винчигуэрра сразу узнал в нем «мужлана» (как он его называл), который завел Беллебуоно в западню. Он бесцеремонно похлопал его по плечу и сказал:
— А, уважаемый, и ты здесь?
Микеле не пошевелился, не ответил ни слова и только смотрел на него свирепым взглядом, каким сторожевые псы следят за волком.
— Ах ты шельма! — продолжал полушутливо солдат. — Ловко же ты нас провел россказнями о флоринах, за которыми отправился Беллебуоно и которые мы вроде бы должны были поделить между собой! Помнишь? Кто бы мог подумать, что мы снова увидимся? Гора с горой не сходится, а люди то и дело встречаются. Теперь у нас будет время…
— Ну что ж, — отвечал Микеле, подняв голову, — я здесь, чтоб проучить тебя и всех тех, кто стоит за тебя.
— Хо, хо! — вскричал солдат, заливаясь смехом. — Краб хочет ущипнуть кита! Послушай, мужик, что было, то прошло. Давай выпьем вместе… Что ты на меня так смотришь?
— Послушайте, — вмешался Лупо, — здесь все друзья, обнимите-ка и вы этого славного малого.
— Ты же знаешь, что нам говорил священник, — шептала тем временем на ухо упрямому старику его добрая жена. — Какой ты пример подаешь другим? Ведь ты здесь старше всех!
Тогда Микеле встал и с принужденным видом проделал все, что от него требовали, затем вернулся обратно и сел на прежнее место.
— Вот проклятый мужик! — сказал Винчигуэрра, отводя Лупо в сторону и прохаживаясь с ним по комнате. — Вместо того чтобы смириться, он еще нос задирает. Если бы не ты, я бы научил его хорошим манерам.
Лупо рассказал Винчигуэрре о несчастье старика, который потерял во время кораблекрушения единственного сына и с тех пор словно окаменел от горя. Священник тем временем, подойдя к Микеле, сообщил ему обо всем, что Винчигуэрра сделал Для Лупо, когда тот был в Кьяравалле у него в руках и готовился к смерти. Эти подробности, сообщенные одновременно и той и другой стороне, быстро оказали свое благотворное влияние на добрые, в сущности, сердца и солдата и лодочника, которые, встретившись через некоторое время посреди комнаты, бросились, не говоря ни слова, друг другу на шею и долго не разнимали объятий, к удовольствию присутствовавших.
Граф дель Бальцо прислал им несколько бутылок хорошего белого вина, и заключенный мир был скреплен добрыми пожеланиями, непрерывно звучавшими с обеих сторон. Вино было из Лимонты, и похвалы, которые оно заслужило от монастырских копейщиков, возможно, и не были бы приняты горцами за чистую монету, если бы от него осталась хоть капля; но все бутылки были выпиты до дна.
Глава XXI
Священнику из Лимонты граф отвел отдельную комнату и каждый день приглашал его обедать за своим столом В семейный круг графа была допущена и наша Марта, жена лодочника, которую поселили в комнатке неподалеку от Амброджо Она занималась домашними делами вместе с четырьмя-пятью женщинами, приглашенными в это огромное хозяйство, где непрерывно расстилались и застилались постели, стиралось белье, готовились обеды и мылась посуда для всех новых обитателей дома.
Добрая старуха вскоре снискала расположение семьи сокольничего: Марианна, Амброджо, Лупо и Лауретта полюбили ее и относились к ней как к родной, а она, вечно суетясь, за всем приглядывая и наводя, где надо, порядок, находила еще и время, чтобы поговорить с ними о родных горах и о родном озере.
С одним только Бернардо она никак не могла подружиться: этот глупец не только не изменил своих взглядов, но с еще большим упорством защищал императора и антипапу Боясь выйти на улицу, чтобы не лишиться головы из-за бредней, которые давно уже были не в моде, у себя дома он ни на минуту не переставал брюзжать, бушевать и приставать к родственникам, и гостье из Лимонты не меньше, чем другим, надоедали его ученые разговоры и раскольнические рассуждения.
Тем временем стали поступать известия о приближении армии императора — она насчитывала три-четыре тысячи всадников и бесчисленное множество пехотинцев. Кане делла Скала прислал ему четыреста солдат, многие гибеллины из разных городов Ломбардии и даже ряд могущественных семей из Милана подняли императорские знамена и выступили со своими вассалами на помощь Баварцу. Силы их были огромны, а осадные орудия наводили страх.
Как раз в это время из Лукки прибыл Пелагруа и, тайно посовещавшись с Лодризио, тут же уехал укреплять замок в Розате. Немного позже приехал другой посланец с письмами для наместника, и в городе распространилась весть о том, что Марко стал господином Лукки и окрестных земель. Легче вообразить, чем описать, с каким восторгом это известие было встречено в Милане. Все были уверены, что это необыкновенное событие явилось следствием тайного сговора с тосканскими гвельфами, который имел целью заманить императора в ловушку, и эта догадка укрепляла уверенность и мужество миланцев.
Прошел день, два, три, и из Монцы сообщили, что Людовик Баварский появился у стен города и что жители закрыли перед ним ворота. Миланцы днем и ночью несли караул на стенах и совершали обходы, выдвинули далеко вперед наблюдательные посты и передовые отряды, днем и ночью напряженно трудились, готовя метательные орудия и строя укрепления. Настало завтра, потом послезавтра, и вот, наконец, двадцать первого мая вдалеке появились императорские знамена. Казалось, это было целое море людей и бесконечная вереница коней и повозок.
В те времена Милан был окружен рвом, вырытым еще за полтора века до описываемых событий, когда город готовился обороняться от Фридриха Барбароссы . Это тот самый ров, который много лет спустя после событий, о которых мы рассказываем читателю, был заполнен водой и получил название Судоходного канала. На месте нынешних мостов в то время, то есть в 1329 году, находились главные и малые ворота города.
Вначале император разбил свой лагерь против Арочного моста, затем перенес его к воротам святого Амвросия, а сам со своим двором перешел в монастырь святого Витторе, находившийся тогда вне стен города как раз напротив упомянутых ворот. Осажденные миланцы видели по ночам, как в этом огромном здании пылали бесчисленные огни, слышали шум пиров, устраиваемых Баварцем, и старались попасть в монастырские строения из камнемета, установленного на башне, которая до сих пор возвышается рядом с мостом святого Амвросия. Когда это им удавалось, они издавали те странные крики, о которых сообщает историк Фьамма: «Пей побольше, лысый черт, на здоровье, хо-хо!»
Во время этой осады император двинул свои главные силы против предместья у ворот Тичино, рассчитывая захватить тамошние мельницы и заставить город сдаться из-за голода; однако именно эта часть города, благодаря предупреждению Марко, была укреплена лучше других. Последовали многочисленные стычки, однако миланцы не только не были вытеснены из предместья, но даже добились некоторых успехов.
Осада длилась уже больше месяца, когда однажды некий офицер сообщил Лупо, что этой ночью через ворота Альджизио в город ввезут продовольствие, недостаток которого уже начинал чувствоваться в Милане. Тогда он сам встал на стражу, чтобы опустить мост сразу же, как только будет подан условный сигнал. К этому времени Лупо уже возглавлял ополчение из Лимонты, и ему поручили охранять ворота Альджизио. Копейщиков же из монастыря святого Амвросия перевели отсюда в башню, стоявшую как раз напротив предместья у ворот Тичино, где больше всего чувствовалась нужда в дисциплинированных воинах, умевших обращаться с оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43