В подворотнях рассекать — лучшего и не надо.
Я ничего не ответил, и он продолжил:
— Ты прости, что так неожиданно. Но и молчать дальше нельзя. Один человек в коме. Трое искалечены до конца жизни. Костей переломанных просто не сосчитать… Так нельзя, малой! Тобой уже интересуются фараоны. Я не хочу, чтоб ты стал убийцей. А если продолжать в том же духе, — очень скоро у тебя за душой будет труп. Я молчал.
— Извини за дерзость, малой. Но я понимаю, что тобой движет. Я выяснил все, что ты хочешь узнать. И пришел с поклоном. Пора обо всем договориться.
— Кто сдал отца? — наконец спросил я его. Убийца заявился к отцу только что не в спальню.
Наводка на дом главаря якудзы должна была стоить немало.
— Один вонючий ублюдок, за деньги, — ответил Сакадзаки. — Его имя тебе ничего не скажет, только уши замараешь. После того, что случилось, сразу исчез. Никто не знает куда.
— А кто ему заплатил?
— Это я тоже вычислил. Мелкая шайка безмозглых придурков. Эти бараны даже не поняли, с кем дело имеют. Дня через три будет разборка. Всех передавим как тараканов.
— Тогда я тоже пойду.
Сакадзаки уткнулся лбом в татами. Его слова зазвучали глуше, отдаваясь в соломенной циновке.
— Этого делать нельзя. Я пришел предупредить, чтобы ты больше нигде не светился. Наша братва помоложе засекла твой мотоцикл. И уже несколько дней следит за любым твоим шагом. Сам подумай: откуда я узнал, как тебя найти? Вот почему я не называю тебе имени этой вонючей шайки… Освежи свою память, малой. Или ты забыл, что сказал тебе перед смертью отец? А ведь это была его последняя воля!
— Я ничего не забыл, — сказал я. — Все так и будет. Но сперва кое-кто заплатит по счету сполна.
Он поднял голову и посмотрел на меня, словно прося прощения. И все-таки я заметил в этом взгляде что-то еще.
— Я знал, что ты так ответишь, — выдохнул он. — Но не предполагал, что так рано. Я думал просить тебя об этом лет через десять. Но прошу сейчас.
И он снова уткнулся головой в пол. Бездонная тишина пролегла между нами.
— Ладно! — сказал я наконец. — Хватит мордой пол подметать. Если на то пошло, давай так. Ты берешь меч, и я беру меч. Проиграешь — ведешь меня на разборку. Победишь — все будет так, как ты хочешь.
Мои слова совершенно не удивили его.
— Но я не вижу мечей, — сказал он спокойно.
Я мотнул головой в угол, где стоял деревянный меч.
— Еще один есть в шкафу.
— Возможно, кому-то из нас придется умереть, — добавил он, не меняясь в лице.
— Ничего, — сказал я. — Не жалко.
— Хорошо, — кивнул он. — Где?
— На берегу Тамагавы. Там склоны пологие, в самый раз.
В такси мы не сказали друг другу ни слова. Я вглядывался в темноту за окном, взвешивая собственные слова. Почему я предложил ему разобраться именно так? В памяти, одно за другим, проносились события последних двух лет. Двух долгих лет, из которых мы с ним не пропустили ни одного рассвета. Поначалу он выступал только в защите, но со временем я уже отражал его нападения. И к концу этого срока набил руку настолько, что выигрывал примерно одну схватку из трех. Но самое главное — я чувствовал, что готов к реальному бою. Сотни, если не тысячи раз отражал по-настоящему смертоносные удары профессионала. Даст бог, повезет и на этот раз. В реальном бою никто не присуждает победу при первом касании. Никто не сравнивает, задел ты противнику голову, руку или плечо. Завалить противника любым способом — вот и все твои правила. Завалить раз и навсегда, пусть даже ценой его жизни. Способен ли я? Может, как раз это мне захотелось проверить?
Выйдя из машины, мы все так же молча спустились на берег реки. Он поклонился мне. Я не ответил.
Было тихо. Только луна отражалась в еле слышно журчащей воде. Разувшись, мы стояли босиком на земле. И когда оба выставили мечи перед собой, он нарушил молчание.
— Ну что, не затек еще? — выдохнул он, точно сплюнул. — Давай-ка по-настоящему!
В ту же секунду я сделал выпад. Поскольку знал: упусти я этот шанс — другого может не подвернуться. И уже на третьем шаге раскроил ему череп слева. В миг удара я был абсолютно в этом уверен. Но тут же понял, что просто врезал по его мечу. Он нырнул назад, перехватил удар — и мой меч, кувыркаясь, полетел в небеса.
Под лязганье деревяшки, покатившейся по камням, я сполз на колени.
— Извини, — произнес Сакадзаки у меня за спиной.
— Да нет, — покачал я головой. — Я знал, что мне тебя не одолеть.
— Ну что ж, — сказал он. — Как ты и хотел, я заплатил по счету сполна. Теперь твоя очередь…
Я кивнул:
— Что обещал, то сделаю. Я выхожу из игры. Как и хотел отец. Остальное доделай сам.
— Все будет в порядке, не беспокойся. Только вот еще что. Теперь ты, малой, человек из другого мира. Пожалуй, нам не стоит больше встречаться…
— Да уж, — кивнул я. — Больше встречаться незачем.
Я стоял на коленях и слушал, как его шаги удаляются вверх по склону. Внезапно он остановился.
— Зимнее утро, малой! — донеслось до меня. — Вот что я вспоминаю. Как мы с тобой тренировались зимой в саду. Здорово! И как скрипела изморозь под ногами. Очень здорово… Мне повезло, что в моей жизни такое случилось. Я никогда этого не забуду.
Я стоял на коленях, уставившись в землю, залитую лунным светом. Его шаги удалялись все выше по склону, пока не затихли совсем. И осталась одна тишина.
Больше мы с ним не встречались ни разу. До тех самых пор, пока не столкнулись на заупокойной в доме у Исидзаки.
16
С тех пор, — я вытянул перед Охарой левую руку, — этот ожог и напоминает мне о том, как я убил своего отца.
Несколько секунд она разглядывала ожог, затем посмотрела мне в лицо. Закат за ее спиной догорел, и лишь яркий неон безуспешно пытался расцветить ночное небо своими примитивными узорами.
— Но все-таки, — возразила Охара, — вы же не сами его убили!
— Да какая разница? Пускай он умер не от моей руки. Но я же понимал, чем дело кончится, — а все равно выполнял его приказы как заведенный.
— Но может, он пытался таким образом спасти сына? Вы об этом не думали?
— Кто его знает… В те времена даже в самых жестких разборках якудза не поднимала руку на членов семьи. Было такое жесткое правило. Другое дело, что меня могли перепутать с молодыми бандитами. И как раз этого он мог опасаться. Не знаю. Сейчас уже гадать бесполезно.
— Что же вы делали дальше?
— Как видишь, умудрился дожить до преклонных лет. Хотя, конечно, образцовым членом общества меня назвать трудно… В школу я не вернулся.
Поработал в кафе, потом сдал экзамены о среднем образовании. Потом и в вуз поступил. Да к тому времени подыскал работу поинтереснее, вот и бросил учебу на середине. Наверно, я говорил тебе — устроился в «Фудзи-про». Небольшая фирма по изготовлению рекламных роликов. Давно уже разорилась…
— Но неужели бандиты, на которых вы нападали, не пытались вам отомстить? После всего, что вы с ними сделали…
— Нет, — покачал я головой. — Я и сам к этому готовился поначалу. Из кэндо ушел, но еще два-три года деревянный меч под рукой держал. Но ничего не случилось. Сначала сам удивлялся, но потом понял. Унаследовав власть, Сакадзаки наверняка заключил с ними какую-то сделку. Иначе на такую роскошь, как насморк, я бы сейчас не рассчитывал.
— Но зачем этот Сакадзаки явился на заупокойную службу нашего президента?
— Да откуда ж я знаю? О смерти Исидзаки он мог узнать из любой газеты, А мы с ним до этих пор вот уже тридцать лет не виделись. Хотя, конечно, узнали друг друга сразу…
— Вы с ним о чем-нибудь говорили?
— Обменялись приветствиями, и все. Парой фраз, не больше. Кажется, и не заметил никто.
— Ну хорошо, а почему вы решили рассказать об этом сейчас?
— По-моему, у меня в мозгах помутилось.
— То есть?
— Обычно я никогда не спрашиваю у человека о его прошлом, пока он сам рассказать не захочет. Например, та же Киэ Саэки сама о себе говорить начала, я ее за язык не тянул. И обычно с этим никаких проблем не возникает. В мозгах, я имею в виду… Но сегодня, когда Нами-тян стала отнекиваться, я вдруг тоже ее попросил. Это очень на меня не похоже.
— А я думала, вы просто меня выручали, разве нет?
— Ну, не знаю. Думай что хочешь, мне все равно… И вообще, я передумал. Вот тебе новый приказ начальства. Ступай-ка ты, милая, домой.
Она собралась что-то сказать, но я перебил:
— Вот и про бутик на Ногидзаке ты на ходу сочинила, верно же?
— М-да… Шестое чувство у вас что надо, шеф.
— Да какое к черту шестое? Тут и ребенок догадается. Хочешь врать убедительно — иди в ногу со временем. Двадцать первый век на носу! Цифру от аналога на глаз не отличить, а ты мне про бутики.
— Поняла, — слабо улыбнулась она в полумраке. — Учту, когда снова соврать захочется… В общем, если я вам больше не нужна, — ухожу. Но с одним условием.
— Знаю, знаю. Как только закончу с «Ёсинагой», пойду домой и лягу спать.
— Этого мало! До этого надо еще поесть как следует, а в постели укрыться двумя одеялами.
— Ладно. Уж постараюсь себя до могилы не довести. Высплюсь как полагается. Для ночных гостей сегодня, пожалуй, еще рановато.
Она покачала головой и поднялась с бордюра с довольно странным лицом.
— Ну, хорошо… Хотите, напоследок расскажу свое впечатление?
— Впечатление?
— Какой бы вы жизнью раньше ни жили, шеф, — лучшего начальства, чем вы, у меня не было никогда. И наверно, не будет. Если, конечно, не считать вашей манеры общаться… Вот такое впечатление.
Не представляя, что ей ответить, я неловко усмехнулся. Стоит ли за это благодарить? Тем более что она, скорее всего, права… Мы стояли перед Управлением нацобороны. Прохожих вокруг почти не было, лишь в квартальчике через дорогу закипала ночная жизнь. Я взглянул на ее недвижный силуэт — и зачем-то вдруг задал вопрос, зудевший у меня в голове еще с прошлого вечера:
— Раз у меня все равно в голове помутилось, позволь-ка спросить… У вас с мужем все нормально?
Я тут же пожалел о сказанном, но было поздно. Она рассмеялась:
— Да, у нас с мужем все замечательно!
— Извини. Сболтнул лишнее.
— Да ничего, я понимаю. Если б рассказала ему, что вчера было, он бы, наверно, здорово повеселился.
— Ух ты! Повезло тебе с мужем. Не ценишь…
— Не знаю. Даже если б я с вами целовалась, он бы точно так же себя повел. Так что кто кого не ценит — отдельный вопрос.
Она коротко поклонилась и зашагала по улице в обратную сторону. Какой-то молодой парень тут же окликнул ее, но она не отреагировала. Ее фигурка с гордо выпрямленной спиной влилась в толпу у перекрестка Роппонги и исчезла. Я глубоко вздохнул. Воистину, окружающий мир с каждым днем делался все непонятнее. А может, это я остановился в развитии и не поспеваю за мировой эволюцией?
Я поднялся с бордюра.
До фирмы «Ёсинага» я дошел за какие-то пять минут. На часах было без двадцати семь. Их офис располагался на первом этаже новенького роскошного билдинга. Принадлежало ли им это здание целиком, я не понял. В полусонном квартальчике довольно далеко от метро оно светилось яркими огнями: ребята явно не экономили на электричестве. В отличие от обычных риелторских контор на окнах не висело никаких плакатиков с предложениями об аренде. Над входом — неоновая вывеска: «Офисный дизайн и сделки с недвижимостью».
Стеклянные двери сами разъехались в стороны.
— Добро пожаловать! — прощебетал жизнерадостный голосок. За стойкой приема стояла девчушка в униформе. Двое мужчин за столами корпели над какой-то цифирью. Обычная контора, каких в этом городе миллионы.
Упреждая вопрос, я спросил ее сам:
— Президент Сугино у себя?
Мужчины подняли головы и посмотрели в мою сторону.
— У вас назначена встреча? — спросила она.
— Нет, ничего не назначено. Я его старый знакомый. Проходил мимо — дай, думаю, заскочу повидаться на пару минут…
— Господин Сугино вернется не раньше семи.
— Если можно, я подожду.
— Простите… С кем имею честь?
Я протянул ей визитку. Она отошла показать ее одному из мужчин. Тот поизучал визитку несколько секунд и наконец кивнул.
Девчонка вернулась.
— Подождите, пожалуйста, здесь, — пропела она и провела меня в комнатку рядом со стойкой. Пара диванов, между ними журнальный столик. Обычная клетушка для приема гостей. Очень скромно, ничего запоминающегося.
Любопытно, подумал я. В интернете они заявляют, что их специализация — «строительный сервис». Вывеска у входа — на порядок скромнее: «офисный дизайн». А закуток для гостей уже совсем простенький. Кто кого водит за нос? Ясно же, что простым смертным вроде Майка и Нами-тян здесь аудиенций не назначают…
Девчонка принесла мне зеленого чаю и вышла. Дверь за ней закрылась, и я остался один в странной комнате, где и взгляду не за что зацепиться.
От нечего делать я решил измерить температуру. Тридцать девять и три. Можно успокоить себя мыслью, что бывало и хуже. Для предстоящей встречи — не самый ужасный жар. Да и за оставшиеся пару часов до сна он вряд ли усугубится.
Измерив температуру, я снова не знал, чем заняться.
Хоть бы музыку включали, подумал я. Скажем, поп-музыку шестидесятых-семидесятых, как в баре у Нами-тян. Тогда бы я мог поразмышлять над словами песен. Вообще-то, в английском я полный профан, но в памяти много чего осталось. В том молодежном кафе на Сибуя-Коэн мне то и дело рассказывали, в какой песне о чем поется. Особенно старалась моя будущая, а теперь уже и бывшая жена Кумико, с которой мы вместе работали. Всякий раз, когда начиналась новая песня, она поднимала пальчик и спрашивала: «А эта — знаешь о чем?» И даже не подозревала, куда я мотаюсь каждый вечер после работы с деревянным мечом за спиной…
Дверь открылась.
В комнату вошли двое. На такое количество я, собственно, и рассчитывал. Мой приемчик со «старым знакомым» сработал как нужно.
Каждому из них было под шестьдесят, но внешне они являли собой абсолютную противоположность. Один был толще меня раза в два и пониже сантиметров на двадцать. Другой оказался худым как щепка и выше меня на полголовы.
— Простите, что заставили ждать! — произнес толстяк с формально-вежливой улыбкой на физиономии.
Оба вручили мне свои визитки. Толстяк оказался председателем совета директоров, президентом Норио Сугино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38