Ни к нашему с вами делу, ни к делам компании это уже не относится. Меня вообще лихорадит. Можно, я поеду домой?
— Что, так плохо?
— Ваше лицо перед глазами расплывается.
— Уф-ф… — выдохнул Санада и наконец кивнул. — Ладно. Иди отдыхай. Дел у тебя, я смотрю, почти не осталось.
— Почти? После того как ролик отменили, вообще делать нечего. Сегодня я приехал по вызову, за который уже отчитался. Чем еще прикажете заниматься в законный отгул?
Санада криво усмехнулся:
— Да езжай, черт с тобой…
— С удовольствием!
Когда я поднялся с места, он снова окликнул меня:
— Да! А где сейчас запись, которую тебе передал президент?
— Когда стало известно, что ролика мы не снимаем, я тут же отправил ее президенту по внутренней почте.
— Ах вот как…
Больше он не сказал ничего. Отвел глаза и уставился куда-то в пространство.
Я вышел из офиса и направился к станции метро «Синдзюку». Голова еще немного кружилась. Легкая слабость не отпускала. Лучи рассвета мягко ласкали лицо. Я шагал по весенней улице, свободный от всяких обязанностей, и уже от этого чувствовал себя лучше.
Войдя в метро, я сел на кольцевую Яманотэ. На станции «Эбису» пересел на линию Хибия и вышел на Хироо. Любоваться на цветущую сакуру было еще рановато, и я решил поразглядывать старенькие многоэтажки.
Выйдя из метро, я достал мобильный. Хоть Санада и выбросил копии, адрес я помнил. Позвонив в телефонную справочную, я запросил номер госпожи Киэ Саэки в районе Минатоку. «Такой не значится», — ответили мне. В последнее время все больше абонентов отказываются регистрировать в справочниках свои адреса.
Я зашагал в сторону Ниси-Адзабу. Очень скоро знакомое здание показалось перед глазами. Перейдя дорогу, я остановился у подъезда. Восемь этажей.
«Розовые холмы Гайэн-Ниси» выглядели куда обшарпанней, чем на видео. И пожалуй, еще пижонистей. Нечто вроде красотки, что когда-то соблазняла сотни мужиков, но теперь клевала носом в доме для престарелых. Такое вот здание.
Пятый этаж, сказал вчера Исидзаки, На пятом — три балкона. Каждый из них мог оказаться в кадре. Хотя ни на одном я не заметил щели, в которую мог бы провалиться ребенок. Изогнутые прутья перил, обвитые металлическими виноградными лозами. Надежные и прочные, на каждом из трех балконов. Стальные, как и сказал Санада. Цвет — тускло-зеленый. Плотные шторы на каждом окне не дают подглядеть, что внутри.
Было бы желание, с помощью компьютерной графики проделать в таких балконах щель — легче легкого. И если приспичит, достаточно лишь фотографии анфас, чтобы вставить туда кого нужно. Все остальное решают только время и деньги. Превратить этот дом в то, что я видел на записи президента, можно за две-три недели. Кто и зачем мог потратить на это столько денег и времени — загадка. Как и вопрос, откуда эта запись взялась у Исидзаки.
Сам Исидзаки о записи просил забыть. И явно хотел уничтожить пленку. Но в моем случае забыть не получается. Копия пленки пропала неизвестно куда. Почему Исидзаки повесился — тайна. Мало того, он за что-то меня поблагодарил. И его последние слова до сих пор отдаются эхом в ушах…
Я подошел к подъезду. Домофона в здании не было. Окошко консьержа задернуто занавеской. Наверняка откроется не раньше девяти. Я прошел мимо и направился к лифту.
На табличке двери все было так же, как я запомнил. Квартира 503, Киэ Саэки. Я посмотрел на часы. Восемь сорок. Может, для хождения в гости и рановато, но вряд ли кого-то разбужу. Я нажал на кнопку звонка и услышал, как в квартире зазвенел электрический колокольчик. Никто не ответил. Я подождал с минуту, нажал еще раз и потрезвонил еще немного. Безрезультатно. В такой ранний час квартира была пуста.
Я вернулся на первый этаж. Постучал в окошко консьержа. За окошком что-то задвигалось, занавеска отъехала в сторону. Седой как лунь старичок вытаращился на меня, и окошко наконец отворилось.
— Доброе утро, — учтиво произнес он. Голос был под стать выражению лица. Сплошные вежливость и достоинство.
Я сразу почувствовал себя маленьким человеком. Повстречайся мы в другой ситуации, я бы принял его за директора крупной фирмы.
— Чем могу быть полезен? — осведомился он все так же учтиво.
— Я хотел бы кое-что уточнить. Насчет госпожи Киэ Саэки из пятьсот третьей квартиры.
Вытянув подбородок, консьерж посмотрел на меня сверху вниз.
— У вас есть визитная карточка? — поинтересовался он.
Я послушно вручил ему визитку. Старик нацепил на нос очки в благородной серебристой оправе и зачитал себе под нос;
— Господин Хориэ, отдел рекламы, «Напитки Тайкэй»…
Он вопросительно поглядел на меня. «Ну, и?..» — читалось в его глазах.
— Насколько я слышал, госпожа Саэки — очень красивая дама, не так ли?
Это был пробный шар. Я никак не ожидал, что ответный удар будет сильным. Он выдержал паузу и солидно кивнул:
— О да, несомненно… А вы по какому вопросу?
— У госпожи Саэки есть ребенок, не правда ли?
— Есть. — В его голосе вдруг послышались металлические нотки. — Однако господин Хориэ не ответил на мой вопрос.
— Прошу прощения… — Мне вдруг почудилось, будто я разговариваю с управляющим пятизвездочного отеля. — Дело в том, что наша компания готовит рекламу в одном престижном журнале. Для этой рекламы мы ищем подходящую даму, желательно с ребенком. Госпожа Саэки — одна из возможных кандидаток на эту роль.
— Вот оно что… Но почему именно госпожа Саэки? Вы же о ней ничего не знаете.
Похоже, в прошлом этот старик был обычным салариманом.
— А это уже секрет фирмы, — широко улыбнулся я. Я пытался соответствовать его учтивому тону. Но, похоже, не преуспел. — Я собрал о госпоже Саэки самые положительные отзывы. Но лично с ней пока не встречался. И вот сегодня зашел к ней домой, но никого не застал. Вот и подумал: может быть, хоть вы мне чем-то поможете?
— Да что вы говорите.
— Вы не подскажете, сколько ей лет?
— Точно вам не скажу. Наверное, где-то за тридцать.
— А ребенку?
— Когда господин Масахико родился, я здесь уже работал… Считай, три года прошло.
Улыбка консьержа оставалась учтивой. Но я уже заметил в ней легкое раздражение. Трехлетнего ребенка он называл «господином». Бывает на свете учтивость, способная вывести из себя кого угодно.
— Похоже, это именно то, что нам нужно, — сказал я и скользнул взглядом по табличке слева от окошка: «Консьерж Минору Мацуока». Я невольно заразился его интонациями.
— У вас отличная память, господин Мацуока. Давно здесь работаете?
Явно привыкший к тому, чтобы его звали по имени, консьерж с важным видом кивнул:
— О да! Уже восемь лет.
— И госпожа Саэки жила здесь все это время?
— Да нет… Лет пять назад переехала.
— Вместе с супругом?
— Этим вопросом вы вторгаетесь в интим. Я не могу вам ответить.
— Да-да, конечно, — закивал я. — Значит, дома ее не застать?
— Почему же? К утру она обычно возвращается.
— К утру? То есть она здесь не ночует?
— Это тоже вторжение в интим,— улыбнулся он все так же любезно.
— Конечно-конечно, — повторил я. — Кстати, должен отметить — здесь вокруг очень красиво. Вроде и дом не новый, а с таким вкусом построен! Может, и мне квартиру снять? Сколько лет этому зданию?
— В этом году восемнадцать… Но квартиры у нас редко освобождаются. И за возраст здания скидок не делаем.
Я прекрасно понимал, о чем речь. Если бы он не заткнулся, следующей фразой было бы: «Клеркам уровня завсекциеи в этом доме жилья не предоставляют».
— Так, может, господин Мацуока — один из домовладельцев?
Впервые за весь разговор ему стало неуютно.
— Нет-нет! Что вы… Я здесь только служу.
— Вот как? — улыбнулся я. — Тогда не найдется ли у вас рекламных проспектов о продаже квартир? Желательно поновее. Вдруг найду что-нибудь подходящее.
Несколько секунд он изучал меня, склонив голову набок. Потом открыл ящик стола, достал какой-то проспект и протянул мне. Листовка трехлетней давности. Подражая консьержу, я с такой же неторопливостью пробежал по ней взглядом. Четырехкомнатная квартира с большой кухней, общая площадь — сто двадцать квадратных метров, сто восемь миллионов иен. С моей квартиркой на Готанде сравнится разве что возрастом, а по размерам — в несколько раз больше. За такую сумму можно купить с десяток клетушек вроде моей. Посредник в случае сделки — «Недвижимость Нидзё».
Я поднял голову.
— Так что же — господин Мацуока работает на «Недвижимость Нидзё»?
— Нет-нет! Моя фирма совсем небольшая. «Коммунальные услуги Нидзё»…
Улыбка на его лице не поблекла ни на йоту. Хотя и поменяла свое качество. За маской учтивости теперь скрывалось явное раздражение.
— Ну что ж… — сказал я. — Придется побеспокоить госпожу Саэки как-нибудь в другой раз. Хотя и стоит предупредить ее заранее. Вы не дадите мне номер ее телефона?
Старик задумался. Поможет ли он своей квартирантке — или, наоборот, навредит? Наконец он решился. Повернулся к списку жильцов на стене и внятно, с достоинством зачитал мне номер. В его устах даже обычные цифры звучали как стихи придворных поэтов.
Я записал номер в блокнот.
— Большое спасибо. Извините за назойливость.
— Ну что вы. Никаких проблем… — В его голосе слышалось явное облегчение.
Уже отвернувшись от окошка, я вдруг вспомнил:
— Да, еще! В последнее время здесь проводился какой-нибудь ремонт?
— Ремонт?
— Такое старое здание иногда требует ремонта, не правда ли? Если я вдруг надумаю купить здесь квартиру — кого мне об этом спрашивать, как не господина консьержа?
— Ну что же. Косметический уход, конечно, иногда требуется. Но не настолько, чтобы доставлять неудобства жильцам… Что же до капремонта, то в этом никакой необходимости нет. Здание построено крепко, на совесть.
— И никаких происшествий никогда не случалось?
— Каких еще происшествий?
— Ну, например, ребенок с балкона выпал, или перила балконные отвалились. Обычно после этого производят ремонт. У вас ничего такого не производилось?
Он изменился в лице.
— Простите, но это чья-то ошибка. Или кто-то на нас наговаривает. Здесь солидные апартаменты, а не какой-то паршивый клоповник!
— Вот как? Тогда, господин консьерж, позвольте вам кое-что подсказать.
— Что же?
— Нельзя говорить «вторгаетесь в интим». «Вторгаться» можно только в личную жизнь…
На этом я покинул «Розовые холмы». Окошко за моей спиной с треском захлопнулось. Не самый учтивый способ прощания.
Выйдя на улицу, я пожалел, что так обошелся со стариком. Все-таки самая большая гордость на закате его жизни — в том, что он служит в таких шикарных апартаментах.
С неприятным привкусом под языком я достал мобильник, раскрыл блокнот с телефоном Киэ Саэки и набрал номер. «Никого нет дома. Оставьте, пожалуйста, сообщение…» Я отключился и посмотрел на часы. Девять с мелочью.
Я набрал еще один номер. На сей раз ответили моментально:
— Алло! «Напитки Тайкэй»…
— Oxapa? Это я.
— Шеф? Чего это вдруг? — Ее голос меня успокоил. Хотя бы тем, что в нем не было ни капли учтивости. — Вы же сегодня отдыхаете! Мне Санада сказал. Температура высокая?
— Ерунда. Что там у вас происходит?
— Сплошной ужас.
— А конкретно?
— По всей фирме траур объявлен. Вечером во всех газетах некролог напечатают. Хотя день похорон еще не назначили. Текст некролога еще сочиняют. Копию я вам потом домой на факс отправлю, хотите?
— Да нет, не стоит, — ответил я. — Главное в некрологе — это заголовок… Опять вчера до последнего на работе сидела?
— А вы откуда знаете?
— Слухи ходят. Сидишь там каждый день допоздна и оплакиваешь своего шефа… Кто вчера к моему столу подходил?
Она удивилась:
— А вы откуда знаете?
— Да ничего я не знаю. Потому и спрашиваю.
— Он сам сказал, что ищет вас, и все колебался, не позвонить ли вам на мобильный…
— Кто? Исидзаки?
— Ну конечно. Часов в семь это было. Я так удивилась… А сегодня утром это собрание. Просто суперпопадалово… Ой. Я опять не так выражаюсь, да?
— Но зачем президент специально спускался к рекламщикам?
— Сама не пойму. Я уже одна оставалась. А он поболтал со мной о всякой ерунде и ушел. Спросил, как настроение у женщин в нашем отделе…
— Ну и что ты ответила?
— Сказала, что половина уволилась, а я собираюсь стать первой женщиной — президентом компании.
— М-да… Это было бы супермегапопадалово! Ну и что он тебе ответил?
— Ничего. Засмеялся только. Если честно, он мне всегда очень нравился.
— А где он при этом сидел?
— На вашем месте.
— А за это время ты выходила куда-нибудь?
— На кухню, кофе налить. А что?
— Да так. Все думаю о поведении человека накануне самоубийства. И зачем он, по-твоему, спускался в рекламный отдел?
— Ну, не знаю… Может, прошлое вспомнил? И решил побродить по местам, где когда-то работал? Я сейчас думаю — может, я вообще последняя, с кем он разговаривал?
— Очень возможно.
Я задумался. Значит, кассету забрал Исидзаки? Я вспомнил, как выглядела наклейка: «8 мм, копия»…
— Шеф! — окликнула Охара.
— Да?
— Вчера вы просили меня найти эти камеры. Так?
— Так. А в чем дело?
— Тогда же вы сказали, что потом расскажете о вашем последнем задании. Вы собираетесь выполнять обещания?
— Как-нибудь расскажу.
— Ну вот… Так потом или как-нибудь?
— Не вижу особой разницы… Ну, пока! Прежде чем прозвучала очередная жалоба, я отключился.
Я обошел «Розовые холмы» по периметру. Никто не вышел, никто не вошел. Лишь весеннее утро тихо растекалось по улицам.
Значит, дом Исидзаки где-то поблизости? — вдруг вспомнил я. Улица перед глазами вдруг задрожала. Но не от жаркого солнца. У меня снова раскалывалась голова. Поднималась температура, перед глазами все плыло. Идти пешком стало невмоготу, и я поймал такси.
Вернувшись к себе на Готанду, я выпил лекарство, прописанное врачом, снял костюм и тут же свалился в постель.
Возможно, оттого что проснулся ни свет ни заря, я обошелся без виски. Даже не измерив температуры, я улетел в сон примерно так же, как уносит по склону машину без тормозов.
8
На стене плясали блики огня. Красные, сумасшедшие блики.
Взгляд наткнулся на часы. Значит, закат. Неужели я провалялся в постели так долго?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38