Видимо, все из-за лекарства. Рубашка, которую я так и не снял, была мокрой от пота.
Шатаясь, я поднялся с постели. Снял рубашку. Вытерся полотенцем. Кажется, я сильно похудел.
Измерил температуру. По-прежнему за тридцать восемь.
Отыскав мобильник, я открыл блокнот и набрал номер Киэ Саэки. Автоответчик. Тот же механический голос, что и вчера.
Я подошел к двери, вытащил из щели вечернюю газету. Экономическую газету. Некролог Исидзаки разместили не только в «светской хронике», но и на первой странице. Не будь его гибель такой загадочной — черта с два бы они так старались.
В некрологе приводилась крайне туманная фраза Тадокоро:
Не могу разглашать посмертное письмо в мой адрес. Но, судя по его содержанию, президент Исидзаки обладал повышенным чувством ответственности. Проблемы нынешней экономической депрессии он воспринимал как свою вину. И поскольку часть ответственности за управление компанией, несомненно, лежит и на мне, я выражаю свое глубокое сожаление о случившемся.
Дальше шел комментарий о том, что, если к концу месяца балансовая прибыль «Напитков Тайкэй» уйдет в минус, компания останется без дивидендов. И что уже к двум часам дня акции «Тайкэя» резко упали. А в конце некролога сообщалось о заупокойной службе в доме Исидзаки сегодня ночью.
Я отшвырнул газету и осмотрел руки. Чуть выше локтя заметил красные пятна. Именно там меня позавчера сдавила ручища Майка Тайсона.
Я снова прокрутил в памяти вчерашний день. Когда я выходил от президента, Исидзаки окликнул меня. «Все собирался тебя спросить…» Почему он вдруг вспомнил то, что произошло двадцать лет назад? Неужели и правда лишь потому, что увидел меня опять?
Сегодня я собирался до вечера проваляться в постели, но теперь передумал. Достал новую рубашку, надел костюм. Отыскал в шкафу черный галстук. На заупокойную я еще успеваю. Если повезет, я наконец повстречаюсь с той, кого искал позапрошлой ночью. Возможно, она тоже прочитала некролог. Шансы, конечно, невелики, но кто знает…
Когда я вышел из метро, уже темнело. Вокруг были все те же кварталы Хироо, только дом Исидзаки находился в другой стороне. Точного адреса я не записывал, да этого и не потребовалось. Сразу за турникетами стояли молодые сотрудники компании с траурными повязками на рукаве. Низко кланяясь гостям, они объясняли дорогу к дому.
Я прошел вдоль набережной Арисугава, взобрался на холм. Начиная от германского посольства, вдоль дороги выстроились автомобили один дороже другого. Я свернул в переулок, прошагал еще немного — и вышел к японскому особняку, во дворе которого толпились люди. Вместе с двором этот особняк занимал столько же места, сколько моя многоэтажка.
Миновав ворота, я подошел к столику регистрации. Вручил конверт с памятным подношением, выложил на стол визитку. И тут над моим ухом прозвучал укоризненный голос:
— А бантик-то у вас напечатанный!..
Я поднял голову. За столом регистрации выстроились пять девушек в униформе. В том числе и Мари Охара. Черный костюмчик, едва заметная улыбка.
— Конвертик небось в переходе купили?
— А что, из перехода уже не годится? — обиделся я. — Ну и манеры тут у вас на приеме!
Охара строго улыбнулась.
— Спасибо, что пришли, — сказала она уже так, чтобы все услышали.
— Благовония еще не зажигали?
— Скоро. Сутры уже прочли.
Я кивнул и направился к дому.
В просторном садике, освещенном ритуальными светильниками, выстроилась изрядная очередь. На длинной доске, положенной у дверей дома, белела табличка: «Для обуви», а вдоль порога тянулась цепочка пластмассовых тапочек для гостей. В очереди у входа я заметил начальников высшего эшелона крупных компаний, чьи портреты так и мелькали в газетах.
Вскоре очередь пришла в движение. Когда подошел мой черед, я тоже разулся. Миновав прихожую, я очутился в просторном зале. Сразу напротив входа был установлен похоронный алтарь. Весь пол устилала белая ткань, точно скатерть на кухонном столе.
У входа в зал стоял Какисима. Каждому входящему он отвешивал низкий поклон. Увидев меня, он чуть заметно кивнул и лишь потом поклонился.
Цепочка людей с благовониями в руках постепенно продвигалась вперед. Президент Исидзаки тепло улыбался с фотографии на алтаре. Справа от алтаря на раскладных стульчиках сидели, насколько я понял, сын и невестка, брат Исидзаки с женой и президент «Продуктов Тайкэй» с супругой. Слева от алтаря — гендиректор Тадокоро и остальные члены совета. Кроме них, я не увидел ни одного знакомого лица.
Я поднес благовония, наскоро помолился и вышел.
За воротами дома я огляделся — и тут же заметил двух мужчин в черном. Они стояли по разные стороны улицы, неподвижные и едва различимые в темноте. Один курил сигарету. Они стояли, ничего не делая, и пристально изучали всех входящих и выходящих гостей. Что это за люди — сообразил бы даже ребенок. Стальной взгляд полицейского не перепутаешь ни с каким другим.
Я вернулся во двор. Молодые сотрудники, что встречали гостей на станции, уже примкнули к толпе коллег. Все ожидали каких-нибудь распоряжений. Но, кроме пяти девушек у столика регистрации, дел никому не нашлось, и парод бесцельно слонялся по двору. Я встал у крыльца, гадая, чем бы заняться.
Ко мне приблизилась чья-то тень, и я повернул голову. Томидзава. Второй человек в нашем отделе, которому предложили уволиться добровольно. Старше меня года на два или три.
— Господин Хориэ, — негромко обратился он ко мне. — Мои соболезнования. Вы уже поднесли благовония?
— Да.
— Н-да… Смелости вам не занимать.
— Это почему?
— Вообще-то, сотрудники нашего отдела еще ждут своей очереди… После родных и особо важных гостей. Хотя, конечно, жестких правил здесь не бывает…
— Ах да! — очнулся вдруг я. — Я и не подумал. Очень глупо с моей стороны.
— Да, кстати. Извините, что не ко времени… То, что вас снова берут на работу, уже решено?
Я покачал головой:
— Ничего подобного.
Он как-то судорожно вздохнул.
— Да… Нервы у вас что надо. А я сегодня в обед уже сбегал на биржу труда.
— Кажется, теперь это называют повеселее? «Здравствуй, новая жизнь» или что-то вроде?
Он горько усмехнулся:
— Да как ни называй. Суть не меняется.
— Значит, все-таки решили уйти?
— Да нет… Просто так сходил. На всякий случай. Меня ведь, если что, даже в филиал переводить не станут.
— Это почему же?
— Потому что я добровольно уходить отказываюсь! — горько улыбнулся он. — А на бирже у них все так чисто, опрятно. Атмосфера хорошая. Только в секции для тех, кому за пятьдесят, яблоку негде упасть… И даже внешне все на меня похожи. Заглянул в списки тех, кто ищет работу менеджера. Все просят зарплату чуть ли не вполовину меньше моей…
— Что, серьезно? Томидзава снова вздохнул:
— В общем, Хориэ, я вам завидую… — пробормотал он куда-то вбок.
— Почему?
— Я вот тоже в своем доме живу. Конечно, не сравнить с президентским. Но кредит за него еще выплачивать и выплачивать. Трое детей. Старший еще школу не закончил…
Не договорив, Томидзава махнул рукой и отошел. Я хотел было окликнуть его, но раздумал. Возможно, стоило бы передать ему слова Какисимы. О том, что через каких-то полгода найти работу станет еще труднее. Но у меня не было таких полномочий. Томидзава решал за себя. К каким бы выводам его это ни приводило.
Поток посетителей все не кончался. Но узнавал я лишь тех, с кем работал, когда был менеджером, или же больших начальников, с которыми когда-то пересекался.
Через час очередь поредела и воздух стал прохладнее. Меня снова знобило. Перед глазами опять поплыло. Но я молча терпел и ждал.
Внезапно я почувствовал легкое оживление вокруг. Словно от самых ворот повеяло чем-то странным. Я обернулся — и увидел, как во двор входит пожилой человек. Лет под шестьдесят. Двубортный костюм с иголочки. Седые волосы аккуратно собраны в хвост на затылке.
Финдиректор Одзаки, стоявший у ворот, мгновенно согнулся в поклоне. В его поклоне не было фальши — одно лишь безграничное уважение. Старик прошел во двор, а его телохранитель в черном пиджаке встал рядом с Одзаки у выхода.
Новый гость отметился за столиком регистрации и неторопливой походкой направился к дому, глядя прямо перед собой. Подойдя к дверям, он остановился рядом со мной и начал снимать ботинки, делая это чуть медленнее, чем нужно. И негромко пробормотал:
— Привет, малой.
— Малых по списку не значится, — ответил я.
— Вот как? Ну что ж, извини… Давненько не виделись, Масаюки!
— Да уж, — сказал я.
Каждый из нас продолжал смотреть в свою сторону.
— Надеюсь, у тебя все нормально? Сейчас много людей, толком не поговорить… Но будет время — как-нибудь поболтаем?
— Времени не будет.
— Да-да, конечно. Я понимаю. Прости старика, сорвалось. Не серчай…
Не сказав больше ни слова, он сунул ноги в тапочки и растворился в доме.
Я обернулся к выходу. Парочка за воротами застыла, пристально изучая двор. Сейчас их глаза чуть не сверлили дверной проем, в котором исчез седовласый. Телохранитель седого, подпирая ворота, пялился в пустоту, и в его глазах не читалось ни малейшего интереса к происходящему.
Я направился к столику регистрации и заглянул в список посетителей. Седой расписался размашисто и неразборчиво. Имя сочинил, фамилию оставил как есть.
Одзаки у ворот уже не было.
— Господин финдиректор! — вдруг послышалось у меня за спиной. Санада? Я и не заметил, что все это время он крутился поблизости. — Вы случайно не в курсе, кто этот седой господин?
Видимо, Одзаки подошел сюда с той же целью, что и я. Решив не оборачиваться, я стоял и слушал, как он небрежным тоном учит Санаду уму-разуму:
— Вообще-то я сам себе не поверил, пока в журнал не заглянул. Смотрю — точно! Я-то лично с ним не знаком. Но фигура известная! Это, брат, сам Дайго Сакадзаки. Глава группировки Сиода…
— Сиода? Банда якудзы?!
— Она самая… Одна из старейших в Японии. А он уже четвертый в династии. И теперь возглавляет не только Сиоду, но и весь клан Минамото.
— Минамото?! — Санада выпучил глаза. — Под которым весь район Канто?
— Эй, ты чего разорался? Прикуси язык! Или вон тот верзила тебе его мигом укоротит.
— Прошу прощения! — тут же притих Санада. — Но что этот мафиози делает на похоронах нашего президента?
— Не знаю, не знаю… Это уж не в моей компетенции. Я-то сразу почуял неладное. Не зря здесь полиция ошивается.
— Какая полиция?
— А вон те двое, за воротами. Каждого посетителя глазами ощупывают. Я еще до службы к ним подошел, спросил, что да как… Мы, говорят, участковые из Адзабу. Не волнуйтесь, дескать, мы вам не помешаем. Вежливо так ответили. Ну я и отстал. Хотя могу спорить: на самом деле эти парни из отдела по борьбе с бандитизмом.
— Ох… А я и не заметил. Но разве господин президент был связан с якудзой?
— Кто его знает. Еще в восемьдесят втором, после принятия поправки насчет сокайя, он официально заявил, что не имеет к якудзе отношения. Тогда его как раз избрали гендиректором… Может, за это ему в дом и подкидывали дохлых собак и кошек. Обычно так якудза своих предателей метит… Давно это было, я мало что знаю. Но слухи ходили. Может, из тех времен отголоски? Трудно сказать. Но о том, что их главный на поминки заявится, никто и подумать не мог! Такие птицы, как Сакадзаки, на людях светиться не любят…
— Что ж, он и правда такой великий?
— Какой есть. Мало того, что весь клан Минамо-то под себя подмял, так еще и сын самого Кётаро Сакадзаки! В этой стране ты не найдешь ни одного директора дзайбацу, который не знал бы его папашу. Да ты и сам небось о нем слышал, даром что начальник отдела…
Санада судорожно сглотнул.
— Да уж, слыхал. Самый великий сокайя, олигархов разводил. Когти даже в политику запустил. Кажется, у него еще кличка такая была — Фиксатор. Лет пять уж как на том свете…
— Точно. Когда помер, ему уже за девяносто было. Сынок сперва отцову банду возглавил, а потом и остальных под себя подмял. Уж не знаю, какими способами. Может, у них это по наследству передается… В общем, создал новый клан по модели кансайского. Клан Минамото работает очень гибко — хоть и контролирует ведущие корпорации страны, своих подопечных друг с другом не ссорит. Со всеми договаривается по-хорошему. А потому и с поличным их поймать очень трудно. Про папашу Кётаро какие только слухи не ходили! А наружу так ничего и не выплыло. Вот если б еще сынок вел себя, как родитель, и не высовывался, — всем бы проще было…
— Сын Фиксатора?! — ошарашенно пробормотал Санада и наконец заткнулся.
Девушки за столиком регистрации начали поглядывать в нашу сторону. С явно испуганными лицами. Похоже, уловили кое-что из этого разговора. По крайней мере, Охара точно подслушивала.
Одзаки ушел: за спиной постепенно затихли шаги. Вскоре его фигура вновь замаячила у ворот. И тут Санада заметил меня:
— А-а, Хориэ! Явился-таки? Что, уже выздоровел?
— Худо-бедно…
Санада собрался было что-то сказать, но тут же захлопнул рот. В дверях дома опять появился седой. Неторопливо обулся и так же медленно зашагал обратно к воротам. Одзаки снова отвесил ему поклон. Старик даже не повернулся. Когда он исчез, финдиректор выпрямился и шумно перевел дух.
Особо важные гости постепенно разъехались, и рядовые сотрудники выстроились в цепочку у входа. Я отошел от Санады и снова встал в очередь. Все-таки в доме по-прежнему дежурил Какисима, а в мой первый заход нам пообщаться не удалось.
— Шеф? Вы что, уже поправились?
Я обернулся. Охара стояла в очереди сразу за мной.
— Успею еще. А пока терплю.
— В живых останетесь?
— Да уж как-нибудь… Пропущу где-нибудь стаканчик да и спать завалюсь.
— Стаканчик? — Она покачала головой. — А завтра что делать будете?
— Не знаю пока. Посмотрю по самочувствию. Если с утра не выйду, отметь в расписании, что я взял выходной.
— Хорошо… Вам, кстати, сегодня в обед звонили.
— Кто?
— Какая-то женщина. Я сказала, что вы отдыхаете и я могу что-нибудь передать. Но она повесила трубку. Даже не назвалась…
— Сколько лет примерно?
— Не старушка. Но и не девочка.
— Что — женщина без возраста?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38