зеркало с полками для ванной комнаты
Наконец он поблагодарил собеседника и выключил трубку.
— Ну что, нашелся один! Мужик, который у этого Ёды был «эдвайзером»… Как это по-здешнему — завкафедрой, да? Тед Элмс. С отцом, похоже, на короткой ноге. Говорит, что, пока не спит, будет ждать звонка. Сам поговоришь?
— Да ты что? Я по-английски ни в зуб ногой! Охара протянула руку:
— Ну, давайте поговорю! Все-таки я получше Майка в ситуации разбираюсь…
У меня отвисла челюсть. До сих пор я ни разу не слышал, чтобы Охара разговаривала по-английски.
Заглядывая в бумажку, она как ни в чем не бывало набрала номер, выждала несколько секунд — и затараторила на таком английском, что я чуть не свалился с табурета.
Глядя на меня, Майк покатился со смеху.
— Если будет сдавать на «Тоэйк», баллов восемьсот пятьдесят отхватит, не напрягаясь!
— «Тоэйк»? А сколько там максимум?
— Девятьсот девяносто. Но для учебы и работы в Штатах достаточно семисот.
Болтая по телефону, Охара то и дело смеялась. Похоже, нашла с собеседником общий язык. Вплоть до шуток. Предоставив дело ей, я попросил еще пива.
— Послушай, Майк!
— Да?
— Должен признать, что ты ужасно симпатичный молодой человек. Аж страшно делается.
— Сейчас от скромности помру… Но, если честно, я такой далеко не со всеми.
— Но с нами ты возишься, как наседка с цыплятами. С чего бы, а?
— Да как тебе сказать… По-моему, мы с тобой одного племени.
— Одного племени?
— Ну да. Я от здешнего народу по цвету отличаюсь. Вот и ты такой же. Я, конечно, не о цвете кожи говорю. Ты внутри по цвету другой.
Он налил еще пива и мне, и себе. Охара продолжала трещать по-английски, как заправский радиодиджей.
— Кажется, заканчивают, — наконец сказал Майк.
Охара отключила трубку. Первым делом я, конечно, поинтересовался, откуда у нее такой отменный английский.
— Ходила на курсы, — скромно ответила она, и я подумал, что директор этих курсов может смело плакать от счастья.
Охара перешла к делу.
— Этот профессор Элмс — очень приветливый старичок, — сообщила она. — И веселый к тому же. Очень подробно мне все рассказал. «Эдвайзером» у Ёды он проработал с девяносто первого года по девяносто третий. На мой вопрос, что этот Ёда за человек, он ответил так: «Ну, достаточно талантливый, достаточно веселый… С окружающими ладил достаточно неплохо… Ни заклятых врагов, ни ярых поклонников не имел…» Еще немного помялся да и закончил: «В общем, человек достаточно приличный». А когда я спросила, что бы он сказал, если бы Ёда стал большим японским политиком, он ужасно развеселился. «Надеюсь, уже от одного присутствия в японской политике достаточно приличных людей ее самочувствие заметно улучшится». Ну, то есть профессор считает, что японской политикой занимаются недостаточно приличные люди…
— Полностью согласен с господином профессором.
— Но по-настоящему сильное впечатление Ёда произвел на него только однажды.
— Когда же?
— В девяносто втором году, когда в Луизиане застрелили японского студента. Помните, громкое дело было? Парнишка решил попугать друзей на Хэллоуин, но перепутал дом, и хозяин застрелил его из винтовки. Семья погибшего только через два года добилась, чтобы убийцу посадили. А поначалу суд признал его невиновным… Так вот. Сразу после этого и по Си-эн-эн, и по спутниковому телевидению японцы на чем свет стоит ругали американский закон, из-за которого у обычных граждан скопилось столько оружия. И только Ёда в своих передачах держался очень спокойно, будто ничего ужасного не произошло. Профессор Элмс вообще хорошо разбирается в японских реалиях. И поэтому страшно удивился, когда Ёда в одном из выступлений вдруг заявил, что в детстве сам не раз забавлялся стрельбой из пистолета…
— Хм-м? — промычал я, протягивая к ней руку. — Одолжи-ка мне трубочку!
— Куда это вы звонить собрались?
— Наконец-то захотел пообщаться с профессором Ёдой.
— С чего это вдруг?
— Гиперсуперновость. Похоже, процент якудзы в наших рядах несколько выше, чем я думал. Это тебе не пять процентов, как в пиве. Здесь уже, скорее, русской водкой попахивает…
15
Глядя на распечатку с резюме профессора Ёды, я набрал телефонный номер его кафедры. «Секудочку, — ответили в трубке. — Соединяем с его кабинетом». Наверное, не застану, подумал я — и ошибся. «Сэнсэй!» — позвал его какой-то молодой голос. Серьезная, видать, субординация в этом университете Эдо. Наконец сам сэнсэй подошел к телефону.
— Ёда слушает!
Я представился. При слове «Тайкэй» он сразу же вспомнил, кто я.
— А! Так это вы звонили насчет кончины президента Исидзаки?
— Совершенно верно, — ответил я. — Уж извините, что побеспокоил.
— Ничего страшного… Чем обязан на этот раз?
— Я по поводу одного нелепого слуха.
— Слуха? Какого же?
— Говорят, вашу кандидатуру выдвигают на выборы в Палату советников…
В трубке весело рассмеялись:
— Интересно! Кто же распространяет такую чушь? Вот недавно и газетчики то же самое спрашивали… Чего только не выдумают эти репортеры!
— Но я это услышал от знакомого.
— Вот как? И что это за знакомый?
— Этого я сказать не могу.
Он выдержал небольшую паузу, потом спросил:
— Ну, хорошо. Если вы считаете подобные, э-э… фантазии правдой, чего именно вы от меня хотите?
— Видите ли, сэнсэй, я ваш давний поклонник. Подумал — может, я мог бы вам чем-нибудь пригодиться? Вот и наш президент, пока жив был, очень вас уважал…
— Вы очень любезны, Но я занимаюсь академической деятельностью. И лезть в политику ни малейшего желания не испытываю.
— И все потому, что какой-то несчастный ролик не выйдет в эфир?
— Не понимаю… О чем вы?
— О возможности выпустить в коммерческой телерекламе фальшивую «хронику событий» с вашим
участием.
Снова пауза. Правда, на сей раз совсем другого характера.
— Прошу извинить, — сказал он. — Но для того, чтобы обсуждать нелепые слухи, я временем не располагаю. Прощайте!
— Но может, вам интересно узнать и другие нелепые слухи?
— ?..
— Говорят, что помимо академической деятельности сэнсэй также тесно сотрудничает с одной мафиозной организацией…
В трубке злобно хрястнуло, и связь оборвалась. Похоже, академических деятелей правилам хорошего тона не обучают.
В голове всплыла видеозапись, которую показывал Исидзаки. Финальная сцена с лицом Ёсиюки Ёды в лучах рассвета. Улыбка абсолютного блаженства на губах. Я сравнил эти мастерские кадры с его манерой швырять телефонную трубку. Небо и земля… Признаться, такого смятения от Ёсиюки Ёды я не ожидал.
— Ну, шеф? — спросила Охара. — Что-нибудь получилось?
— Долгого разговора не вышло. Но одну вещь я понять успел. Этот Ёда — и правда приличное черт-те что.
Она собралась было закидать меня вопросами, но тут за стойкой показалась Нами-тян.
— Эй… Что тут у вас происходит?
— Ничего особенного, — заверил я хозяйку. — Ведем научные дискуссии.
— Хм-м… Значит, малыш тебе уже все рассказал?
— А что он должен был рассказать?
Майк неловко улыбнулся й почему-то отвел глаза. Сестра же на братца даже не глянула.
— Ну он же у нас обратно в Штаты собрался, — ядовито улыбнулась она. — Экономику свою изучать. В последнее время только о ней и думает. Вы разве не об этом беседовали?
— Ну вот еще! — проворчал Майк. — Когда это я такое говорил?
— Ой, да ладно! Я что, не понимаю? Кто кричал «вернусь обратно ко всем чертям»?
Майк уставился в потолок и вздохнул. Я впервые заметил, каким ребенком он выглядит рядом с сестрой.
Охара, видимо, подумала о том же.
— Послушайте, — сказала она. — Я все время хотела спросить, но…
— Наверно, о нас с Майком?
— Но может, это невежливо?
— Если думаешь, что невежливо, то и не спрашивай.
Охара покраснела.
— Прошу прощения. Я просто подумала, что вы вместе так здорово смотритесь…
— Да брось ты, я же шучу. Мы уже привыкли. Оттого что мы с ним разного цвета, все вокруг стесняются спросить, что у нас за отношения. Даже когда узнают, что мы брат и сестра. Странные люди!
— Я тоже странный, — вставил я. — Но стесняться не буду. Интересно же, как такие сестры с братьями получаются. Может, расскажешь?
Нами-тян взглянула на меня и усмехнулась.
— А чего бы не рассказать? Хотя ничего тут интересного нет. Обычная серая жизнь…
И она рассказала, что когда-то ее мать развелась с японским мужем и уехала с дочкой в Америку. Давно, еще четверть века назад. Судя по всему, женщина была волевая. Получила второе образование и устроилась на работу в финансовую компанию. Но еще в университете познакомилась с чернокожим профессором по фамилии Вильяме и вышла за него замуж. Вскоре после женитьбы на свет появился Майк. Но их международный брак долго не продержался. После развода мать с детьми вернулась в Японию, а отца обязали выплачивать солидные алименты. Вильямсу пришлось оставить профессуру и заняться бизнесом. Поначалу все трое жили в Японии неплохо, ни в чем не нуждались. Но через несколько лет мать погибла в аварии. А еще через год брат с сестрой осуществили давнишнюю мечту матери — открыли свой бар, в котором играла ностальгическая музыка семидесятых. Чтобы открыть заведение, потратили часть наследства. А в последнее время Майк начал тратить все свободное время на чтение книжек по экономике. То ли через гены передалось, то ли звонки да письма от отца повлияли, но «малыш», похоже, увлекся этим всерьез. Сестра заметила, к чему все идет, и они стали всерьез подумывать о его возвращении в Штаты.
На этом Нами-тян закончила. Говорила она коротко и недолго, всего минут пять. Ни фамилии матери, ни своего настоящего имени не назвала. По ее будничному тону можно было подумать, будто такие истории случаются на свете сплошь и рядом.
Слушая ее рассказ, я вспомнил отношения Дзюнко Кагами и Киэ Саэки. Разница в возрасте у сестер была абсолютно такой же.
— Думаю, парню и правда стоит выучиться всерьез, — сказал я. — Это будет ему очень к лицу.
Нами-тян внимательно посмотрела на меня, но не нашла что ответить. Майк тоже молчал. В эту минуту в бар заявилась помощница-европейка.
— Привет, хозяйка! — крикнула она, и Нами-тян ушла с ней на кухню.
Я посмотрел на часы. Без десяти шесть. Пора открывать заведение. Собрав со стойки бумаги, я затолкал их в карман и окликнул Майка.
— Я смотрю, контора у этой «Ёсинага» — в районе Ногидзака. Это сразу напротив Управления обороны, верно? Как думаешь, там еще открыто?
— Да, обычно они до семи… А ты что, идти к ним собрался? Зачем?
— Да так… Раз уж все равно на Роппонги — загляну на всякий случай. На чашечку кофе с президентом Сугино.
— Да вы что, шеф? С температурой тридцать девять?! — вмешалась Охара. — Срочно домой — и спать! Иначе точно в ящик сыграете!
— Боюсь, что поспать мне сегодня уже не дадут… Она взглянула на Майка:
— О чем это он?
— Ну ты же слышала, как папаша сэнсэю звонил? — усмехнулся Майк. — Наживка заброшена. Рыбка плывет на крючок.
Я с интересом посмотрел на него. Проницательный парнишка, что и говорить… Но Охара по-прежнему не понимала. И тогда он объяснил:
— Когда люди, связанные с якудзой, попадают в какой-нибудь крутой переплет, на сцене должен появиться их босс, который решит все проблемы. Такой уж у них сценарий, всегда и везде… Только что по телефону папаша сильно напугал Ёсиюки Ёду. Значит, те, кому велено контролировать ситуацию, уже зашевелились и скоро полезут на свет, как осы из гнезда. Да и те красавчики, что вчера сюда заглядывали, вряд ли смолчали в тряпочку. Наверняка уже рассказали кому положено, чем дело кончилось, пускай и приврали чуток… А разузнать, где наш дядя живет, для ихнего брата — раз плюнуть! Так что спокойного сна ему желать пока бесполезно…
— Так что же, он позвонил, чтобы выманить из логова якудзу?!
Майк кивнул. Побледнев от ярости, Охара стрельнула по мне глазами:
— Что за глупости?! Вот уж не думала, что мой начальник — такой беспросветный идиот!
— Согласен, — поддакнул Майк. — Но в случае с папашей остается только рукой махнуть. Горбатого могила исправит…
— Кстати, — вклинился я. — Если до «Ёсинаги» на такси добираться, дорога сильно забита?
— Забита — не то слово, — ответил он. — Парализована. На такси — полчаса, не меньше. А пешком минут за пятнадцать дойдешь.
— Ладно, тогда прогуляюсь… — Я повернулся к Охаре. — Тебя, кстати, все это уже не касается.
— Как это не касается? Я же выполняю приказ!
— Какой еще приказ?
— Начальник отдела Санада велел мне принимать у вас дела. А вы хотите, чтобы я не знала, что происходит? Как же я буду разгребать завалы после задания, которое вам поручал сам президент?!
— Ладно, — вздохнул я обреченно. — Сделаем так. Раз уж ты принимаешь дела — завтра утром я тебе предоставлю подробный отчет. А сейчас ты пойдешь домой. На сегодняшний день пока еще я твой начальник. Так что слушай мою команду.
— Я поняла. Но до этой «Ёсинаги» я все-таки вас провожу. Заодно загляну в один бутик на Ногидзаке, давно собиралась…
— Это уже твои проблемы. Делай как хочешь. Я поднялся.
— Пиво было за счет заведения, — объявил Майк.
— Слабое место всех теоретиков, — покачал я головой и заплатил по счету.
Он вздохнул, но покорно взял деньги.
Я повернулся к выходу, но он окликнул меня:
— Поосторожней на улице. Сразу вряд ли что-нибудь случится, но как стемнеет — будь начеку. И не рискуй почем зря.
Я обернулся:
— Большего риска, чем на мотоцикле твоей сестренки, все равно не придумаешь!
— Это уж точно, — кивнул он, пряча улыбку. Когда я открывал дверь, нам в спину пропели гитары. Джим Кроче затянул свою нетленную «Time in a Bottle».
Вопреки ожиданию на улице было свежо. Полуденная жара растворилась бесследно.
— Просто волшебная парочка, — пробормотала Охара словно самой себе. — Редко бывает, чтобы брат с сестрой так дружили.
— Да уж, — согласился я. — Столько лет выживают спина к спине… Понятно, отчего насчет учебы в Штатах так колеблется.
Мы вышли на улицу Гайэн-Хигаси. Майк не ошибся: машины забили всю проезжую часть и застыли, как на фотографии. Солнце уже почти село. Вокруг, докуда хватало глаз, мелькала неоновая реклама, и лишь жидкая тьма в промежутках еще отливала красными сполохами в последних лучах заката.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Ну что, нашелся один! Мужик, который у этого Ёды был «эдвайзером»… Как это по-здешнему — завкафедрой, да? Тед Элмс. С отцом, похоже, на короткой ноге. Говорит, что, пока не спит, будет ждать звонка. Сам поговоришь?
— Да ты что? Я по-английски ни в зуб ногой! Охара протянула руку:
— Ну, давайте поговорю! Все-таки я получше Майка в ситуации разбираюсь…
У меня отвисла челюсть. До сих пор я ни разу не слышал, чтобы Охара разговаривала по-английски.
Заглядывая в бумажку, она как ни в чем не бывало набрала номер, выждала несколько секунд — и затараторила на таком английском, что я чуть не свалился с табурета.
Глядя на меня, Майк покатился со смеху.
— Если будет сдавать на «Тоэйк», баллов восемьсот пятьдесят отхватит, не напрягаясь!
— «Тоэйк»? А сколько там максимум?
— Девятьсот девяносто. Но для учебы и работы в Штатах достаточно семисот.
Болтая по телефону, Охара то и дело смеялась. Похоже, нашла с собеседником общий язык. Вплоть до шуток. Предоставив дело ей, я попросил еще пива.
— Послушай, Майк!
— Да?
— Должен признать, что ты ужасно симпатичный молодой человек. Аж страшно делается.
— Сейчас от скромности помру… Но, если честно, я такой далеко не со всеми.
— Но с нами ты возишься, как наседка с цыплятами. С чего бы, а?
— Да как тебе сказать… По-моему, мы с тобой одного племени.
— Одного племени?
— Ну да. Я от здешнего народу по цвету отличаюсь. Вот и ты такой же. Я, конечно, не о цвете кожи говорю. Ты внутри по цвету другой.
Он налил еще пива и мне, и себе. Охара продолжала трещать по-английски, как заправский радиодиджей.
— Кажется, заканчивают, — наконец сказал Майк.
Охара отключила трубку. Первым делом я, конечно, поинтересовался, откуда у нее такой отменный английский.
— Ходила на курсы, — скромно ответила она, и я подумал, что директор этих курсов может смело плакать от счастья.
Охара перешла к делу.
— Этот профессор Элмс — очень приветливый старичок, — сообщила она. — И веселый к тому же. Очень подробно мне все рассказал. «Эдвайзером» у Ёды он проработал с девяносто первого года по девяносто третий. На мой вопрос, что этот Ёда за человек, он ответил так: «Ну, достаточно талантливый, достаточно веселый… С окружающими ладил достаточно неплохо… Ни заклятых врагов, ни ярых поклонников не имел…» Еще немного помялся да и закончил: «В общем, человек достаточно приличный». А когда я спросила, что бы он сказал, если бы Ёда стал большим японским политиком, он ужасно развеселился. «Надеюсь, уже от одного присутствия в японской политике достаточно приличных людей ее самочувствие заметно улучшится». Ну, то есть профессор считает, что японской политикой занимаются недостаточно приличные люди…
— Полностью согласен с господином профессором.
— Но по-настоящему сильное впечатление Ёда произвел на него только однажды.
— Когда же?
— В девяносто втором году, когда в Луизиане застрелили японского студента. Помните, громкое дело было? Парнишка решил попугать друзей на Хэллоуин, но перепутал дом, и хозяин застрелил его из винтовки. Семья погибшего только через два года добилась, чтобы убийцу посадили. А поначалу суд признал его невиновным… Так вот. Сразу после этого и по Си-эн-эн, и по спутниковому телевидению японцы на чем свет стоит ругали американский закон, из-за которого у обычных граждан скопилось столько оружия. И только Ёда в своих передачах держался очень спокойно, будто ничего ужасного не произошло. Профессор Элмс вообще хорошо разбирается в японских реалиях. И поэтому страшно удивился, когда Ёда в одном из выступлений вдруг заявил, что в детстве сам не раз забавлялся стрельбой из пистолета…
— Хм-м? — промычал я, протягивая к ней руку. — Одолжи-ка мне трубочку!
— Куда это вы звонить собрались?
— Наконец-то захотел пообщаться с профессором Ёдой.
— С чего это вдруг?
— Гиперсуперновость. Похоже, процент якудзы в наших рядах несколько выше, чем я думал. Это тебе не пять процентов, как в пиве. Здесь уже, скорее, русской водкой попахивает…
15
Глядя на распечатку с резюме профессора Ёды, я набрал телефонный номер его кафедры. «Секудочку, — ответили в трубке. — Соединяем с его кабинетом». Наверное, не застану, подумал я — и ошибся. «Сэнсэй!» — позвал его какой-то молодой голос. Серьезная, видать, субординация в этом университете Эдо. Наконец сам сэнсэй подошел к телефону.
— Ёда слушает!
Я представился. При слове «Тайкэй» он сразу же вспомнил, кто я.
— А! Так это вы звонили насчет кончины президента Исидзаки?
— Совершенно верно, — ответил я. — Уж извините, что побеспокоил.
— Ничего страшного… Чем обязан на этот раз?
— Я по поводу одного нелепого слуха.
— Слуха? Какого же?
— Говорят, вашу кандидатуру выдвигают на выборы в Палату советников…
В трубке весело рассмеялись:
— Интересно! Кто же распространяет такую чушь? Вот недавно и газетчики то же самое спрашивали… Чего только не выдумают эти репортеры!
— Но я это услышал от знакомого.
— Вот как? И что это за знакомый?
— Этого я сказать не могу.
Он выдержал небольшую паузу, потом спросил:
— Ну, хорошо. Если вы считаете подобные, э-э… фантазии правдой, чего именно вы от меня хотите?
— Видите ли, сэнсэй, я ваш давний поклонник. Подумал — может, я мог бы вам чем-нибудь пригодиться? Вот и наш президент, пока жив был, очень вас уважал…
— Вы очень любезны, Но я занимаюсь академической деятельностью. И лезть в политику ни малейшего желания не испытываю.
— И все потому, что какой-то несчастный ролик не выйдет в эфир?
— Не понимаю… О чем вы?
— О возможности выпустить в коммерческой телерекламе фальшивую «хронику событий» с вашим
участием.
Снова пауза. Правда, на сей раз совсем другого характера.
— Прошу извинить, — сказал он. — Но для того, чтобы обсуждать нелепые слухи, я временем не располагаю. Прощайте!
— Но может, вам интересно узнать и другие нелепые слухи?
— ?..
— Говорят, что помимо академической деятельности сэнсэй также тесно сотрудничает с одной мафиозной организацией…
В трубке злобно хрястнуло, и связь оборвалась. Похоже, академических деятелей правилам хорошего тона не обучают.
В голове всплыла видеозапись, которую показывал Исидзаки. Финальная сцена с лицом Ёсиюки Ёды в лучах рассвета. Улыбка абсолютного блаженства на губах. Я сравнил эти мастерские кадры с его манерой швырять телефонную трубку. Небо и земля… Признаться, такого смятения от Ёсиюки Ёды я не ожидал.
— Ну, шеф? — спросила Охара. — Что-нибудь получилось?
— Долгого разговора не вышло. Но одну вещь я понять успел. Этот Ёда — и правда приличное черт-те что.
Она собралась было закидать меня вопросами, но тут за стойкой показалась Нами-тян.
— Эй… Что тут у вас происходит?
— Ничего особенного, — заверил я хозяйку. — Ведем научные дискуссии.
— Хм-м… Значит, малыш тебе уже все рассказал?
— А что он должен был рассказать?
Майк неловко улыбнулся й почему-то отвел глаза. Сестра же на братца даже не глянула.
— Ну он же у нас обратно в Штаты собрался, — ядовито улыбнулась она. — Экономику свою изучать. В последнее время только о ней и думает. Вы разве не об этом беседовали?
— Ну вот еще! — проворчал Майк. — Когда это я такое говорил?
— Ой, да ладно! Я что, не понимаю? Кто кричал «вернусь обратно ко всем чертям»?
Майк уставился в потолок и вздохнул. Я впервые заметил, каким ребенком он выглядит рядом с сестрой.
Охара, видимо, подумала о том же.
— Послушайте, — сказала она. — Я все время хотела спросить, но…
— Наверно, о нас с Майком?
— Но может, это невежливо?
— Если думаешь, что невежливо, то и не спрашивай.
Охара покраснела.
— Прошу прощения. Я просто подумала, что вы вместе так здорово смотритесь…
— Да брось ты, я же шучу. Мы уже привыкли. Оттого что мы с ним разного цвета, все вокруг стесняются спросить, что у нас за отношения. Даже когда узнают, что мы брат и сестра. Странные люди!
— Я тоже странный, — вставил я. — Но стесняться не буду. Интересно же, как такие сестры с братьями получаются. Может, расскажешь?
Нами-тян взглянула на меня и усмехнулась.
— А чего бы не рассказать? Хотя ничего тут интересного нет. Обычная серая жизнь…
И она рассказала, что когда-то ее мать развелась с японским мужем и уехала с дочкой в Америку. Давно, еще четверть века назад. Судя по всему, женщина была волевая. Получила второе образование и устроилась на работу в финансовую компанию. Но еще в университете познакомилась с чернокожим профессором по фамилии Вильяме и вышла за него замуж. Вскоре после женитьбы на свет появился Майк. Но их международный брак долго не продержался. После развода мать с детьми вернулась в Японию, а отца обязали выплачивать солидные алименты. Вильямсу пришлось оставить профессуру и заняться бизнесом. Поначалу все трое жили в Японии неплохо, ни в чем не нуждались. Но через несколько лет мать погибла в аварии. А еще через год брат с сестрой осуществили давнишнюю мечту матери — открыли свой бар, в котором играла ностальгическая музыка семидесятых. Чтобы открыть заведение, потратили часть наследства. А в последнее время Майк начал тратить все свободное время на чтение книжек по экономике. То ли через гены передалось, то ли звонки да письма от отца повлияли, но «малыш», похоже, увлекся этим всерьез. Сестра заметила, к чему все идет, и они стали всерьез подумывать о его возвращении в Штаты.
На этом Нами-тян закончила. Говорила она коротко и недолго, всего минут пять. Ни фамилии матери, ни своего настоящего имени не назвала. По ее будничному тону можно было подумать, будто такие истории случаются на свете сплошь и рядом.
Слушая ее рассказ, я вспомнил отношения Дзюнко Кагами и Киэ Саэки. Разница в возрасте у сестер была абсолютно такой же.
— Думаю, парню и правда стоит выучиться всерьез, — сказал я. — Это будет ему очень к лицу.
Нами-тян внимательно посмотрела на меня, но не нашла что ответить. Майк тоже молчал. В эту минуту в бар заявилась помощница-европейка.
— Привет, хозяйка! — крикнула она, и Нами-тян ушла с ней на кухню.
Я посмотрел на часы. Без десяти шесть. Пора открывать заведение. Собрав со стойки бумаги, я затолкал их в карман и окликнул Майка.
— Я смотрю, контора у этой «Ёсинага» — в районе Ногидзака. Это сразу напротив Управления обороны, верно? Как думаешь, там еще открыто?
— Да, обычно они до семи… А ты что, идти к ним собрался? Зачем?
— Да так… Раз уж все равно на Роппонги — загляну на всякий случай. На чашечку кофе с президентом Сугино.
— Да вы что, шеф? С температурой тридцать девять?! — вмешалась Охара. — Срочно домой — и спать! Иначе точно в ящик сыграете!
— Боюсь, что поспать мне сегодня уже не дадут… Она взглянула на Майка:
— О чем это он?
— Ну ты же слышала, как папаша сэнсэю звонил? — усмехнулся Майк. — Наживка заброшена. Рыбка плывет на крючок.
Я с интересом посмотрел на него. Проницательный парнишка, что и говорить… Но Охара по-прежнему не понимала. И тогда он объяснил:
— Когда люди, связанные с якудзой, попадают в какой-нибудь крутой переплет, на сцене должен появиться их босс, который решит все проблемы. Такой уж у них сценарий, всегда и везде… Только что по телефону папаша сильно напугал Ёсиюки Ёду. Значит, те, кому велено контролировать ситуацию, уже зашевелились и скоро полезут на свет, как осы из гнезда. Да и те красавчики, что вчера сюда заглядывали, вряд ли смолчали в тряпочку. Наверняка уже рассказали кому положено, чем дело кончилось, пускай и приврали чуток… А разузнать, где наш дядя живет, для ихнего брата — раз плюнуть! Так что спокойного сна ему желать пока бесполезно…
— Так что же, он позвонил, чтобы выманить из логова якудзу?!
Майк кивнул. Побледнев от ярости, Охара стрельнула по мне глазами:
— Что за глупости?! Вот уж не думала, что мой начальник — такой беспросветный идиот!
— Согласен, — поддакнул Майк. — Но в случае с папашей остается только рукой махнуть. Горбатого могила исправит…
— Кстати, — вклинился я. — Если до «Ёсинаги» на такси добираться, дорога сильно забита?
— Забита — не то слово, — ответил он. — Парализована. На такси — полчаса, не меньше. А пешком минут за пятнадцать дойдешь.
— Ладно, тогда прогуляюсь… — Я повернулся к Охаре. — Тебя, кстати, все это уже не касается.
— Как это не касается? Я же выполняю приказ!
— Какой еще приказ?
— Начальник отдела Санада велел мне принимать у вас дела. А вы хотите, чтобы я не знала, что происходит? Как же я буду разгребать завалы после задания, которое вам поручал сам президент?!
— Ладно, — вздохнул я обреченно. — Сделаем так. Раз уж ты принимаешь дела — завтра утром я тебе предоставлю подробный отчет. А сейчас ты пойдешь домой. На сегодняшний день пока еще я твой начальник. Так что слушай мою команду.
— Я поняла. Но до этой «Ёсинаги» я все-таки вас провожу. Заодно загляну в один бутик на Ногидзаке, давно собиралась…
— Это уже твои проблемы. Делай как хочешь. Я поднялся.
— Пиво было за счет заведения, — объявил Майк.
— Слабое место всех теоретиков, — покачал я головой и заплатил по счету.
Он вздохнул, но покорно взял деньги.
Я повернулся к выходу, но он окликнул меня:
— Поосторожней на улице. Сразу вряд ли что-нибудь случится, но как стемнеет — будь начеку. И не рискуй почем зря.
Я обернулся:
— Большего риска, чем на мотоцикле твоей сестренки, все равно не придумаешь!
— Это уж точно, — кивнул он, пряча улыбку. Когда я открывал дверь, нам в спину пропели гитары. Джим Кроче затянул свою нетленную «Time in a Bottle».
Вопреки ожиданию на улице было свежо. Полуденная жара растворилась бесследно.
— Просто волшебная парочка, — пробормотала Охара словно самой себе. — Редко бывает, чтобы брат с сестрой так дружили.
— Да уж, — согласился я. — Столько лет выживают спина к спине… Понятно, отчего насчет учебы в Штатах так колеблется.
Мы вышли на улицу Гайэн-Хигаси. Майк не ошибся: машины забили всю проезжую часть и застыли, как на фотографии. Солнце уже почти село. Вокруг, докуда хватало глаз, мелькала неоновая реклама, и лишь жидкая тьма в промежутках еще отливала красными сполохами в последних лучах заката.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38