Мой статус высвечивался все четче: я была отдыхом он непростых, видимо, отношений с женой, несмотря на всю родственность душ.
Но и еще одну вещь поняла я, которая, отчасти, подсластила пилюлю моих горьких размышлений: он рассказал мне правду о себе, потому что не расценивал наш альянс как короткую интрижку. Желая проверить свою догадку, я спросила, как он думает, долго ли мы будем вместе. Я думаю, долго, — ответил мне он, вселив в меня радость и успокоение.
Эта ночь, согретая теплом взаимного доверия и душевной близости, была еще лучше первых. Мы не занимались сексом, мы любили друг друга, и это было еще прекраснее и мощнее.
Но наступило утро, мы опять расстались под его обещание появиться, как только появится возможность. Я снова вернулась к своей жизни: училась, шила, съездила к Мишке…Узнала, что Сережа вернется только в июле.
К началу мая сомнений у меня не оставалось: я была беременна.
Эпизод 18.
Приведение дома и жизни в порядок заняло у меня три дня. У мужа были отгулы, он мог и мне помочь, и с детьми побыть, а потому справились мы с ним быстро — обычно, эта работа растягивалась у меня дней на десять, а то и на две недели. Все эти дни меня не оставляла мысль о соседке — где она и что с нею. Во дворе было еще пустовато — не все вернулись с дач — поэтому спросить о ней было не у кого. Пару раз я звонила ее дочери, но трубку никто не брал, из чего я заключила, что они все еще в деревне.
Работа не мешала вспоминать наши последние встречи перед моим отъездом на юг и ее прерывающийся слабый голос, я его, словно наяву слышала, так запала мне в душу последняя услышанная мною порция ее воспоминаний.
— Самое странное, что у меня тогда не было обиды на Евгения. Скорее, я была возмущена своей судьбой, не понятно за что, выпавшей мне. Он проводил меня в больницу и забрал вещи — его жена и дочь уехали на лето, и он мог располагать собой. После больницы он пару раз приходил ко мне, потом уехал в очередную командировку, а у меня начались каникулы, и я поехала домой. Сережа должен был прийти из плавания через месяц. Этот месяц я провела со всей семьей на даче, постепенно приходя в себя. Выглядела я не слишком здоровой, поэтому за мной ухаживали, не задавая вопросов, а я казнилась, меня мучила совесть за то, что я позволила себе дурные мысли об этих добрых и порядочных людях.
Встречи с Сережей я очень боялась, но, как оказалось, совершенно напрасно. Мы встречали его в порту, и я была просто счастлива увидеть его после длинного перерыва. Он тоже был рад, все между нами было, как всегда — дружеские теплые отношения, приятный секс, покой и тишина.
Мы с ним съездили на юг, потом он снова ушел в плавание, купив нам с Мишкой путевки в Варну. Мишка согласился поехать к морю только потому, что Сережа ему сказал, что мне нужно как следует погреться, а одну он меня отпускать не решается — кто же меня защищать будет. Я наслаждалась покоем, морем, солнцем, отсутствием знакомых, обществом сына. Ему вдруг понравилось на море, и он заявил, что теперь всегда будет ездить с нами.
Домой мы вернулись черные, как негры, гордо выслушали восторженные охи и ахи бабок, еще неделю пожили на даче и вернулись в город — приближалось 1 сентября, Мишка шел в первый класс, и нужно было подготовиться к этому замечательному событию. Ему было только шесть лет, но он уже читал и считал, поэтому было решено не держать его лишний год дома, а выиграть этот год для поступления в институт, на тот случай, если вдруг он не поступит в первый раз. Мы не хотели, чтобы он терял время в армии, я всегда считала, что в армии должны служить профессионалы, а не мальчишки, которые еще из детского возраста не вышли.
Первого мы всей семьей, кроме Пра, пошли провожать его в школу. Андреич взял с собой кинокамеру, привезенную Сережей, а я — фотоаппарат. Мишка был ужасно важный и нес свой букет астр, чуть ли не как знамя.
Еще неделю я побыла дома, а потом уехала в Москву.
Я не могу сказать, что вспоминала Евгения — я о нем думала непрерывно. О нем была последняя мысль перед сном и первая — при пробуждении. Он был со мною все время, что бы я ни делала. Даже когда я читала книгу, смотрела фильм или разговаривала с кем-нибудь, параллельно в мозгу текли мысли о нем. Что это были за мысли? Я вспоминала — секунда за секундой — все наши встречи, его рассказы, его голос, лицо, пыталась представить себе, где он и что делает. Эта работа шла во мне все двадцать четыре часа в сутки и не мешала обычному течению жизни. Не знаю, что это со мной было — душевная болезнь, наверное.
Приехав в Москву, я на следующий день поехала к его дому и увидела в окно, что он сидит на кухне с каким-то мужиком и, судя по всему, они пьют. Жены его видно не было, я здраво рассудила, что гость должен ведь когда-нибудь уйти, и тогда я попрошу его вызвать Евгения — сама я идти туда не хотела.
Ждать пришлось не слишком долго. Гость Евгения вышел из подъезда, и я спросила у него, у был ли он в квартире у такого-то.
— Нет, — ответил он, — а что надо?
— А какое вам дело, что мне надо, если вы не у него были? — раздраженно ответила я: этот балбес ломал мой, так чудно задуманный, план.
В замешательстве я пошла от него, а он вдруг вернулся назад в дом, и через минуту из подъезда выскочил Евгений. Не обращая внимания на постороннего человека, он обнял меня, и так, в обнимку, мы с ним пошли по тропинке в лес.
— Знаешь, что он мне сказал? Иди, тебя там такая чувиха спрашивает! — Евгений смотрел на меня с восхищением и восторгом, — потрясающе выглядишь, просто фотомодель!
— А ты пьяный балбес.
— Ничего, я быстро протрезвею, чтобы опять опьянеть — от тебя.
Вот. Вот это самое тоже держало меня при нем — это умение сказать так, что начинали сладко ныть сердце и кружиться голова. Редко, правда, это случалось, не зря я всю жизнь помнила эти слова и голос, и интонации, с которыми эти слова произносились.
Последующая за прогулкой ночь была просто фейерверком, мы были близки и физически, и душевно. Нам было тепло вместе, мы разговаривали, как два лучших друга навсегда, жались друг к другу, как заблудившиеся дети — мы были одни, мы были одиноки, мы нашли друг друга и наслаждались друг другом, покуда холодная жизнь не растащила нас в разные стороны
Я уверена, что при других обстоятельствах мы были бы вместе навсегда. Нам просто не повезло: мы разминулись в какой-то момент, потом, сделав петлю по жизни, снова вышли к нашему перекрестку, но с нарушением расписания движения, а потому наша встреча была больше похожа на крушение, причем, сильнее пострадал мой поезд как более легкий и слабый. Несколько раз за ночь он принимался говорить, что как это жаль, почему мы не встретились вовремя — все было бы хорошо сейчас, все было бы в порядке, а у меня ныло от этих слов сердце, и тоска накатывала такая, что я кидалась к нему, лишь бы заглушить эту тоску и сердечную боль.
Что было дальше? Я училась, встречались мы редко: он готовился к защите, зарабатывал деньги, жил с семьей. Ко мне приезжали Сережа с Мишкой на зимние мишкины каникулы: мы водили его по театрам, он даже на кремлевскую елку попал. Встречи наши с Евгением были, абсолютно целомудренны — он заезжал на полчаса, не больше, а иногда, и вовсе заглядывал проездом куда-нибудь по делам, и я ехала его провожать, потом ждала, когда он свои дела сделает, и тогда уже он провожал меня — вот и все свидание, в метро или трамвае.
Мы с ним больше никогда не были вместе ни в театре, ни в ресторане. Я думаю, он опасался встретить знакомых, но мне он говорил, что скучает по мне и хочет, хоть изредка, бывать со мною наедине, а не на людях. Не знаю, может быть, он и не врал, когда говорил это.
А потом была преддипломная практика, я писала диплом, защитила его, причем, Евгений пришел ко мне накануне защиты и принес коньяк. Я к этому времени уже две недели почти ничего не ела на нервной почве, и холодильник был пустой. Пили мы без закуски, я очень быстро надралась, мне даже худо стало. Евгений обозвал себя идиотом и побежал за едой, а я пошла в душ и там, стоя попеременно то под горячей, то под холодной водой. ревела не хуже душа, понимая, что все, разлука — вот она, может быть, я его больше никогда не увижу, потому что с глаз долой — из сердца вон.
В ту ночь ему удалось остаться у меня — выходя в магазин, он забрал на вахте свой паспорт, а потом прошел позади толпы ребят, вернувшихся с занятий.
Я думаю, кроме меня, никто не защищал дипломный проект после пьянки и последующей бессонной ночи любви.
Утром он ушел, пообещав через несколько дней появиться опять, я защитила свой проект, далее пошла всякая бюрократическая дребедень, заполнявшая все дни, но вечерами я сидела дома и ждала его. Он не приходил. Нужно было собираться и уезжать, а я медлила, надеясь, что он все-таки появится.
Он и появился, как раз в тот вечер, когда мне пришлось идти в травмопункт, потому что я не заметила торчащего в стуле гвоздя и распорола им руку почти до кости. Вернувшись домой с перебинтованной рукой, я обнаружила в дверях записку, в которой он писал, что поздравляет меня с защитой и очень жалеет, что не застал меня. И пусть я буду счастлива.
Что ж, хотела я этого или не хотела, но я уехала домой, через месяц вышла на работу и жизнь пошла по колее, которую не я проложила, а которая, словно, была заготовлена для меня заранее какими-то силами, совладать с которыми я не могла. Дом — работа — дом, хлопоты, сын, родня, призды и отъезды мужа… Все было так однообразно.
Жизнь текла ровно, без сбоев и катаклизмов. Сын рос, я все ждала, что Евгений найдет меня, он ведь обещал это перед уходом, но ожидание мое оставалось бесплодным, а тоска все сильнее овладевала мной, и я ничего с этим не могла сделать.
Так прошло пять лет, и, наконец, поняв, что меня никто не ищет, и потеряв всякую надежду забыть Евгения, я решила, что нужно родить ребенка — он отвлечет меня от лишних переживаний и станет точкой приложения моей любви, не востребованной в полной мере.
Так родилась моя дочь, причем, я сразу решила, что хочу девочку — и родила девочку.
К моменту ее рождения мы уже похоронили Пра, Ба стала посвободнее и помогала мне с малышкой. Я насладилась материнством в полной мере. Какое это было удовольствие — возиться с младенцем, не отвлекаясь на изнурительную домашнюю работу, имея возможность одевать его в красивые заграничные одежки и вывозить в роскошной плетеной коляске — все радости, которых я не знала с Мишкой. Он сразу же влюбился в сестренку, много времени проводил с нею, страшно гордился ею и даже сообщил, что когда он станет взрослым и женится, у него будут только дочери.
Малышка отвлекла меня от тяжелых мыслей, но оказалось, что любовь к мужчине и любовь к ребенку — суть разные любови и не заменяют друг друга: я продолжала мечтать о встрече с Евгением.
При этом, я вела очень деятельную жизнь. Ма и Андреич начинали сдавать, болели все чаще, Ба тоже не блистала здоровьем. Все больше забот ложилось на меня. Кроме того, мы с Сережей решили строить новый дом на дачном участке, и вся эта стройка тоже легла на мои плечи: я доставала материалы и рабочих, следила, чтобы они не бездельничали и строили хорошо, ругалась с их бригадиром и умасливала его — кто строил дом, знает, что это такое.
Однажды утром не проснулась Ба. Ма заболела от горя, долго приходила в себя, и было решено, что она оставит преподавание и уйдет на пенсию. Андреич еще держался, но мы с Сережей понимали, что больше нам рассчитывать не на кого, наступило время нам заботиться о стариках.
С Сережей мы жили по-прежнему: спокойная дружба, приятный секс, добрые отношения. Я стала понимать, что счастливый брак не обязателен, что можно жить в браке удачном — наш, несомненно, был удачным. Собственно, для чего люди женятся, для чего создаются семьи? Чтобы быть вместе? Ерунда, для этого вовсе не обязательно жить в одной квартире и вести общее хозяйство. Семья нужна не взрослым, семья нужна детям. Собственно, семья — это бизнес, это совместное предприятие по выращиванию потомства, а в совместном бизнесе важнее всего доверительные отношения, а любовь вовсе не обязательна.
Вот мы и тянули наш семейный подряд: растили детей, обеспечивали им нормальную жизнь, давали воспитание и образование, но все это я делала почти машинально.
Я сама себе казалась актером на сцене — я уже приводила этот образ. Помните, как проходили творческие встречи киноактеров со зрителями? Артист стоял на сцене, что-нибудь рассказывал или пел, а на большом экране позади него шли кадры из фильмов с его участием.
Именно таким актером ощущала себя я. Я стояла на сцене, обратившись лицом к зрителям, но затылком чувствовала и видела, словно у меня были там глаза, фильм под названием Евгений. При этом я сама тоже была среди зрителей и зорко следила за своим поведением на сцене — не фальшивлю ли я — и за зрителями в зале — не видят ли они этой фальши, верят ли тому, что я им пою со сцены.
Почему-то мне кажется, что и Сережа жил с таким же фильмом на заднем плане. Я не один раз думала, как бы сложились наши отношения, если бы после свадьбы у нас была возможность пожить вместе хотя бы полгода. Может быть, за эти полгода мы сумели бы влюбиться друг в друга, и сейчас жили бы не актерами на сцене, а просто любящими супругами, без всяких посторонних фильмов и пустых переживаний.
Такая сложная обстановка внутри личности отнимала много сил, и мне часто хотелось побыть одной, но жизнь не давала мне такой возможности, я все время была среди людей, и только ночью, в спальне, могла, наконец, сбросить маску с уставшего и окаменевшего от наигрыша лица.
Все привыкли к моей сдержанности и даже не подозревали, какой вулкан клокочет под застывшей лавой и каких сил стоит сдерживание этого клокотания, чтобы оно не только не вырвалось наружу, но даже чтобы и намека на него никто не уловил.
В Москве я бывала очень редко. В первый свой отпуск съездила туда и даже добыла рабочий телефон Евгения: он защитился без единого черного шара и работал в редакции академического журнала. Я позвонила, оказалось, что будет он только в четверг, но и в четверг его не оказалось на месте, а мне уже нужно было уезжать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21