— Он не в походе, значит — у княгини.
Владимир потемнел, а у меня на душе полегчало. Олав был в Киеве, и я могла увидеть его!
— Поехали! — Словно забыв обо мне, князь пришпорил коня. Разбрызгивая грязь, один за другим всадники скрылись на княжьем дворе. Я нагнулась, нагребла в ладонь горсть нестаявшего снега и приложила его к лицу. Теперь мне не нужно было искать Олава и думать, о чем говорить при встрече. Владимир скажет ему о болотной девке у ворот. Если Олав захочет признать меня — выйдет, нет — не покажется. Только чего Владимир так огорчился, узнав, что Олав у княгини? По словам серегерских охотников, он с малолетства был ее другом…
Утирая лицо и не сводя глаз с княжьего крыльца, я не заметила, как появился слепец, и повернулась лишь на знакомое постукивание посоха о дощатую мостовую.
— Дара! — немного не дойдя до ворот, позвал он.
— Я тут…
Старик с облегчением вздохнул, пошарил посохом и, коснувшись моего плеча, присел рядом:
— Я все узнал. Люди говорят, будто Али — так они зовут твоего Олава — нынче в Киеве, но он в дружине княгини, а не князя. Так что ступай к ней на двор и ищи его там.
Что-то в голосе слепца насторожило меня, но ненадолго.
— А я с князем говорила, — стараясь сдерживаться, похвасталась я, — с самим Владимиром.
— С кем?!
Лицо старика вытянулось. Бахвалясь своим нежданным знакомством с князем, я отчетливо повторила:
— С Владимиром. Он обещал рассказать обо мне Олаву.
Я немного приврала, но уж очень хотелось ошарашить старика и доказать ему, что мои новости куда как лучше его, добытых изворотливыми расспросами. Но мои хвастливые речи взволновали слепца гораздо больше, чем я ожидала. Он вскочил, стиснул посох и трясущимися губами забормотал:
— Дурочка ты дурочка! Что наделала?! Думаешь, Сигурд ничего о тебе не узнает?! Он-то Владимиру служит! Первым делом князь расскажет о тебе своему воеводе!
— Его воевода — Олав, — робко возразила я. Старик хлопнул в ладоши:
— Говорю же тебе, Олав водит дружину княгини, а Сигурд — князя! Покуда вести о тебе до княгини долетят, Сигурд уже заявит всему свету, что ты его беглая раба!
Об этом я не подумала.
— Пошли отсюда! Пошли! — настойчиво затормошил меня слепец. Упрекая себя за болтливость, я поднялась и растерянно заморгала:
— Куда?
— Да куда ж еще, как не на княгинин двор? — Вцепившись в мою руку, старик заспешил прочь. — Может, там тебя Олав защитит!
«Олав у княгини», — вспомнились слова Добрыни. Слепец был прав, и времени на раздумья не оставалось. Нужно бежать к Олаву, и чем быстрее, тем лучше, — ведь, может, уже сей миг Владимир говорит Сигурду о странной, разыскивающей Олава болотной девке со шрамами на губах. Сигурд сразу смекнет, кто стоит возле княжьего терема… Уж он-то меня вспомнит!
Не разбирая дороги, мы кинулись по улице, туда, где, красуясь причудливой резьбой, стоял терем княгини.
Проклиная собственную недогадливость, я часто оглядывалась, но погони не было. Может, Владимир попросту забыл обо мне? «Хоть бы так, хоть бы так, — стучало в голове. — И что я, глупая, сама себя чуть не сгубила?! А еще хвалилась перед слепцом — вот, мол, ты ходил невесть где и ничего толком не прознал, а я с места не сходила, но успела с князем поговорить и все разузнать! Вот дура-то, вот дура!»
Спотыкаясь и почти не щупая посохом дорогу, слепец втянул меня в ворота княгининого двора, а затем резко остановился и, словно отдавая кому-то, легонько подтолкнул в спину. Я сделала еще два шага, вскинула глаза на крыльцо и вскрикнула…
Меня вновь предали! Уперши руки в бока и поигрывая узорной рукоятью меча, на ступенях стоял Сигурд. Он ничуть не изменился — лицо княжьего воеводы было так же красиво, тело крепко, а одежда роскошна. Даже плащ походил на тот, что был на нем в Хьялле, — синий, с золотой каймой. За его спиной маячили двое невысоких, кряжистых мужиков. По виду они ничем не отличались от простых дружинников, но почему-то меня охватила дрожь. Сигурд медленно шагнул с крыльца и вгляделся в мое лицо.
— Узнала, — удовлетворенно сказал он. — Вижу, что узнала…
Я стихла. Голос Сигурда был таким равнодушно-страшным, что оправдания застыли в горле, так и не облекшись в слова.
— Кто ж это тебя подучил сбежать? — надвигаясь, продолжал Сигурд. Двое «дружинников» тоже спустились на двор. Я затравленно огляделась. Вокруг шла обычная жизнь — хлопотали суетливые девки, проходили воины, и, пряча глаза, прошмыгивали рабы, но никто не мог да и не хотел прийти мне на помощь.
— А ты ступай. Вот возьми за беглую и ступай. — Воевода посмотрел куда-то за мое плечо и махнул рукой одному из стоящих за его спиной мужиков. Тот потянулся к поясу, извлек оттуда две большие, золотые монеты и шагнул мимо меня. Я оглянулась. Он протягивал деньги слепцу! Все еще надеясь, что старик не возьмет блестящие кружочки, а презрительно бросит их в грязь, я умоляюще вытянула к нему руки, но он осторожно сгреб монеты и поклонился Сигурду:
— Всегда рад помочь, воевода…
Я ошалело уставилась на него. «Почему? Почему? Почему?» — билось в висках. Я помнила слова старика о его ненависти к Сигурду, но увиденное ничуть не походило на месть! А как же шилыхан и его рассказ о Красном Холме?! Хотя был ли шилыхан? В конце концов Ба-юн оказался обычным мальчиком-сиротой… Как же все смешалось!
Постукивая посохом, старик направился к воротам. Все еще ничего не понимая, я жалобно вскрикнула:
— Слепец!
Но он даже не повернул головы. Теперь рядом не осталось ни одной знакомой души.
— Значит, надумала убежать? — Сигурд подошел уже совсем близко. Он почти дышал мне в ухо, и я попятилась. — Помнишь наш уговор? Теперь, получишь то, чего сама допросилась…
Страх завесил взор серой пеленой, и мне отчаянно захотелось закрыть глаза, как когда-то перед безжалостными берсерками, но теперь я не желала прятаться от врагов. Я вскинула голову и посмотрела на воеводу:
— Ты ничего не знаешь, Сигурд.
Он улыбнулся:
— О нет, я знаю многое. Слепой все рассказал — и как ты жила в его доме, а он не знал, кто ты на самом деле, и как недавно ты открылась ему, а он обманом увлек тебя в Киев, чтобы вернуть настоящему хозяину. Ты попалась на его хитрость, как глупая девчонка. Хотя, ты и есть глупая девчонка…
Я сжала губы. Голос шилыхана полыхал в памяти, словно кто-то настойчиво повторял: «Не сдавайся, не сдавайся!» Я и не собиралась. Одним богам ведомо, зачем старику понадобилось лгать воеводе и предавать меня, но слова уже ничего не решали…
Краем глаза я покосилась на заходящего сбоку коренастого мужика, сделала шаг назад, а потом ловко поднырнула под руку воеводы и метнулась к воротам. Не ожидая подобного, он охнул, а коренастый хлопнул ладонями, не дотянувшись до меня лишь пару вершков.
Белкой проскочив мимо, я толкнула девку с коромыслом на плечах. Она пискнула и упала. Ведра с грохотом покатились под ноги коренастому. Он споткнулся, едва удержался на ногах и с руганью шарахнулся в сторону. Другой был еще далеко, но воевода уже опомнился и взревел:
— Взять девку! Закрыть ворота!
Мудрено не услышать воеводского приказа, и все воины во дворе кинулись к воротам. Створы поехали навстречу друг другу. «Не успею», — поняла я и, с ужасом глядя на исчезающий выход, тонко и пронзительно завизжала. Я не молилась — просто кричала, выплескивая наружу отчаяние и страх, но, наверное, только такие мольбы и доходят до богов — кто-то налег на створы с другой стороны, громко заговорил, и ворота вновь стали открываться. В проеме показалось лошадиное копыто, морда, шея, а потом появился и сам всадник — красивый, высокий, в коротком голубом плаще и круглой, плотно прилегающей к голове шапочке. Его длинные светлые волосы спадали на плечи, а под лихой, выбившейся из-под шапки челкой гневно блестели синие, совсем как у Сигурда, глаза…
— Олав, — прошептала я одними губами и, поняв, что появился тот единственный, кто сумеет защитить меня, упала на его стремя: — Вспомни меня, Олав!!!
Олав не вспомнил… Он даже не поглядел вниз. Мои руки сорвались со стремени, и конь с всадником промчались мимо, обдав меня грязью из-под копыт. Следом во двор въехало еще трое воинов.
— Ты по какому праву предо мной ворота затворяешь?! — крикнул Олав. Он соскочил с коня, бросил поводья подоспевшему рабу и решительно направился к дядьке. Сигурд широко развел руки и шагнул навстречу:
— Хватит петушиться, знаешь ведь— не от тебя затворял.
— Так от кого же?
— Было от кого…
Воспользоваться бы заминкой да бежать со всех ног, но меня словно приковали к Олаву — даже глаз от него не могла отвести. Он изменился, но все, что я любила и помнила, осталось прежним — решительный, чуть выдвинутый вперед подбородок, гордо вскинутая светловолосая голова, упрямая складочка возле губ и сияющие, как рассветные воды, глаза. Только теперь все это казалось еще краше и роднее.
— Мало мне хлопот с завистниками, что по всем клетям заговоры плетут, так теперь и ты принялся от меня таиться! — уже поостыв, упрекнул он Сигурда. Воевода опустил голову:
— Поверь — никогда я ничего от тебя не утаивал и впредь не собираюсь!
Не слушая его, Олав быстрыми шагами пересек двор и ступил на крыльцо:
— Ладно уж, как родному дядьке не поверить! После разберемся — нынче меня Аллогия ждет.
Скрипнувшая под его ногой ступенька напомнила мне о деле. Я метнулась вперед, проскочила мимо Сигурда и упала Олаву в ноги:
— Спаси, воевода!
Я и сама не знала, на что надеялась, — ведь он так и не вспомнил меня, но самой отпустить свою последнюю надежду?! Ни за что!
Олав и впрямь остановился:
— Чего тебе?
Расслышав в его голосе незнакомые презрительные нотки, я подняла голову. Щурясь и хмуря лоб, словно вспоминая что-то, он мгновение смотрел на меня, а потом неуверенно предположил:
— Дара?
О боги, боги, да на что мне ирий с его садами и молочными реками, если Олав помнил меня вопреки времени, богатству и знатности своего рода!
Всхлипывая, я утерла слезы и улыбнулась, показывая две пустые дыры, как раз там, где когда-то торчали некрасивые обломки зубов. На лице Олава отразилось недоверие, затем радость, а потом оно стало холодным и Жестким:
— Откуда ты тут?
— Искала тебя, а он… — я указала на Сигурда и запнулась. Воевода поспешно заявил:
—Это моя рабыня!
— Рабыня? — Брови Олава поползли вверх. — Дара — твоя рабыня?!
Уже менее уверенно Сигурд повторил:
— Да, рабыня, и к тому же беглая.
Олав даже не нахмурился, но я могла побиться об заклад с кем угодно, что ему не понравились дядькины слова. Небрежно отпихнув меня за спину, он шагнул к
Сигурду.
— Когда ж это она стала твоей рабыней?
Тот мотнул головой:
— В тот день, когда я вытащил тебя из дерьма и повез в Киев. Или ты уже забыл, где был до встречи со мной?
— У меня хорошая память, и я помню, как ты сказал…
— Все было сделано для твоего же блага! — перебил его дядька.
— И соврал?!
— Ну, началось — негромко сказал кто-то из дружинников. — Нашла коса на камень, пора посылать за Аллогией.
Мимо меня прошмыгнул худенький босоногий мальчишка и, скрипнув дверью, скрылся в тереме.
На мгновение Сигурд задумался, а потом широко улыбнулся:
— Хватит споров, мой мальчик! Глупо ссориться из-за болотной девки! Если хочешь, она даже не будет наказана за побег…
— Нет!
Дело шло к драке… Я невольно сжала кулаки и придвинулась поближе к Олаву. Он продолжал сыпать обвинениями:
— Мне плевать на девку, но ты соврал Мне! Восемь лет назад в Хьялле ты обещал выкупить ее и дать ей свободу. Ты клялся, что так и поступил. «Она отказалась вернуться в Хьяллу даже для того, чтоб проститься с тобой», — сказал мне ты… Ты лжец!
Лицо Сигурда залилось гневным румянцем:
— Не смей так называть меня, сопляк! Я поднял тебя из грязи и сделал воином, а ты тявкаешь на меня из-за глупой, безродной девки! Неблагодарный щенок!
— Лжец!
В руке Олава сверкнул меч. Перекрывая гомон уже собравшейся на шум толпы, сзади пронзительно вскрикнула женщина. Я обернулась. Прижимая к губам тонкие пальцы, на крыльце стояла красивая баба с белым гладким лицом и умными карими глазами. Она поймала мой взгляд, опустила руки и вымученно улыбнулась.
— Княгиня Аллогия, — зашептали во дворе, — Сама вышла…
— Убери оружие, Али, — мягко сказала княгиня. — Старые обиды не стоят крови родича. Сигурд любит тебя. Если однажды ему и довелось солгать, то не ради собственной выгоды, а для твоего же счастья.
Олав исподлобья глядел на нее и не шевелился. Казалось, он попросту не замечал ее умоляющих глаз и дрожащих губ, а смотрел на вышитую бисером высокую кику. Аллогия слегка склонила голову и просительно проворковала:
— Прошу тебя, мой смелый воевода, убери меч и расскажи, что случилось. Я постараюсь рассудить вас миром и по совести.
Будто очнувшись от сна, Олав неохотно вложил меч в ножны и махнул рукой на Сигурда:
— Он украл моего человека или мои деньги. Двор ахнул. Подобными обвинениями не шутили, особенно если вором называли воеводу киевского князя. Стиснув на животе тонкие, унизанные перстнями пальцы, княгиня удивилась:
— Так человека или деньги?
— Сама реши. Восемь весен тому назад в Хьялле я просил Сигурда купить мне рабыню. Она заслуживала свободы, и я хотел отпустить ее. Девчонка стоила дешево, но тогда я был беден и отдал за нее все свои сбережения. Сигурд взял деньги, но вернулся ни с чем. «Она получила свободу и не пожелала даже проститься с тобой», — сказал он. Я не был в обиде, но нынче узнал, что все восемь лет эта рабыня принадлежала ему.
— Это правда, Сигурд?
Я почти видела, как, перекатываясь друг через друга словно морские валы, в голове воеводы шевелятся мысли. Он прикидывал, что лучше: согласиться или уступить, но не пришел ни к какому решению и угрюмо буркнул:
— Если ты хочешь судилища, княгиня, — пусть оно будет! Там я сумею оправдаться, но до того — не скажу ни слова! Али оскорбил меня, но я не желаю разжигать глупую ссору. Я буду говорить только на судилище перед Владимиром!
Во все прибывающей толпе одобрительно загудели. Кому-то ответ воеводы пришелся по нраву, кому-то — нет, но если Олаву было в чем винить дядьку, то делать это следовало не в дворовой склоке, а перед светлыми очами киевского князя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71