Из-за Ингрид я взялся за лук и убил того, кто заставил ее прыгнуть вниз, а потом прыгнул следом за ней. Зачем мне было жить без нее? Но море выбросило меня на скалы, и я лежал там на камнях и смотрел, как грабили усадьбу…
Он мог не договаривать. Я знал, как совершаются такие набеги. Эти неведомые, напавшие на усадьбу враги были опытны, но разве я виноват, что двое моих братьев не смогли защитить то, что им принадлежало?! Я чувствовал вину только при мысли о матери. Мама не умела сражаться. Она была старой маленькой женщиной… А бедную Ингрид я даже не мог вспомнить. Размытое белое пятно вместо лица и писклявый, все время что-то просящий голос — вот и все, что осталось в памяти. Арм зря упрекал меня. Я ни в чем не был виновен.
— Кто сделал это? — коротко спросил я.
— Али из Гардарики и его люди. Али? Никогда о таком не слышал… Должно быть, молодой да ранний.
Я вырвал руки из потных пальцев Арма:
— Ты сам виноват в том, что оказался плохим воином. Этот Али молод и наверняка отступил бы при должном отпоре. Ты сам виновен в гибели рода и усадьбы!
Арм всхлипнул и затих. Я прикрыл его шкурой и пошел к дверям. Мне больше нечего было обсуждать с братом. Его лень и трусость сгубили мою мать и жену. Арм был мне чужим.
— Прощай, Хаки, — раздалось за спиной. — Я надеялся увидеть в тебе хоть что-то человеческое, но ты превратился в зверя. Моя вина велика, но твоя неизмеримо больше. Я отплатил Али и убил его лучшего кормщика, известного на все земли, Бьерна, а как расплатился с ним ты?
Я остановился. Кормщик Бьерн? Тот, что подарил мне Джанию и мечты о несметном богатстве? Значит, тогда у Хальса он выжил, а потом через много лет пал от неумелой руки моего братца-растяпы? Жаль… Отважный кормщик был достоин лучшей смерти.
Я вспомнил серьезное лицо Бьерна, его ловкое, сильное тело и синие глаза. Ах, кормщик, не довелось нам встретиться ни на пиру, ни в бою!
— Наконец-то и ты загрустил, — злорадно прошипел голосок Арма. — Кого же ты пожалел, брат? Мать, Ингрид, Отто Слепца?..
Он думал — я оплакиваю родню или хозяйство. Он не понимал, что давным-давно, в то самое мгновение, когда Орм выгнал меня из избы и отправил к Кругло-глазому Ульфу, у меня не стало ни дома, ни родных. Родичей заменил хирд, а дом — безбрежное море. Глупый Арм — даже взяв в руки оружие, он остался простым бондом!
Я обернулся, посмотрел в ожидающие глаза брата и улыбнулся.
— Я думаю о Бьерне, — сказал я. — Он был отличным воином, этот кормщик…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДАТСКИЙ ВАЛ
Рассказывает Дара
Что такое Датский Вал, я узнала, когда в Кольел к дочери приехал вендский князь Мечислав. Он оказался невысоким, но кряжистым и плотным, как старый дуб. Даже кожа на его морщинистом лице напоминала кору. Улыбнулся он, лишь увидев на крыльце пузатую Гейру. Жена Олава ждала ребенка…
— Неладно в такое время мужа от тебя отрывать, — обнимая дочь, сказал Мечислав, — до делать нечего. Император Оттон ведет войска в Сле, а оттуда к Датскому Валу для похода на данов. Он требует от меня и дружину, и ополчение. Придется тебе кое-кем поступиться.
Гейра смущенно опустила голову:
— Твоя воля — закон, батюшка…
Я смотрела на нее и не могла понять, куда девалась моя прежняя зависть? Смерть Бьерна унесла все. Остались только страшные одинокие ночи. В их темноте паук мар обретал силу и бередил душу воспоминаниями: безжалостные берсерки вновь убивали моих родичей, а едва затихали их стоны, появлялся Бьерн. Из его пустых глазниц беспрерывно текла кровь…
К рассвету сны кончались, но ненависть к убийцам не уходила. Ее не мог развеять даже яркий солнечный свет. Она гнала меня подальше от людей, в лес, где никто не мог видеть, как я учусь сражаться. Там мне помогали мары. Они превращали стволы деревьев, пни и кусты в расплывчатые фигуры заклятых врагов, и я рубила их в желтое древесное крошево. А после возвращалась дружинную избу, валилась на лавку и до следующер утра мучилась тревожными снами.
— Не узнаю тебя, Дара, — как-то раз, застав мед за метанием ножей, сказал Изот. — Тебя будто кто под менил. Не улыбаешься, не сердишься… Холодная стала равнодушная…
Лив не хотел меня обидеть, да и не мог. Моя ненависть! предназначалась другим. Я выдернула из дерева ножи заткнула их за пояс и повернулась к нему:
— Что тебя беспокоит, Изот? Чего ты хочешь? Он пожал плечами:
— Ничего…
— Ну а коли ничего, то ступай себе…
Удивленно озираясь, он отошел и больше не донимал меня расспросами. После одного из удачных походов Олав отдал ему под команду добытый где-то на Готланде драккар, и с той поры у лива было много дел. А с приездом Мечислава их прибавилось.
Утром князь появился в Кольеле, а днем созвал совет из старших и самых уважаемых воинов. Я точила топор, когда в дружинную избу сунулось молодое румяное лицо:
— Изота из ливов князь в терем кличет! Изот вскочил, скинул серую рубаху и вытащил из сундука нарядную, шелковую.
— Рядишься, как к красной девке на свидание, —пренебрежительно хмыкнула я, но лив рассмеялся:
— Что с девкой, что с князем — всюду судьба peшается. Нынче вот скажут, кто пойдет с Али на Датски Вал, а кто останется при Гейре.
Датский Вал! О нем толковали мары! Там будут мои враги — Хаки Волк, Черный Трор и убийца Бьерна! j бросилась к ливу:
— Я иду с тобой! Он помотал головой:
— Не пустят. Зовут-то не всех.
— Пустят! Пробьюсь!
— Как хочешь, мое дело упредить.
Лив не обманул — на крыльце княжьего терема стояли два рослых дружинника Мечислава. Они пропустили лива внутрь, презрительно оглядели меня и заступили дорогу. Один, рыжий и усатый, ухмыльнулся:
— А ты куда, баба? Думаешь, нацепила дружинные порты и сразу стала воином? Или торопишься за милым дружком? Так ты не спеши, подумай, может, я получше буду…
Он хихикнул, а второй дружинник угодливо поддакнул:
— С ее-то рожей выбирать не приходится! Рыжеусый расхохотался. Его большая ладонь нахально прошлась по моему бедру. Не раздумывая, я вцепилась в его кадык. Ратник захрипел и растерянно замахал руками.
— Ты что, ополоумела?! — взвизгнул его приятель.
— Пустишь в терем или нет? — еще сильнее сдавливая горло рыжеусого, спросила я.
— Сучка!
Его кулак мелькнул возле моей щеки. Я уклонилась, отпустила полузадохшегося дружинника и вытащила нож.
— Дара! — Кто-то обхватил меня сзади и потащил с крыльца. Я узнала голос Олава. — Дара…
Он отпустил меня, заметил нож и удивленно всплеснул руками: — Ты что творишь?
— Не пускают, — убирая оружие, пояснила я.
— Ты, конунг, своих сучек на цепи держи, — приходя в себя, прохрипел дружинник. — А то и зашибить можем.
Олав раздраженно отмахнулся:
— Помолчи, Клемент! Что ж вы за воины, коли не могли совладать с бабой!
Ратник посрамленно смолк, а Олав отвел меня от крыльца:
— А тебе, Дара, там нечего делать. К чему бабе разговоры про войну?
Бабе, бабе, бабе! Куда ни сунься — всюду напомнят о моей бабьей сути. А к чему она мне? И почему я мужиком не уродилась?!
Я вырвалась из ласковых рук Олава:
— Слушай, конунг, забудь, что я баба. Я воин не хуже других! И мое дело не у печи сидеть и прялку крутить, а врагов крушить!
Кто-то за спиной Олава засмеялся. Серые глаза конунга погрустнели.
— Коли так — не мне тебя держать. Эй, пропустите ее! Стражники неохотно посторонились, и я вошла. В тереме было тесно и душно. На скамьях в горнице места не хватило, и я пристроилась прямо на полу, рядом с темноволосым худым мужичком в широких штанах и длинной, перехваченной расшитым поясом рубахе. Он не носил меча и не походил на воина.
— Ты как тут очутился? — удивилась я. Незнакомец поднял голову, но ничего не ответил. Начался совет. Первым заговорил князь Мечислав. Он призывал, воинов помочь императору Оттону в предстоящей битве с данами, но при этом его лицо было унылым и скучающим, а его воеводы прятали глаза. Олав хмурился, и стоящая за его плечом Гейра тоже. Похоже, из всех собравшихся только я одна хотела попасть на Датский Вал.
— Конунг данов собрал большое войско, и битва будет нелегкой, — угрюмо сказал князь. — К нему приходят войска из Норвегии и Свей. Там будут Харальд Гренландец, Тьюдольв Корыто и даже Хакон-ярл с сыном…
При этих словах сидящий рядом со мной мужичок судорожно вздохнул. Его жилистое тело напряглось. Я покосилась на него. Глаза мужика горели ненавистью.
— На рассвете я уеду к императору, — продолжал Мечислав. — А ты, Олав, соберешь дружину и ополчение. Сам поведешь людей морем, а для тех, кто отправится берегом, я дам проводника. Он надежный человек и знает все подходы к Датскому Валу.
Желая рассмотреть неведомого проводника, я вытянула шею, но никого не увидела. Зато мой тщедушный сосед поднялся и поклонился совету. В изумлении открыв рот, я уставилась на него. Этот поведет войско?!
— Сядь, Тюрк, — приказал ему князь. Темноволосый еще раз поклонился и опустился на место. Теперь он заинтересовал меня не на шутку.
— Странное у тебя имя, — чтоб хоть как-то завязать разговор, шепнула я. — По виду ты грек, а по имени…
— Двадцать лет никому не было дела до моего имени, — также шепотом ответил он. — Так и нынче, что за разница, как я себя называю? А вот что делает в дружине Али-конунга ряженная мужиком баба — понять не могу.
— Воюю, — усмехнулась я. Он покачал головой:
— И что ж тебя заставило стать воином?
— Может, то же, что тебя — проводником.
— Нет. — Он оценивающе пригляделся ко мне. Цепкие глаза грека пробежали по моему лицу, на миг замерли на губах и скользнули в сторону. — Ты была рабыней, но в тебе не осталось рабского страха. А во мне он прижился. Этого я не прощу ни данам, ни норвежцам!
— Правильно, — одобрила я и, столкнувшись с его удивленным взглядом, пояснила: — За обиды нужно мстить…
Грек улыбнулся, и тут вдруг хором загалдели дружинники Олава. Я поднялась и помогла встать Тюрку.
— Что там? — вытягивая тощую шею, спросил он.
— Погоди, узнаю… — Из-за спин воинов мне ничего не было видно, поэтому я отпустила грека и принялась пробиваться на шум. Оказалось, это ссорились Олав и Изот.
— Два корабля останутся здесь! Твой и Помежин, — гневно кричал Олав.
— Что ж ты, конунг, меня за труса держишь, с мальчишками оставляешь?! — протестовал лив. — Или не доверяешь?
— Как не доверяю, коли поручаю тебе самое дорогое, что у меня есть! Земли свои, жену свою, ребенка, который вот-вот на свет народится, — все отдаю под твое попечение! Честь оказываю, а ты недоволен!
— А мне такой чести не надобно! Я не желаю отсиживаться на лавке, покуда мои товарищи будут класть головы в чужой стороне!
Одобряя его речи, воины загудели. Олав сердито взмахнул руками.
— Я… — Изот не договорил. Легко, будто играючи, Мечислав отодвинул шумящих воинов и оказался перед спорщиками. Его вид не предвещал ничего хорошего.
— Отец! — вскрикнула Гейра, но князь отмахнулся от дочери, как от назойливой мошки.
— Чего ты желаешь, а чего нет, тебя не спрашивают! — зарычал он на Изота. — Коли хочешь служить нечего на собственного конунга хвост поднимать. А то останешься и без корабля, и без команды. Вояк у меня много, и любой встанет за старшего над твоим драккаром!
Лив молча переминался посреди горницы. Его руки сдавливали рукоять меча, щеки подергивались, но возразить было нечего.
— Ступай, — приказал Мечислав. — Охолонись… Изот повернулся и вышел..
— Значит, все уладили. — Князь удовлетворенно огладил усы. — А то, ишь ты, каков гордец выискался! Ну а коли все решили, ступайте-ка собираться, а мы с конунгом немного потолкуем.
Я встала и подошла к греку, но не успела открыть рот, как Мечислав окликнул:
— И ты, Тюрк, останься. Поговорим, подумаем. Голова-то у тебя поумнее любой другой будет.
Грек взглянул на меня, сожалеюще приподнял брови и послушно двинулся к князю. Я вышла на крыльцо. Там толкались и шумели разгорячившиеся дружинники. Чуть в стороне от остальных, у городьбы, стояли люди Изота. Они уже знали о своей участи и печально глядели на счастливцев, которым выпала честь сражаться в войске знаменитого императора Оттона, или Отто-кейсара, как его называли урмане. Изот заметил меня и стал протискиваться к крыльцу. Не хватало еще выслушивать его жалобы! Да и утешитель из меня никудышный…
Я спрыгнула с крыльца и свернула на задний двор. Там шла своя жизнь: ржали лошади, исподтишка глазели на статных дружинников румяные девки и суетились рабы. Сзади послышался голос Изота. Вот привязался! Я нырнула в дыру между досками городьбы, скатилась в ров и забежала в лесок. Потеряв меня из виду, лив отстанет… Но не тут-то было. Возвещая о его появлении, сзади громко затрещали кусты.
— Ладно, Изот… — Я обернулась и замерла. Моим преследователем оказался вовсе не лив, а тот рыжеусый дружинник, которого я чуть не придушила на крыльце, — Клемент, кажется так называл его Олав… В руке у воина покачивался длинный пастуший кнут. Я попятилась. Мало радости попасть под плеть накануне битвы…
— Ну что, сука? — противно скалясь, спросил рыжеусый. — Говоришь, ты не баба? А коли проверю? Он качнул кнутом и погладил рукоятью себе между ног. Может, после этого поймешь, баба ты иль нет,с придыханием выдавил он.
Я потянулась к ножу. Хоть бы каплю злости или страха! Но их не было. Злость дожидалась встречи с главными врагами, а страх умер вместе с Бьерном или того раньше…
Рыжеусый надвигался. Его толстый язык похотливо заскользил по пухлым губам, и я вдруг представила, как этот слюнявый рот вдавится в мою шею или начнет мусолить губы. Рука сама вскинула нож, но размахнуться не успела.
— Ивар, держи стерву! — крикнул рыжеусый. Кто-то навалился на меня сзади. Я крутнулась, но этот кто-то оказался цепким и сильным. Резким рывком он заломил мои руки и сдавил запястья. Нож выпал, а в глазах запрыгали разноцветные искры.
«Дура, — досадливо подумала я, — так глупо попалась».
Ивар подтянул меня к тонкой березе и вдавил спиной в гладкий ствол. Толстые пальцы рыжеусого Клемента пробежали по моей груди, спустились к поясу и медленно принялись его расстегивать. Ивар хихикнул.
«Выследили, гады. И какого ляда я убегала от лива?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71