Но не злость.
Пелон какое-то мгновение рассматривал своего собеседника, а потом сделал нечто странное: положил свою огромную, волосатую и невероятно сильную руку на плечо старателя и нежно его сжал. К своему изумлению Маккенна увидел в раскосых угольно-черных глазах слезы.
— Правильно, — сказал бандит, — давай, дружище, немного погрустим. Несколько минут они сидели молча и курили. Наконец, разбойник кивнул и сказал:
— А теперь, компадре, поговорим. Что ты хочешь узнать?
Маккенна хотел расспросить Пелона о его жизни и скитаниях, которые привели его в это место, как говорят индейцы, в полной боевой готовности и боевой раскраске. Но потом решил не рисковать и не вдаваться в столь деликатные подробности. Он стал лихорадочно подыскивать подходящую тему и тут вспомнил о совершенно естественной вещи.
— Давай о золоте, — сказал он, — и, естественно, о Сно-та-эй. О нем я слышал множество разных историй, но почему-то им не верил. Может, ты расскажешь легенду так, как ее передают люди клана чирикауа?
— Почему именно чирикауа? — спросил Пелон.
— Да потому, что Нана, хранитель тайны, которому дозволялось входить в священный каньон, был из этого клана.
— Правильно. Несколько позже он откололся от главных сил племени, но в старые времена, во времена, когда Эдамса поймали в Сно-та-эй, это было в порядке вещей.
— Значит, легенду ты знаешь от индейцев?
— Конечно. Я слышал ее, амиго, множество раз. Старая Маль-и-пай, чтобы скоротать долгие зимние вечера в хахале, рассказывала нам байки. Мы с Салли были совсем маленькими.
— Может, расскажешь? Поделишься воспоминаниями, только воспоминаниями? — предложил Маккенна. — Пор фавор?
Убийца-полукровка пристально посмотрел в лицо старателю, а затем перевел взгляд на трещину каньона.
— Да, — ответил он, — поделюсь.
КАНЬОН ПОГИБШЕГО ЭДАМСА
Вначале Пелон определил для Маккенны время действия: 1864 год. Гражданская война. Эдамс, имени которого никто не помнил, возил грузы из Таксона в Лос-Анджелес и обратно. У него был приятель, которого он сделал компаньоном. Ребята заколачивали деньгу, имея два грузовых фургона: пока один шел в одном направлении, второй, соответственно — в обратном. Но так как война все не кончалась, апачи снова решили взять под свой контроль караванные пути. И Эдамсов приятель струхнул: ему вовсе не хотелось терять свои потом заработанные денежки. Он продал свою долю Эдамсу, и тот остался в одиночестве. Так как ему теперь приходилось самому управлять обоими фургонами, то он прицепил один к другому и поставил в упряжку по шесть здоровенных лошадей. Чирикауа предупредил, чтобы Эдамс прекратил поставлять белым поселенцам продукты на территорию, когда-то принадлежавшую апачам, но он не придал значения его словам.
Как-то на рассвете на фургон напали апачи и угнали лошадей. Эдамс храбро пустился в погоню. Он нагнал грабителей и отбил двенадцать мустангов. Но когда вернулся в лагерь, увидел, что фургоны и товары сожжены дотла. Угон оказался обманным маневром: заманив Эдамса в пустыню, апачи достигли своей цели: уничтожили дело торговца и заставили прекратить перевозки.
Эдамс, прихватив вещички, ружье и взяв в повод двенадцать лошадей — все, что у него осталось — пустился в путь. Апачи сожгли даже деревянную коробку, в которой Эдамс хранил свою невеликую наличность: около двух тысяч долларов бумажными деньгами. Он двинулся к стоянке индейцев племени пима. Его лагерь находился у Джилла-Бенд, а пима на расстоянии полудня езды. Таким образом, известно, где располагалась деревушка: к юго-западу от Финикса.
В этом месте повествования бандит сделал паузу и спросил Маккенну, совпадает ли его версия с версией белых. Шотландец сказал, что да. Тогда Пелон поспешил продолжить.
В деревушке пима, где жили дружески настроенные к Эдамсу индейцы, его ждал большой сюрприз: группа белых золотоискателей. Они были снаряжены до зубов и рассказали Эдамсу захватывающую историю о заброшенном каньоне и похороненном в нем золоте. Судя по всему, для золотой лихорадки у них имелись все основания.
А произошло вот что: когда старатели пришли в деревушку пима со скудных приисков Джила-Ривер, туда же приехал один мексиканский бродяга. Увидев тощие мешочки с плоховатым песком, молодец сказал, что знает местечко, где один человек может намыть за десять минут золота больше, чем все они на Джила-Ривер вместе взятые. Старатели, разумеется, забросали мексиканца вопросами: в них проснулась алчность. Бродяга спокойно отвечал.
Еще мальчишкой, поведал мексиканец, он попал в плен к апачам. Вместе с индейцами ходил в Сно-та-эй — тайный каньон, где по рассказам старейшин было сокрыто огромное богатство. Золото являлось там во всех возможных формах: от чистого песка и капель в форме рисовых зерен до самородков величиной с бизонью лепеху. Услышав такое, глаза белых засверкали от возбуждения. Где же этот каньон? — насели они на мексиканца
Парень, одно ухо которого было страшно изуродовано, за что он и получил кличку «Кривоух», пожал плечами и ответил, указывая на северо-восток:
— Там с Апачленде.
Предупрежденьице было мрачноватым, но оно пролетело мимо ушей белых. Слушатели хотели знать лишь одно: сможет ли Кривоух отвести их всех в то место, где, по его словам, золото лежит почти на поверхности. Мексиканец, как и старатели, выказал полное бесстрашие и абсолютное безразличие к своим бывшим индейским хозяевам. Он сказал, что, разумеется, с удовольствием отведет их всех в Сно-та-эй и что цена за это будет не слишком высокой.
В этом месте он дал белым понять, что за свою работу хочет получить коня, чтобы убраться из этой страны вон. А у старателей был один ленивый вонючий мул на всех. Вот так у двадцати человек, по горло снабженных необходимым для мытья золота снаряжением и провизией, не было ни единой порядочной лошади. В этой стране все благополучно позабыли о конях: их давным-давно угнали апачи. Потому что если вы не загоняли их на ночь в кораль, не стреноживали им ноги, не приставляли свирепых вооруженных до зубов сторожей, то могли не рассчитывать на то, что на следующий день увидите лошадок на своем месте.
И вот старатели, озверевшие от алчности и беспомощные, как дети, не знавшие, где взять сорокадолларовую лошадь проводнику, согласившемуся доставить их в золотой каньон, и приличных коней для себя, чтобы проделать путешествие по пустыне, увидели на горизонте Эдамса с его двенадцатью крепкими мустангами.
Брюер, вожак калифорнийской старательной экспедиции, моментально предложил Эдамсу двадцать пять процентов всего найденного ими золота, если он согласится снабдить их лошадьми. А поскольку грузоперевозки Эдамса прикрылись, они ударили по рукам. Двадцать один человек с двенадцатью конями с Кривоухом во главе отправились на поиски каньона Дель-Оро, то есть Золотого Каньона, который с тех самых пор так и называли все белые.
Здесь Пелон вновь прервался, чтобы спросить Маль-и-пай насчет еды. Получив ответ, что кусок холодного мяса уже разогревается, а вода для кофе вот-вот закипит, он успокоился и, вытянув из кармана еще одну сигару, вернулся к повествованию.
В поход вышли двадцатого августа. В тех землях, которые им предстояло пересечь, не жил ни один белый переселенец. Кривоух, которому были обещаны две лошади вместо одной, а также ружье, седло, амуниция и два пятидесятидолларовых самородка, сообщил им, что до того места, откуда откроется вид на Сно-та-эй, восемь дней пути. А от той точки — четыре или пять дней до последнего лагеря, который будет разбит у самого входа в каньон.
Пелон выдул вверх облачко дыма и сказал, что Маккенна, наверно, уже понял, что разговоры насчет восьми дней от деревушки пима до наблюдательного пункта, с которого, якобы, будет виден Сно-та-эй, был обыкновенной брехней мексиканца, которому просто хотелось подстраховаться, чтобы не потерять работодателей и обещанной платы. Ни одной экспедиции лишь частично снабженной лошадями, в столь короткий срок не добраться до того места, откуда до Сно-та-эй будет всего пять дней хода. Все это ерунда: они-то с Маккенной хорошо знают истинные расстояния в этой стране.
Маккенна не возражал.
Путешествие, продолжил вожак шайки, прошло нормально, и вот компания достигла наблюдательного пункта, расположенного высоко на гребне холма между двумя горами. Оттуда хорошо просматривались две «сахарные головы»— пики, отмечающие вход в Сно-та-эй-Лос дос пилоннилос. Но когда Кривоух вместе с Эдамсом и Брюером поднялся на седловину, белым стало не по себе. Указав на «головы», проводник сказал, что каньон лежит между ними. На это Брюер в ярости заорал, что до них не меньше двухсот миль. Мексиканец сразу же залопотал, что, мол, говорил о шести, может быть, о десяти днях пути до них. В любом случае они слишком далеко забрались в Апачленд, и уже не могли возвратиться, — мексиканец завел их далеко за точку возможного возврата. Для этого потребовалась бы еда для них и для их лошадей, а ее у них осталось с гулькин нос. К тому же хитрый Кривоух сообщил, что в Сно-та-эй золото в ручье размером с крупный желудь, а выше по руслу в маточной породе, не прикрытой землей, попадаются, просто обломки золотых глыб размером с индюшачье яйцо и больше. Этого белые, конечно, вынести не могли. Теперь их вел не мексиканец, а подгоняла золотая лихорадка.
Счет дням был потерян. Земля, по которой шли старатели, оказалась ужасной. Тропу пересекали каньоны и ущелья. Белые запутались и не знали, куда двигаются. Даже Эдамс, который неплохо ориентировался в Аризоне, был смущен: это Белые Горы? А может нет? Сколько потоков после Джила-Ривер они пересекли, два или больше? А второй был рекой Сан-Франциско, уходящей в мексиканскую пустыню? Эдамс не знал. Он хотел, как и каждый из их компании, потихоньку запомнить дорогу и, избавившись от своих товарищей, как-нибудь вернуться в каньон. Но никто из них не знал эту местность и не смог бы вспомнить дорогу, по которой их вел Кривоух.
По индейской версии выходило, что белому отряду, типа группы Брюера-Эдамса, ни за что не пройти весь путь до Сно-та-эй меньше, чем за двенадцать конных переходов. То есть последний лагерь перед входом в Золотой Каньон Эдамс сотоварищи разбили лишь на двадцать третий или двадцать четвертый день после выхода из деревушки пима.
Белых трясло от возбуждения. Они едва не свихнулись. Лихорадка проявлялась в людях самым безобразным образом. Никто не спал и все, не смыкая глаз, следили за Кривоухом, чтобы тот не дай Бог не сбежал.
Последний день путешествия навсегда остался в памяти у всех. Каждый до мельчайших деталей запоминал подходы к Сно-та-эй, чтобы по возвращении сразу отыскать каньон. После того, как старатели покинули лагерь, дорога начала неуклонно подниматься вверх. Все выше и выше, и выше… Прошли уровень, на котором росла опунция, мимо последних москитных кустов, гнезд горных куропаток, пересекли бездонную пасть — расселины красного известняка, раскрывшуюся в невероятном зевке. Добрались до караванной тропы, отмеченной следами фургонных колес.
— Хорошенько запомните эту дорогу, — сказал Кривоух, — не забудьте. Она ведет прямо в форт. Там есть — тьенда — магазин, где вы сможете купить все, что понадобится.
Белые решили, что он подразумевает форт Уингейт, и никто не задал ни единого вопроса.
Кривоух вел отряд весь день и после наступления темноты.
Они подозревали, что он петляет и кружит нарочно, чтобы запутать их и чтобы потом никто не смог припомнить дорогу до последнего лагеря.
Костер мексиканец зажигать не разрешил. Сказал, что в течение последних трех дней «чувствует» присутствие апачей. Так как за последнее время старатели не видели ни краснокожего, ни белого, ни даже следов конских копыт, а только вымытые дождями фургонные колеи, то упоминание о страшной опасности всех сразу отрезвило. Нервы натянулись как струны.
Но Кривоух знал, как отвести безмолвный страх. Завтра, объявил он, они войдут в Сно-та-эй. Прежде чем зайдет солнце, белые увидят собственными глазами и потрогают руками древние неизмеримые богатства Золотого Каньона!
Спите, спите — убаюкивал он их. Вы увидите то, чего ни один белый в своей жизни не видел и не пережил.
ЗОЛОТО КРИВОУХА
Остальное известно, — сказал Пелон, пожав плечами. На следующее утро Кривоух всех рано поднял, и старатели увидели, что ночевали возле руин древнего индейского поселения; мексиканец показал на остатки старой ирригационной системы асекуайас или арыков и заметил вскользь, что апачи называли это место Тыквенным Полем, указав, что несколько плетей все еще вьются по земле. Он повел отряд по узкому каньону, в некоторых местах которого всадники касались каменных стен, поднимая руки вверх.
После двух часов трудного пути они вышли на уступ, находящийся над широкой долиной, на которой черные глыбы вулканического камня перемежались с участками, покрытыми низкорослыми деревцами. В отряде все выругались в голос, потому что знали, что в местах, где лава выходит на поверхность, нет никакого золота. Через некоторое время проехали мимо пирамидального нагромождения камней, который Кривоух назвал «Апачским почтовым ящиком»и приказал накрепко запомнить его местоположение так же, как дорогу на форт и Тыквенное поле. Затем он упредил белых, сказав, что по расположению сигнальных палочек в «почтовом ящике» узнал о большом отряде апачей, побывавшем здесь три дня назад и о том, что индейцы еще вернутся. И тут же приказал посмотреть на север, — пораженные старатели увидели, что прямо на них смотрят дос-лос-пилончиллос — две «сахарные головы», которые мексиканец впервые показал им тринадцать, одиннадцать или непонятно сколько дней назад. Он объяснил, что вершины возвышаются над каньоном Дель Оро — каньоном с золотом и отмечают конец тропы; что теперь до золота всего несколько часов езды, до золота, которое буквально валяется на земле и которым за пол-утра мужчина сможет нагрузить вьючную лошадь!
И снова Пелон пожал могучими плечами, как бы давая Маккенне понять, что представляет, как дело пошло дальше, ибо хорошо знаком с апачскими уловками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30