Боливар тоже не использовал нож для каждодневной работы, но иногда, если было подходящее настроение, вытаскивал его и засаживал с размаху в стенку фургона или отрезал несколько тонких завитков невыделанной кожи, которую Ньют потом скармливал свиньям.Август не видел большой пользы от ножей, особенно каких-то необыкновенных. Он носил в кармане старый складной нож, который употреблял в основном для того, чтобы стричь ногти. В старые времена, когда все питались главным образом дичью, он в силу необходимости таскал с собой нож для освежевания добычи, но никогда не считал нож оружием. С его точки зрения, изобретение кольта сделало все остальное оружие меньшего радиуса действия совершенно устаревшим. Для него было испытанием нервов каждый вечер слушать, как Боливар точит свой нож.– Если уж я вынужден что-то слушать, – сказал он, – то уж я предпочел бы слушать, как ты точишь свою жену.– Я ее не привезу, – заявил Бол. – Я тебя знаю. Ты попытаешься ее развратить.Август засмеялся.– Да нет, меня не слишком привлекает совращение старух, – сказал он. – А у тебя дочек нет?– Всего девять, – ответил Боливар. Не вставая, резким движением руки он швырнул нож в ближайший фургон, где тот и застрял, подрагивая. До фургона было всего футов двадцать, так что хвалиться вроде нечем, но он хотел таким образом выразить свое отношение к дочерям. Шестерых он уже выдал замуж, но трое еще жили дома, и он души в них не чаял.– Надеюсь, они похожи на мать, – сказал Август. – Если они пошли в тебя, то не миновать тебе кучи старых дев на шее. – Его кольт висел на спинке стула, и он потянулся, достал его из кобуры и несколько раз лениво покрутил патронник, прислушиваясь к приятным щелчкам.Боливар пожалел, что швырнул нож, ибо это означало, что придется подниматься и идти через двор, чтобы забрать его. А у него как раз ломило бедро и еще несколько суставов – результат того, что пять лет назад он позволил лошади свалиться на себя.Ньют понимал, что Боливар и мистер Гас оскорбляют друг друга просто от скуки, но все равно нервничал каждый раз, когда они это делали, особенно по вечерам, когда оба уже основательно поприкладывались каждый к своему кувшину. Ночь выдалась мирной и такой тихой, что он слышал звуки пианино в салуне «Сухой боб». Пианино было гордостью салуна, да и всего городка в целом. Верующие даже иногда брали его на воскресенье в церковь. К счастью, церковь находилась рядом с салуном, а у пианино имелись колесики. Кто-то из диаконов построил настил к черному ходу церкви и выложил дорожку к дверям салуна. Так что провезти пианино от салуна до церкви не составляло труда. Но такое положение вещей ставило под угрозу трезвость священников, поскольку некоторые из них считали своей обязанностью охранять пианино и проводить вечера в салуне.Однажды в субботу они так доохранялись, что когда повезли инструмент в воскресенье утром, то съехали с настила и поломали у пианино две ножки. Поскольку в церкви не нашлось достаточного количества трезвых мужчин, чтобы внести его внутрь, миссис Пинк Хиггинс, которая на нем играла, пришлось сидеть посреди улицы и барабанить там все гимны, в то время как остальная часть верующих – десять дам и священник – стояли внутри и пели. Ситуация стала еще более неловкой, после того как Лорена Вуд вышла из черного хода салуна практически в неглиже и остановилась послу шать.Ньют был по уши влюблен в Лорену Вуд, хотя до сей поры ему не довелось даже хоть разок с ней поговорить. Он с горечью сознавал, что, если даже возможность пообщаться с Лореной ему неожиданно предоставится, он не будет знать, что сказать. В тех редких случаях, когда его посылали в салун с каким-нибудь поручением, он в ужасе ждал, что произойдет какой-нибудь несчастный случай и ему придется заговорить с ней. Он мечтал о том, чтобы поболтать с Лореной, это было вершиной его надежд в жизни. Но он не хотел, чтобы это произошло раньше, чем он решит, что именно лучше всего сказать, а он до сих пор не продумал этого, хотя Лорена появилась в городке несколько месяцев назад и он влюбился в нее с первого взгляда.В среднем Лорена ежедневно занимала мысли Ньюта часов восемь в день, вне зависимости от того, чем в тот момент были заняты его руки. Обычно довольно общительный малый, во всяком случае с Пи Аем и Дитцем, он никогда даже не произносил вслух ее имени. Он знал, что, стоит ему проговориться, как тут же начнутся розыгрыши, и, хотя он вообще-то не возражал против шуток, его чувство к Лорене было настолько глубоким, что он не мог допустить фривольности. Люди, работавшие вместе с ним, не слишком уважали чувства, особенно нежные.Существовало также опасение, что кто-нибудь мог оскорбить ее честь. Не капитан, разумеется, который терпеть не мог не только разговоры, но даже упоминания о женщинах. Но сама мысль об осложнениях, которые могло вызвать оскорбление Лорены, познакомила Ньюта с душевными страданиями, проистекающими от любви, задолго до того, как ему пришлось испробовать что-либо из приносимых ею удовольствий, за исключением бесконечного удовольствия от ожидания встречи.Конечно, Ньют знал, что Лорена – проститутка. Неприятно, но его чувства к ней из-за этого не убавлялись. Ее бросил в Лоунсам Дав карточный игрок, решивший, что она приносит ему несчастье. Она жила в комнатах над салуном, и поговаривали, что принимает там самых разнообразных посетителей, но Ньюта такие подробности не интересовали. Он не слишком хорошо понимал, что такое проститутка, но решил, что Лорена занялась этим делом по чистой случайности, так же, как и он своим. Совершенно случайно он стал ковбоем, и, вне сомнения, точно так же случайно она стала шлюхой. Больше всего в ней Ньюту нравился характер, который он читал по ее лицу. То было самое красивое лицо, когда-либо появлявшееся в Лоунсам Дав, так что он не сомневался, что и характер у нее прекрасный. Он намеревался высказаться именно на эту тему, когда наконец заговорит с ней. Ньют проводил большую часть времени на веранде после ужина за размышлениями, какие именно слова следует ему сказать, чтобы выразить такие чувства.Поэтому он немного разозлился, когда Бол и мистер Гас принялись перебрасываться оскорблениями, как мячиком. Занимались они этим практически ежевечерне, причем незамедлительно начинали швыряться ножами и щелкать затворами, мешая ему сосредоточиться на том, что же такое сказать Лорене при первой встрече. И мистер Гас, и Боливар прожили беспокойную жизнь и, похоже, все еще рвались в бой. Ньют не сомневался, что, вспыхни ссора, победит мистер Гас. Пи Ай говорил, что он еще лучше стреляет из пистолета, чем капитан Калл, хотя такое Ньюту трудно было представить. Он не хотел, чтобы возникла ссора, потому что это был бы конец Болу, а, несмотря на некоторое беспокойство по поводу его сотоварищей-бандитов, Бол Ньюту нравился. Старик однажды дал ему серапе вместо одеяла и уступил нижнюю койку, когда Ньют маялся желтухой. Если мистер Гас пристрелит его, у Ньюта станет на одного друга меньше. Поскольку родных у него не было, ему эта перспектива не улыбалась.– Как вы думаете, что там капитан делает в темноте? – спросил он.Август улыбнулся пареньку, который скорчился на нижней ступеньке и напоминал испуганного щенка. Он задавал этот вопрос каждый вечер, когда опасался ссоры. Он хотел, чтобы в случае чего Калл находился рядом.– Играет в индейцев, – ответил Август.Ньют сомневался, что это так. Капитан ни во что играть не станет. Если он полагает, что ему нужно каждый вечер уходить и сидеть в темноте, значит, он считает это важным.Упоминание об индейцах вывело Пи Ая из алкогольной дремы. Он ненавидел индейцев отчасти потому, что страх перед ними не давал ему спокойно спать вот уже тридцать лет. Когда он был рейнджером, никогда не закрывал глаз без опасения, что когда их снова откроет, то увидит индейца, готового его прирезать. Большинство индейцев, которых ему приходилось до сих пор видеть, были худы и малы ростом, но это вовсе не означало, что тот гигант, что гонялся за ним во сне, не существовал в действительности.– А что, они вполне могут появиться, – сказал он. – Капитан прав, что опасается. Не будь я так ленив, помог бы ему.– Да не нужна ему твоя помощь, – угрюмо заметил Август. Его порой раздражала слепая преданность Пи Каллу. Сам он прекрасно знал, почему Калл каждую ночь ходил к реке, и к индейцам это почти никакого от ношения не имело. Он говорил об этом раньше, по вторил и сегодня.– Он идет к реке потому, что ему надоедает наш треп, – пояснил он. – Он необщителен, всегда был таким. В лагере его не удержать, если он уже поел. Он предпочитает сидеть в темноте и держать пистолет наготове. Сомневаюсь, что он заметит индейца, если таковой и появится.– Раньше он их всегда выслеживал, – заметил Пи. – Это он нашел ту большую шайку около форта Фантом-Хилл.– Черт возьми, Пи, – возмутился Август. – Ну разумеется, он находил иногда пару или тройку краснокожих. Что и говорить, их тогда было до черта, как саранчи. Но, уверен, сегодня ему ни одного не выследить. Калл из тех, кто вечно любит страдать за всех. Я не говорю, что он, подобно многим, гоняется за славой. Слава Калла не интересует. Он должен выполнить свой долг девятикратно, иначе не заснет.Все помолчали. Пи Ай всегда чувствовал себя неловко, когда Гас критиковал капитана Калла, и не знал, что сказать. Если он и отвечал, то, как правило, словами самого же капитана.– Что же, кому-то приходится и посидеть на жестком, – отозвался он.– Ну и валяй, – проговорил Гас. – Пусть Калл страдает за меня, тебя, Ньюта и Дитца, да и за любого, кто отказывается это делать без приказа. Очень кстати иметь его под рукой все время, чтобы он нес на своих плечах этот проклятый груз. Но если ты думаешь, что он делает это для нас, а не потому, что ему так нравится, то ты дурак набитый. Он там восседает на склоне и радуется, что не приходится слушать, как Бол хвастает свой женой. Он не хуже нас с тобой знает, что тут в округе и за шестьсот миль нет никаких врагов.Бол повернулся лицом к фургону и принялся мочиться, что, как показалось Ньюту, заняло у него минут десять – пятнадцать. Часто, когда Бол принимался за это дело, мистер Гас вынимал из кармана свои старые серебряные часы и засекал время. Иногда он даже доставал огрызок карандаша и маленькую записную книжку из кармана старого черного жилета, что он носил не снимая, и записывал время, на протяжении которого Боливар мочился.– Это показатель того, как быстро Бол сдает, – объяснял Август. – У старика просто капает, как у новорожденного теленка. Лучше буду вести записи, что бы знать, когда подыскивать нового повара.На этот раз занятием Бола больше заинтересовались свиньи, чем мистер Гас, который просто еще разок приложился к виски. Бол выдернул нож из стенки фургона и исчез в доме. Свиньи подошли к Ньюту, что бы он почесал у них за ухом. Пи Ай привалился к перилам и начал храпеть.– Пи, проснись и отправляйся в постель, – сказал Август, пиная его до тех пор, пока тот не очнулся. – Мы с Ньютом можем забыть тебя здесь, и тогда эти черти сожрут тебя с потрохами, и пряжки от ремня не оставят.Пи Ай поднялся, почти не открывая глаз, и шатаясь направился в дом.– На самом деле они не станут его жрать, – предположил Ньют. Хряк расположился на нижней ступеньке и выглядел дружелюбнее собаки.– Конечно, нет, но Пи надо чем-нибудь здорово пригрозить, чтобы заставить его шевелиться, – заметил Август.Ньют увидел, как возвращается капитан, неся ружье на сгибе руки. Как всегда, Ньют почувствовал облегчение. Почему-то ему становилось спокойнее, когда капитан был здесь. Легче заснуть. Где-то глубоко в нем засела мысль, что когда-нибудь капитан может не вернуться. Не то чтобы он боялся, что капитана убьют или ранят, нет, он боялся, что тот просто уйдет. Ньюту казалось, что капитан скорее всего устал от них от всех, что вполне объяснимо. И он, и Пи, и Дитц старались делать свою работу, но мистер Гас никогда ничем не занимался, да и Бол целыми днями сидел и пил текилу. Может, однажды капитан просто оседлает Чертову Суку и уедет.Иногда, правда редко, Ньют мечтал, что капитан не просто уедет, но возьмет его с собой в высокие равнины, о которых он слышал, но которых никогда не видел. В его мечтах никогда никого больше не было: только он и капитан, верхом в прекрасной местности, где кругом зеленая трава. То были приятные мечты, но всего лишь мечты. Если капитан и вправду уедет, он скорее всего возьмет с собой Пи, поскольку именно Пи много лет был у него сержантом.– Что-то скальпов не вижу, – заметил Август, когда Калл подошел.Калл не обратил на него внимания, прислонил ружье к перилам и закурил.– Хорошая ночка, чтобы подразжиться скотом, – сказал он.– Ну подразживемся, и что? – спросил Август. – Что-то я покупателей не наблюдаю.– Мы могли бы сами доставить им скот, – предложил Калл. – Так уже делалось. Нет такого закона, который бы запрещал тебе работать.– У меня свои законы, – возразил Август. – Мы за покупателями не бегаем. Они сами приходят. Тогда мы перегоняем скот.– Капитан, а можно мне в следующий раз пойти? – взмолился Ньют. – Мне кажется, я уже достаточно вырос.Калл поколебался. Скоро все едино придется согласиться, но сейчас он к этому не был готов. Не слишком честно по отношению к парню, надо же ему когда-то учиться, но Калл все равно не мог заставить себя сказать «да». Он в свое время водил таких мальчишек и видел, как их убивают, и он не хотел увидеть такое еще раз.– Ты скоро совсем постареешь, если будешь всю ночь сидеть не спавши, – сказал он. – Завтра работать. Иди-ка лучше спать.Мальчик пошел сразу, но вид у него был разочарованный.– Спокойной ночи, сынок, – добавил Гас и посмотрел при этом на Калла. Калл промолчал.– Тебе надо было разрешить ему посидеть, – заметил Август немного спустя. – Чего уж говорить, парень и образоваться может, только слушая меня.Калл и это пропустил мимо ушей. Август в свое время год посещал колледж где-то в Виргинии, утверждал, что знает греческий алфавит и еще немного по-латыни. И никому не давал об этом забыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136