Возможно, были и еще случаи. Даже когда преступник установлен, мотивы часто остаются за кадром. А сколько пропадает без вести, сколько мрет бомжей — может, некоторые тоже становятся жертвами черных месс?Настроение у Аверина испортилось. Возникло ощущение, что ему, русскому человеку, опять плюнули в лицо ядовитой слюной. Хаос наступал. Зло завоевывало все новые пространства. Он физически ощущал, как происходит это.К двенадцати часам сотрудников отдела погнали в министерский тир на еженедельные стрельбы. Аверин привычно вогнал пули в десятку — почти одна в одну. На него удивленно посмотрел новый начальник тира.— Где учились?— Были места.Учили Аверина стрелять в армии — по всем правилам, при этом патронов не жалели. Командир подразделения по розыску говаривал: «Шевелись, неучи! Рука дрогнет — или своей, или чужой жизнью заплатите». Учили стрелять не по дурацким наставлениям — выставить вперед ногу, вполоборота, мягко жать на спуск. Чепуха. Учили стрелять из разных положений — лежа, стоя, запыхавшись после марш-броска или после спарринга, на время, на точность. По появляющимся мишеням и по стационарным. С двух рук и каждой рукой в отдельности, а также одновременно двумя пистолетами. Командир был немного помешан на этом деле. Но вскоре Аверин убедился, насколько капитан прав. Настал миг, когда от твердости руки Аверина зависела его жизнь и жизнь невинного человека. Оскаленное лицо беглого зека, заточка у шеи заложницы — восьмилетнего ребенка. И мягко скользящий по спуску палец. Аверин попал в десятку…Пообедав, он отправился на Петровку. Туда начали подтягиваться оперативники с делами по квартирным убийствам. Аверин уселся их листать. Очередной лопоухий, нахальный, одетый с иголочки, лет двадцати пяти опер сидел перед ним, положив ногу на ногу, и рассеяно изучал что-то на потолке. Он имел вид человека, которого ничего в этой жизни уже не трогает.— Ты зачем в милицию пришел? — поднял на него глаза Аверин.— С преступностью бороться, — со скрытой усмешкой произнес оперативник.— Хорошо борешься… Версии не отработаны. Поквартирный опрос не закончен — месяц со дня убийства прошел! Мероприятия намечены формально. Тут же все на поверхности — за что надо цепляться.Оперативник пожал плечами.— На мне этих дел — тьма тьмущая. Восемь человек в отделении по убийствам на весь округ. Какие там версии? А на территории всем до лампочки — у них учет по палкам. Им легче двадцать краж, чем одно убийство раскрыть. Прокуратуре до фонаря. У суда одна задача — дело довалить. А я с преступностью не борюсь? Крайний?— Крайний, — кивнул Аверин. — Если не нравится, иди в ГАИ — поборами заниматься. При деньгах — и забот никаких.— Спасибо за пожелание.— Пожалуйста…Полдня Аверин потратил на изучение дел. Пролистав последнюю папку и сделав выписки, Аверин отодвинул ее и сказал Савельеву:— Давай к твоему начальнику отдела. А потом к Федосееву.Триста двадцать пятый кабинет, за дверью — небольшая приемная, там за столом пожилая секретарша, достопримечательность МУРа — пережила многих руководителей. Аверина, Савельева и начальника отдела по тяжким преступлениям против личности принял Федосеев — обаятельный, интеллигентный человек, мощный профессионал. Он неоднократно по всем вопросам занимал непримиримую жесткую позицию и поэтому имел конфликты с руководством — и с прошлым начальником ГУВД политиком-вредителем Мурашовым, и с нынешним гаишником Панкратьевым.Выслушав от Аверина короткий доклад, Федосеев моментально въехал в суть дела.— Людей предоставим. С прокуратурой договорюсь, — кивнул он. — Все оперативные мероприятия гарантирую вне очереди.— Идет, — удовлетворенно произнес Аверин.Аверин устал. Голова гудела. Еще один рабочий день прошел в трудах праведных.Пушинка спала. Рядом с ней лежал изодранный тапок. Она, похоже, билась с ним отчаянно. Постаралась хорошо — тапок был изжеван и исцарапан основательно.Аверин положил две бутылки пива в холодильник. Там лежала вобла.Тут заявился Егорыч.— Здорово, Славик.— Привет.— Где пиво?— В холодильнике.— Я тебе воблу принес.— У меня есть.— Отлично. Я твой бронепоезд на колеса поставил. Будем праздновать.— Будем, — Аверин посмотрел на часы, стрелки подползали к десяти, но у Егорыча некоторое смещение дня и ночи. Днем он ремонтирует машины, вечером спит, ночью читает Толстого, Гегеля и Жириновского. А к одиннадцати ходит в гости.— Сколько должен?— Только за запчасти, да и то по бросовым ценам достал. Очень я тебя, Славик, люблю и уважаю. Ты мне как внук.— Внук, — усмехнулся Аверин. — Тебе немножко за сорок.— Неважно. У меня огромный жизненный опыт — я старше тебя на тысячу лет. Вот так-то. Ты еще молодой человек с неокрепшей психикой и неопределенной политической позицией, — усмехнулся Егорыч, и Аверин со страхом подумал, что гостя снова занесет на политику. Так и произошло.Отхлебнув пива, Егорыч завелся.— Представляешь, Славик, смотрю телевизор. Вижу знакомую паскудную рожу. Из третьей лаборатории — младший научный сотрудник. Я его хорошо знал. Дуб дубом, ничего не соображал. Полчаса по телевизору рассказывал, какая у нас была отсталая наука и как он, талантливый ученый, страдал при застое. Как КГБ донимало его самого и знакомых. Представляешь, теперь функционер «Демроссии», учит всех жить по совести. Пригрелся в каком-то комитете. Участвовал в конференции «КГБ — вчера, сегодня и завтра», где предлагал признать Комитет, как и СС, организацией преступной.— Тебе-то что?— Слав, он же стукачом был. На содержании. Он нас всех закладывал. В том числе и меня лично. Меня по его милости в Польшу не пустили на конференцию. Но почему так получается? Стукачи опять наверху. И опять нас топчут.— Потому что они стукачи.— Супостаты. Сели на нашу шею. Ничего, устроим кузькину мать. Скоро. Скинем их к е… матери.— Тебе это не поможет.— Почему?— Ты опять в диссиденты попадешь. Ты диссидент по природе. При любой власти. И опять тебя в Польшу не пустят.— Слав, ты не прав.— Прав.— Скоро покажем супостатам. Первого мая такое шествие устроим.— Не ходил бы туда. Время видишь какое.— Ебелдосы во все тяжкие пустились. Ничего — врежет по ним рабоче-крестьянский кулак. Зубки-то треснут.— Егорыч, кончай ты в эти игры играть. Плохо кончится.— Хорошо кончится… Давай, — Егорыч поднял кружку.Выпили. Пиво оказалось неплохое.Аверин добрался до кровати только в третьем часу. Егорыч извел его рассуждениями о судьбе России, которая якобы сейчас стоит на перепутье и якобы сейчас решается, быть русскому этносу или сгинуть в геенне огненной. Он цитировал Гумилева, а также трактат «Государство» Платона и что-то твердил об «охлократии» — власти плебса и жуликов. Аверин еле избавился от него. Заснул он моментально.
— Годится, — Ремизов расписался на плане оперативно-розыскных мероприятий и поставил «Утверждаю». — С Федосеевым обговаривал?— Да. Все в порядке.— Прокуратура?— Обещали утрясти.— Давай, работай.Оперативное дело «Жильцы».Каждый оперативник имеет свои ОПД. Пятнадцать трупов — уровень годится для старшего оперуполномоченного по особо важным делам ГУУР МВД России.У подъезда городской прокуратуры Аверин встретился с начальником второго отдела МУРа. Они вместе убедили заместителя прокурора по следствию объединить дела по убийствам в одно производство. На дело назначили сильного следователя. Тот пообещал подключиться с момента реализации оперативной информации, так что возникала уверенность, что на стадии следствия преступники не соскочат и не уйдут от ответственности.Из прокуратуры Аверин отправился на Петровку. Там принялся за Савельева.— Группа наружного наблюдения. Заявку сделал?— Сделал. Завтра примут его.— По двойке — на прослушку телефонов?— Тоже.Прослушивание телефона осуществлялось только через Министерство безопасности — это их вотчина еще со времен Комитета. Во второй отдел начнут поступать ежедневно распечатки переговоров Новицкого. В случае срочной информации исполнитель прозвонит непосредственно заказчику — Савельеву.— Ну все, беремся за негодяев, — хлопнул по столу Аверин.Завтра к Новицкому прилипнут бригады наружного наблюдения. Каждый день проиллюстрированные фотографиями будут ложиться отчеты «наружки», и станет вырисовываться круг знакомых фигуранта. Нужны по горло исполнители. Нужно оружие, которым совершались убийства. Из четырнадцати жертв семеро расстреляны из автомата.— Сколько тварей развелось, — покачал головой Савельев. — Совершенно никакого чура.— Откуда у них чур возьмется, если их все по головке гладят? — сказал Аверин.Зазвонил телефон. Савельев поднял трубку.— Шеф вызывает, — сказал он, кладя ее на место. Он появился через три минуты.— Чуму взорвали, — сообщил с усмешкой.— Кого? Вора в законе?— Его, родимого. Его, золотого. Во дворе собственного дома. Съездишь со мной?— Что ж, можно."Мерседес» последней модели, принадлежавший знаменитому вору в законе, был разворочен. А сам Чума превратился в обезображенный кусок мяса.К Савельеву и Аверину подошел заместитель начальника уголовного розыска округа.— Что у вас тут? — спросил Савельев.— Да девчонка видела какого-то типа, который крутился возле «Мерседеса».— Хорошо видела?— Говорит, словесный портрет составить может.— Как нам с ней побеседовать накоротке?— Она в отделении. Прокурорский следователь работает с ней.В отделении милиции в тесном кабинете молоденькая девушка — следователь прокуратуры допрашивала девчушку лет восемнадцати. Савельева следователь знала. Аверин представился. Оперативники уселись в уголке.— Ой, а правда он машину взорвал? — воскликнула свидетельница.— Пока неизвестно, — ответила следователь.— Ничего парень такой. Видный. Прикид такой не хилый. Высокий такой. Симпатичный такой. На руках перстни такие золотые.— Могла бы его узнать?— Могла бы. Ну, он такой…— А портрет составить?— Я художник… Точнее, буду художником. Дизайнером. Могла бы… Слушайте, а меня потом не взорвут?— Вряд ли.Следователь закончила писать протокол.— Теперь попытаемся составить композиционный портрет, — сказал Савельев. — Вы не против?— Нет, — пожала плечами свидетельница. — А это что?— При помощи компьютера воссоздадим внешность лиходея. Очень интересная процедура для художника.Компьютеры для изготовления композиционных портретов имелись в экспертно-криминалистическом отделе округа. В просторной комнате стояли два компьютера, за ними сидели две девушки. Одна — полноватая блондинка в форме капитана милиции, выглядевшая лет на двадцать пять-двадцать семь, в ней замечалось что-то лихо-разбитное, свойственное женщинам, служащим в милиции. Ее напарница — воздушное существо, брюнетка лет двадцати, походившая больше на гимназистку. Что-то наивно-небесное в ней сразу трогало за душу.— Привет, девчонки, — с видом опытного кота заулыбался Савельев. — Как вы тут без меня?— Лучше, чем с вами, — ответила блондинка.— Ну, это ты, Ольга, погорячилась. Знакомьтесь. Этот импозантный мужественный человек хоть и молод, но дослужился до старшего важняка ГУУРа.Экспертши подозрительно покосились на Аверина. Для важняка он выглядел слишком молодым.— Любите и жалуйте, — заявил Савельев.— Всех любить, кого ты приводишь, — нас не хватит, — фыркнула блондинка.— Ну, если постараться… А это Инна, — кивнул он. — Сподобилась быть свидетелем по убийству. Нужно составить композиционный портрет.— Присаживайтесь, — кивнула «гимназистка», пальцы ее забегали по клавишам компьютера. Свидетельница села на стул рядом.— Начнем.— Да, — кивнула Инна.— Рост.— Ну, бугай такой.— Метр восемьдесят — метр девяносто?— Сто восемьдесят пять — сто восемьдесят семь.— Телосложение?— Бугай.— Плотное, — «гимназистка» загоняла в компьютер данные, печатала она очень лихо.Пока она работала, Савельев кивнул блондинке:— Оль, пошли пивка в буфет проглотим. За жисть переговорим.— Да? — блондинка задумалась. — Угощаешь?— Угощаю.Страсть к пиву и кофе у сотрудников милиции профессиональная. Как для мужчин, так и для дам.Тем временем «гимназистка» продолжала работать. Она произнесла:— Лицо восстанавливаем по элементам. Лоб и прическа. На экране стали появляться виды причесок.— Это, — ткнула Инна в экран. — Точно. Перешли к глазам.Вскоре на экране появилось угрюмое, совершенно несимпатичное лицо.— Похож где-то, — неопределенно повела пальцами Инна. — А нельзя брови сдвинуть?— Нет, компьютер эту операцию не выполняет. Инна пожала плечами.— Ну тогда глаза чуть поуже.— Глаза только такие есть.— А…Напоминало торг в магазине — того, что хотите, нет. Забирайте, что дают. Программа была достаточно дрянная, поэтому все композиционные портреты выходили похожие один на другой и найти по ним еще никого не удалось. Да и вообще — для розыска композиционный портрет обычно совершенно не нужен. Задумано прекрасно — патрульный на разводе получает фоторобот подозреваемых, в толпе выявляет подходящего человека, а то и граждане в милицию сообщат — мол, видели такую морду, которую по телевизору показывали. Но Аверин ничего подобного не припомнит на своей практике. В таком городе, как Москва, по композиционному портрету, да еще сварганенному на таком компьютере, можно задержать сотню-другую тысяч граждан, и ни один из них не будет причастен к преступлению. Другое дело если имеешь круг лиц, тогда эта штука может сыграть.— Ну что, похож? — осведомилась «гимназистка».— Ага, — неуверенно произнесла Инна. «Гимназистка» включила лазерный принтер, и оттуда медленно поползло изображение лиходея. Инна посмотрела критически на него.— Нет, я лучше нарисую, — сказала она. Она взяла листок бумажки и уверенно изобразила лицо. С фотороботом оно имело не слишком много общего.— Теперь ближе, — сказала она.— Подпись поставьте. Напишите — «рисунок мной исполнен собственноручно». Спасибо, — Аверин забрал у Инны ручку.— Я еще нужна? — спросила она.— Пожалуй, нет. Сами до дома доберетесь или подвезти?— Доберусь.Свидетельница вышла из кабинета.— Не годится ваша аппаратура ни на что, — усмехнулся Аверин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45