Кровь для них лучшая среда обитания, но они ее заражают своими ферментами. Родины у этих микробов нет. Они встречались в тундре и в Австралии, но очень редко. А главное, они не погибают сами по себе, — как клопы. Дом может пустовать сто лет, клопы высыхают под обоями, но стоит в него вселиться людям, как они начинают пить их кровь. Тут очень схожий случай. Микробы законсервированы в растворе, абсолютно нейтральном, скажем, в обычном детском креме. О таком случае я слышал — в Англии один женоненавистник травил кремами женщин. Если эти микробы окажутся на человеческой коже, то они тут же через поры проникнут в кровеносные сосуды, и заражения крови не избежать. Но они и сами погибнут. В вашем случае использовали игральные карты. Раствор с микробами был нанесен на них, а сверху покрыт тонким слоем лака. Он являлся предохранителем вроде стекла, и через лак микробы не могли попасть на кожу. От постоянного трения тонкий слой лака быстро стерся, и раствор попал на пальцы игроков. С этой минуты они были обречены на смерть в течение четырех-пяти часов. Но скажу вам откровенно, Александр Иваныч, я об этом случае слышу впервые.
— Был такой уникальный преступник, похожий на одного из микробов. Десяток убийств на его счету, одно изощреннее другого. Он получил по заслугам. Его убили. Но он уснул под обоями, как клоп. Прошло шесть лет, и убийца, почуяв запах крови, проснулся и продолжает терроризировать общество.
— С вами ужасно интересно, Александр Иваныч! Может быть, вы Александр Грин? Слушаешь вас во все, уши. Вы уходите, и думаешь: Господи, что за бред нес этот солидный дяденька?!
— Вы правы. Генерал с Петровки уже на «Канатчикову дачу» собрался. Мозги вывихнул. Я человек слишком земной, меня одурачить трудно. Под всем этим антуражем пытаюсь найти причины. Если преступник Бражников, загадочно оживший, убивал своих врагов, то это понятно, логично. Убийца не сумасшедший, это очень умный и расчетливый человек, не один день готовившийся к своему замыслу. Но причина за этим должна стоять очень веская.
— А кто этот Бражников?
— Понятия не имею. Есть один журналист, написавший о нем книгу, но я его нигде не могу найти. Он где-то в командировке под Смоленском. Правда, я и книгу-то его еще не читал, но вроде бы он писал ее со слов осужденного. Тут еще разбираться надо.
— А вы верите в то, что делаете?
— Мистификации тут больше чем нужно. Важно суметь профильтровать суть, а пену оставить на поверхности. Пока я пробить этот пласт не могу.
Выяснив все, что надо, Трифонов приехал на Петровку. Капитан Забелин поджидал следователя в кабинете Крюкова.
— Ну что, Костя, есть новости?
— Новости есть, Александр Иваныч, только ясности нет. Ответ из ИТК-18 ничего не проясняет. Побег из колонии имел место, но боюсь, рапорт начальство получило недобросовестный. Помимо Бражникова, из колонии сбежало восемь человек, прямо с лесоповала. По рапорту следует, что беглецов настигли, те оказали сопротивление, забаррикадировавшись в амбаре, и отстреливались из двух автоматов, захваченных при побеге у конвоиров. Тогда преследовавшая их группа подожгла амбар, что стоял на окраине села. Все преступники сгорели. Есть жалобы от родственников погибших, требовавших прах заключенных. Никто ничего не получил. Мало того, в село направляли комиссию из Красноярска. Деревенские давно уже снесли сарай, но обугленных трупов никто не находил. Об остальном история умалчивает. Вас устраивает такой ответ?
— Вряд ли. Вопрос остается.
— Лаборатория подтвердила выводы Колодяжного, отпечатки идентичны. Мистика какая-то.
— Мистика, Костя, заключается в другом. Зачем сбежавшему или ожившему Бражникову нужно убивать артистов?
— Вы знаете, Александр Иваныч, мы все время натыкаемся на человека без лица, в калошах. А ведь и по росту, и по возрасту он подходит под данные Бражникова.
— Вот именно, что без лица. Актерские фокусы.
— Актерские? Вполне возможно. Птицына мы до сих пор не нашли и не уверены, что найдем. А если это он?
— Ты еще скажи, что он на Анну Железняк похож.
— На нее вряд ли, а вот на Грановского похож. Безликий мужик. Во время всех убийств находился в театре. А главное, он вне подозрения и мог вытворять любые фортели и под гримом изображать загадочную старомодную личность.
— Что толку пальцем в небо тыкать! Ты мне докажи заинтересованность Грановского в убийстве всей труппы. Ему стоит бумажку подписать — и они все на улице окажутся.
— Так-то оно так, но они же живыми уйдут.
Трифонов не захотел продолжать пустой разговор.
***
В двадцать два градуса тепла по улице можно ходить в одной рубашке, но Горелов все еще никак не мог выбраться из своего номера, чтобы проветрить мозги. Золотухин доложил о появлении в гостинице бывшей горничной.
— Послушай, Палыч, сейчас она договорится с метрдотелем, и ее подменят на полчаса. Она сюда заглянет, но сам понимаешь, ненадолго. Пару-тройку вопросов, не больше.
Они стояли на балконе и любовались прекрасным видом.
— Скажите, Юрий Максимыч, чем нам может помочь горничная? Она по делу не проходила. Как мне сказал Иван, горничные по ночам не работают. Все номера третьего этажа я уже осмотрел. Вполне могу нарисовать себе живую картину происходившего в ту трагическую ночь.
— Ты видел все номера, но тебе никто не открывал подсобку, где горничные хранят чистое белье, свои ведра, швабры и прочее. Я ведь не случайно про Райку вспомнил. Ты понимаешь, она баба красивая, с шикарной попкой, грудь четвертого размера. Короче говоря, я ее один раз выручил. Ее с иностранцем застукали. Ну, мне удалось это дело замять. Она меня отблагодарила… Несколько раз я побывал в ее подсобке. Конечно, так просто ее в постель не уложишь, только за бабки, или в том случае, если ей что-то от тебя надо. Ты думаешь, в гостиничный ресторан легко устроиться? Она два года в горничных ходила и спала с директором ресторана, пока он не взял ее в кабак. Это же Клондайк. Я сразу о ней вспомнил, когда ты сказал, что мы начнем все заново ворошить.
Райка была на этаже в ту ночь. У нее отец больной, инвалид, сам весь из себя партийный. Вся квартира увешана портретами Ленина и Сталина. В горкоме партии работал, пока эту партию не разогнали. Ну и сам понимаешь, домой она мужиков таскать не может. А подсобку девка оборудовала как надо. Кровать за этажеркой замаскировала, скрипучая правда, — ведь какие нагрузки выдерживает! Сегодня утром я с ней поговорил. Она согласилась рассказать, что помнит. По старой дружбе. Но предупредила, что никаких протоколов, подписывать не будет.
— Мы протоколов не ведем, Юрий Максимыч. Наше расследование неофициальное. Речь идет о другом преступлении, но от нас требуется восстановить истинную картину происшествия двухлетней давности. Документальных подтверждений никому не нужно. Мы должны либо подтвердить правильность выводов следствия, либо опровергнуть их. Наши выводы ничего изменить не смогут.
— Я тоже так думаю. Если кто-нибудь захочет доказать, что Рачковский допустил ошибку в работе, тому будет очень плохо. Сейчас Рачковский занимает кабинет заместителя главного прокурора Краснодарского края. Это тебе не хухры-мухры.
В номер постучали.
Раиса Селеверстова, как и говорил Золотухин, была женщиной эффектной, на вид лет тридцати семи с очень сексуальными формами. Конфетка, которую хотелось развернуть и тут же съесть. Гостья не церемонясь уселась на кровать и закинула ногу на ногу, показывая свои соблазнительные ножки и дорогое нижнее белье.
— Предупреждаю, мальчики, у меня времени в обрез.
— Будь посерьезней, Раиса, — предупредил Золотухин. — Человек специально из Москвы приехал, чтобы в деле разобраться. Твои показания могут иметь важное значение.
— Бог мой! Неужто моя болтовня хоть раз в жизни будет иметь какое-то значение?
— Скажите, Рая, вы действительно находились на этаже в ту самую ночь, когда здесь произошло убийство?
— Да, это так. Я со своим дружком пришла сюда в начале второго. Тогда Нинка дежурила по этажу, а мы с ней подруги, и она закрывала глаза на мои вольности. Другое дело, если бы я ее попросила открыть какой-нибудь номер, то пришлось бы с ней делиться. Но в разгар лета свободных номеров не бывает. Мы поднялись на этаж, я оставила своего парня на лестничной площадке, а сама пошла на разведку. Нинки на месте не оказалось. В коридоре вообще никого не было. Из нескольких номеров доносилась музыка и громкие голоса. Я открыла свою комнату, вернулась за парнем и провела его к себе. Ну, как водится, мы взяли с собой бутылочку, закусочку, устроились, хвать — а стаканов нет. Пришлось идти за стаканами к Нинке.
Выхожу в коридор и вижу, что в противоположном конце у окна стоит девчонка и плачет, хорошенькая, с изящной фигуркой, молоденькая. Я сразу поняла, что она не с нашего этажа. Нинкина комнатушка оказалась запертой. Где ее искать, я не знала, да и светиться мне не очень хотелось. Я подошла к девчонке. «Чего ревешь?» — спросила. «Так, ерунда». — Она отмахнулась. — «Ты из какого номера?» Она указала на дверь 1314. Это был один из номеров, откуда доносилась музыка. Ну я особо не церемонилась, взяла и зашла к ним. Обычная вечеринка, молодняк гулял. Танцевали, ничего особенного. Я попросила у ребят стаканчики. Они предложили мне пластиковые. Какая разница! Главное, чтобы не текли. Ну по ходу дела сказала: «Что же вы девочку обижаете? Стоит там и плачет». — «Сама виновата», — ответил какой-то парень. — «Разберутся между собой», — добавила смазливая девчушка и кивнула на паренька, сидевшего в углу. Хорошенький мальчик, на молодого Тихонова смахивает, пьяненький, один сидел с бутылкой в обнимку. Глянула на него, и мне эту плачущую красотку стало не жалко. Поругались, помирились, дело молодое. Я вернулась в свою конуру. Что там дальше происходило, понять трудно. Минут через сорок по коридору началась ходьба.
— В котором часу это было?
— Не знаю. Во-первых, мы свет погасили, а во-вторых, часов у меня нет. Я так думаю — около трех. Дверь соседнего номера то и дело хлопала.
— Это какой номер?
— 1307, там, где тоже гуляли. В этих номерах артисты жили. Музыка стихла, и стали слышны голоса в коридоре. То женские, то мужские. Полночи сновали туда-сюда. И вдруг дверь моей комнаты открывается. Черт! Я забыла запереться! Дверь открьша, ключ в карман, и за своим парнем пошла, а потом стаканы искала, короче говоря, запереться забыла. Так вот, дверь открылась, и я увидела женскую тень. Стройное тело, скорее всего это была Анна, одна из артисток.
— Вы запомнили ее имя?
— Конечно, она же мне скандал устроила. Дура! Этот ее хахаль, режиссер театра, трахал все, что движется. Меня он тоже не обошел своим вниманием. Правда, я с него брала за удовольствие по полной программе, зелеными, ведь денег у него куры не клюют. Они приехать в отель не успели, я как раз в его номере убиралась, он вошел, увидел меня, и дверь раз — и на ключик закрыл. Я говорю: «Дяденька, так дела не делаются. Можно за решетку угодить». Он пачку денег из кармана вынимает и выдергивает из нее сотенную купюру зеленого цвета. «Фокус-покус. Хочешь, она твоей станет навсегда, а ты моей на полчаса?» А почему не согласиться! Деньги не пахнут, я в душ сходила и забыла о нем. Пока они здесь жили, такие истории не раз повторялись.
Ну, а один раз Анька нас застукала. Ее номер радом находился — 1311. Так эта баба через балкон перелезла. А что там лезть-то! Тонкая перегородка, общие перила, ногу перебросила, и на другом балконе. Вот она и зашла в номер с лоджии в самый неподходящий момент. Здрасте, я ваша тетя! Мне-то плевать, я юбку одернула и пошла, а они остались базарить. Ну а потом она за мной ходила, запугивала.
— Так ночью в подсобку она заходила?
— Наверняка. Там все артистки бабы интересные, но рост и фигура были Анькины. Она нас не видела. В чистом белье покопалась, взяла наволочку, вышла и закрыла дверь. Наволочку я потом так и не нашла, а пуговицы от нее под ванной видела в Анышном номере. Что она с ней делала, я не знаю.
— Можно догадаться. У вас в номерах нет аптечек. Наволочку можно разорвать на бинты или использовать как тряпку. Если вы нашли пуговицы, значит, ее рвали. Анна знала, где вы храните белье?
— Конечно, она ко мне приходила со своими претензиями. Я уже тогда поняла, что у них не все в порядке. Что-то случилось. Я выглянула в коридор. Возле номера Грановского стояли двое артистов и курили, а из номера ребят все еще продолжала доноситься музыка. Выходить я не решилась, мне только неприятностей не хватало. Я прикрыла дверь и заперлась. А еще через час примерно приехали менты. Вот нам и пришлось сидеть в заточении до девяти утра, пока моя смена не началась. Потом я вышла, как будто только заступила на работу.
Естественно, меня никто никуда не вызывал. А через час я была уже в курсе событий. Когда этого паренька выводили в наручниках, у меня сердце защемило. Не мог он убить девчонку! Зла в его глазах не было. Уж я-то мужиков насквозь вижу. Гляну на парня и сразу скажу: будет он руки распускать или нет. А чтобы убить мог, такое в крови иметь надо. С этим мальчуганом я не побоялась бы голой в клетке оказаться. Он без разрешения даже до ноги моей не коснулся бы. А тут убийство! Понятно, что случайное, но убийство.
— Главное, что я понял, жизнь на этаже не прекращалась ни на минуту в течение всей ночи. По коридору движение не замирало.
— Порт днем тише.
— В том случае, когда Анна застала вас с Грановским, он дверь запирал на ключ?
— Конечно, Анька дернулась и поняла, что он в номере, и решила махнуть через лоджию. Не ясно только, на кой черт он ей нужен. Она же обручальное кольцо носила, а этот урод полное дерьмо во всех смыслах.
— У вас была с ним связь после убийства?
— Нет, что вы! Он в пай-мальчика превратился, святее Папы Римского стал.
— Меня интересует, могли ли быть на его теле царапины?
— Думаю, могли. Я постель меняла в его номере, и пятна крови были на подушке и на простыне, но слабые. Либо болячку содрал, либо сквозь бинт просочилось.
— И ходил он в водолазке под горлышко?
— Не помню. Меня тошнило смотреть на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40