Лика обладала незаурядной внешностью и сказочной фигуркой. От предложения сняться в кино она также не смогла отказаться. И снялась. Удачно. А потом ей сделали предложение бросить к чертовой бабушке театр и стать моделью. И на этот раз Лика не стала отказываться.
Подиум ей нравился больше, чем подмостки. Появились фотографии в журналах, и пару раз ее портрет попадал на обложки. А потом появился принц, который в свою очередь предложил ей руку и сердце. У принца имелся один недостаток — он был лысоватый, однако не стар и являлся председателем директоров нескольких банков. Лика согласилась. Правда, он запретил ей работать, а взамен она получила очень выгодный брачный контракт. От следующих предложений, как бы хорошо они ни звучали, приходилось отказываться. Но и у банкиров не все всегда гладко, случаются сбои, и такой произошел неделю назад. От некоторых привычных желаний временно пришлось отказаться.
Именно в этот момент ей позвонила старая подружка и бывшая сокурсница Анюта Железняк.
— Лика, солнышко, здравствуй. Извини, что тысячу лет не звонила, дела душат. Мне нужно срочно с тобой повидаться.
— Это ты, Клеопатра? Бессовестная! Тебе не стыдно, что я сама доставала билеты на твою премьеру?
— Стыдно! Сгораю со стыда! Потом обсудим детали. Ты можешь со мной встретиться?
— Господи, даже не знаю. Витюша скоро вернется с работы, а ты знаешь, что с этой минуты начинаются все мои заморочки. Он же беспомощный как ребенок.
— Лика, я рядом с твоим домом. Спустись вниз и жди меня на лавочке возле подъезда. Я тебя долго не задержу.
— Ну хорошо, только мне одеться надо.
— Умоляю, не делай этого, иначе я тебя не дождусь. Накинь на себя плащ и спустись на лифте вниз, и все.
— Но я так кошмарно выгляжу.
— Как выгляжу я, ты увидишь. Думаю, узнать ты меня сможешь только по голосу. Не пугайся.
— Ты меня уже напугала.
— Все, солнышко, через пять минут внизу. И не перепутай. Не через час пять минут, а просто через пять. Надо досчитать до трехсот.
— Ладно насмехаться! Спускаюсь.
Бедная Лика! Как же она испугалась, когда к ней подошел парень в кошмарной одежде, с монгольской рожей в ширину плеч, и кепке, надвинутой на нос. Она облегченно выдохнула, услышав знакомый голос.
— Это я. Не пугайся. И не дрожи как осиновый лист.
Лика проглотила слюну.
— Пробуешь грим на людях? Но что за роль тебе дали?
— Это не роль, детка, это мужские кулаки и локти.
Лика вскрикнула.
— Сумасшедшая! Ты опять Гаррика пустила?
— Пустила. Две недели жил человеком, и опять его понесло в разнос.
— Дура! Тебе мало, что он тебя обобрал до нитки?! Все пропил! Шубу, машину, золото! Все, что ты наработала, все спустил!
— Когда я выходила за него замуж, я не знала, что он зашитый. Два года держался, не пил, человеком был, а потом раз — и понеслось. Дай мне сигарету.
Девушки закурили.
— На тебя смотреть невозможно. Ну зачем ты его пустила назад?
— Это называется любовь, детка. В кино, наверное, видела и сама в «Щуке» не сцене изображала. Дура, согласна. Но ничего с собой поделать не могу.
— Постой-постой…, ты же говорила, что его посадили?
— Так, чтобы тебя успокоить и других тоже. Ну хватит о нем. Все равно уже ничего не сделаешь. Сейчас живу у подруги, а он у меня. Пропьет последнее, сам уйдет. Мне какое-то время перебиться надо. Хочу предложить тебе одну вещь. На нее приятней смотреть, чем на меня.
Анна достала из кармана часики и положила подружке на ладонь.
— Учти, это не дешевка какая-нибудь, а настоящий «Шепард».
— Боже! Красотища какая! Сколько?
— Пять штук, и то только по дружбе и если сразу. Деньги нужны.
Улыбка исчезла с лица красотки.
— Ой, Анютка, у нас ведь тоже проблемы!
— Продам на сторону, но потом жалеть будешь.
— Ну потерпи немного. Слушай, Анюта, оставь их у меня. Клянусь тебе, через неделю будут деньги, пять тысяч. Ну не капризничай! Подумай сама, кто тебе даст сходу столько денег? А я вывернусь наизнанку, но достану. Витька достанет. Я ему часы покажу, слезу пущу, и он достанет. Их сейчас счетная палата проверяет, вот он и обрубил мне концы. Сижу как дура целыми днями дома, в люди показаться не в чем.
— Бедненькая, как я тебе сочувствую! Ты же дважды одну вещь не надеваешь. Ладно, куколка, но учти, жду ровно неделю. Не вернешь деньги, отдашь часы и комиссионные за прокат.
— Договорились! Ладно, я побегу, а то Витька вот-вот вернется. Ты представляешь, если он тебя увидит?! Убьет!
— Лети, пташка. Тебе есть куда.
Аня встала и ушла. Через час она звонила из телефона-автомата на другом конце города. Трубку снял мужчина.
— Привет, Кутепов, узнаешь?
— Анна? Ты где, черт подери?! Почему репетицию сорвала?
— Дурак ты, Дима! Но дело не в этом. Ты один?
— Один.
— Могу я к тебе заглянуть?
— Заходи. Может, ты мне объяснишь, в чем дело?
— Ладно, только не пугайся, когда откроешь дверь. Перед тобой парень стоять будет.
— Чего ты еще выдумала?
Аня бросила трубку. Когда Дима Кутепов от нее шарахнулся, она обрадовалась. Во всяком случае, ее не узнавали даже бывшие сокурсники, знавшие ее как облупленную.
— Ты на голос реагируй, на голос, Димочка. Или тебе монолог Клеопатры прочесть? Жаль, ты Цезаря не играешь, а то бы концерт для соседей устроили.
— У нас режиссер мужчина, и к тому же не голубой, вот поэтому ты Клеопатра, а я не Цезарь.
— Войти можно?
— Кто это тебе пластическую операцию на фейсе сделал?
— Бывший муж.
— Какой по счету?
— А я подсчетов не веду. Вам в театре лучше знать.
Они прошли в единственную комнату в квартире. Кругом висели фотографии Наташи Колычевой.
— Где же твоя подружка?
— Дома, у них гости. Теперь двоих мужиков на шее тащит.
— Не хочешь стать третьим, а я пока у тебя поживу? Мне неделька нужна, не больше. Выпить найдется?
— Пиво в холодильнике.
— Что ж, начнем с пива, а там видно будет.
Анна скинула куртку и уселась на кровать. Парень принес пиво из кухни. Они закурили.
— Ну такую уродину ты, конечно, трахать не захочешь. А мне жить негде. Какие поступят предложения?
— Хватит придуриваться.
— А в институте, помнится, ты за мной ухлестывал. Правда, не один ты. Всем свежатинки хотелось. А раскладушка у тебя есть?
— Диван на кухне раскладывается. Ты можешь объяснить, что происходит?
— Хана мне, Димочка. Ха-на! Я не Сара Бернар и на сцене умирать не хочу. Мне, дуре, почему-то жить захотелось. А пока он нас всех не передушит, не успокоится.
— Кто?
— Антоша, кто же еще! Задумка у него такая, понимаешь? Нет, конечно, не понимаешь, и не надо тебе ничего понимать. Ты тут ни при чем. Играй себе на радость в Гамлетов и в Идиотов, а я отыгралась. Вот только в ящик сыграть не захотела. Сняла с Антоши кучу зеленых и рванула на все четыре стороны. Помнишь у Островского есть такая пьеса «На всякого мудреца довольно простоты»? Вот, кажется, я перемудрила малость. Подсекли меня, Димуля, под самые красивые мои ноженьки, а на морде осложнения как после гриппа.
— А что с Антоном? Он же тоже на репетицию не явился. Такого я не помню.
— Побежал к брату на меня жаловаться. Он же трус и ябеда. Сам по себе ноль без палочки. Как что, так «мама» кричит. А мамочка у него одна — Гриша. Сейчас они всю Москву на уши подняли, меня ищут. Только если я сама к ним приду, меня за дверь выставят, как бомжа обнаглевшего. Страшно станет, после того как синяки сойдут.
— Я ничего не понимаю!
— И очень хорошо, дурачок. Чем меньше знаешь, тем целее будешь. Взял меня в клещи Антон и привязал к себе веревочкой, ни на шаг не отпускал. Потому что я должна стать следующим умирающим лебедем. А я взяла и сбежала.
— Не ты одна. И Птицын исчез, и Костенко. Актеры такие приехали на репетицию! Одни имена чего стоят, а Антон всех кинул.
— Ну значит, Птицын и Костенко тоже созрели. Надеюсь, им повезло больше, чем мне.
— Если ты что-то знаешь, Анна, то почему бы тебе не рассказать все следователю?
— Дурачок! Что я могу доказать? Мне рот заткнут в одну секунду. Ну подставлю я Антону подножку, упадет он, но туг же встанет на ноги и отряхнется, а мне на голову кирпич упадет в автобусе и все будут считать это естественным отбором. Закон природы — выживает сильнейший. А я слабая, хрупкая женщина и не могу воевать с Грановским-старшим. Я и с младшим не сладила.
— Видишь фотографии этой девочки? Ее зовут Наташа Колычева. Ее папа начальник следственного отдела московской прокуратуры, а в доме у них сейчас живет очень знаменитый следователь. Его ничем не испугаешь. На него управы нет. Он на пенсии и работает за здорово живешь, по старой дружбе. Он ни Президента не боится, ни всяких там Грановских, вместе всех взятых. Поговори с ним.
— Мы же с тобой друзья, Димочка? А?
— Ну и что?
— Обещай мне, что никому ни слова не скажешь обо мне. Не видел, не слышал, не знаешь. Можешь выполнить мою последнюю просьбу, последнее желание смертника?
— Могу, но ты не права.
— Пусть не права, но это же моя жизнь, а не чужая. Могу я ею распоряжаться по своему усмотрению?
— Можешь.
— Вот и ладушки. Через неделю я получу бабки и уеду к черту в Магадан. Одна беда, документов у меня нет.
— А где же они?
— Если б я это знала! Но в моей квартире остался паспорт. С собой я забрала только загранпаспорт, которого тут же лишилась. Но заходить в мою квартиру нельзя. За ней сейчас сотни глаз наблюдают. Облава еще днем началась. Видела, как четверо красавцев врывались в мой подъезд.
— Так и милиция тебя в розыск объявит! Все мы у них на учете. Попробуй кто-нибудь так просто исчезнуть! Не дадут. И Птицына найдут, и Костенко.
— Не сомневаюсь, но кто во мне признает Анну Железняк? Черта лысого!
Аня сняла кепку, и на плечи обрушилась шикарная копна темно-каштановых волос.
— Я уже даже не блондинка. Кстати, а у меня неплохо получается роль парня. Может быть, остричь волосы и украсть паспорт? Или купить на рынке? Стану каким-нибудь Махмудом Рахимовым из Туркестана.
— Это не выход.
— Правильно. Это дыра, в которую можно пролезть. А выхода можно ждать до глубокой старости. Мне только бы в себя прийти, а там я не пропаду. Уж не хуже Лики Ивановой. Видел бы ты ее! Принцесса на горшке.
— А кто тебе мешал?
— Я замуж по любви выходила, а она жопой виляла под объективами, чтобы эту задницу в журнале напечатали. Пустота! Ни чувств, ни таланта, одна дурь, что в башке, что ниже. Это не мой стиль.
— Твой стиль я вижу. Даже под гримом не спрячешь.
— Нормально. В жизни надо все испытать. Сначала холодно, потом жарко. Только и живешь, пока шкурой своей все чувствуешь. А вечный кайф под пуховым одеялом не что иное, как каторга. Все атрофировано… Ну ладно, подружка, сбегал бы ты за водочкой. А если у тебя в доме картошка найдется да соленый огурец, то цены тебе нет. С ходу отдамся за соленый огурец, а морду мою прикроешь портретом Наташи.
— Ну хватит шлепать опухшими губами.
— Ладно, шучу. Чур, я сплю здесь, а ты на кухне.
— Согласен. Картошка у меня есть, водку куплю, а с огурцами как повезет.
С огурцами Дмитрию повезло. Он даже селедку купил в банках. Заказ был выполнен, вот только заказчик не дождался. Когда Дима вошел в комнату, Аня спала мертвым сном. Пришлось женщину раздеть и накрыть одеялом. Когда-то он за такое удовольствие многое отдал бы, но времена меняются. Дмитрий вздохнул и отправился на кухню спать.
***
Яркий луч солнца заглянул в окно, проскользил по полу и упал на лицо спавшего. Горелов открыл глаза и улыбнулся. Занавески колыхались от легкого дуновения ветерка. Ему показалось, будто время отступило назад и вновь настало лето. Он уснул одетым на покрытой постели, заваленной бумагами, где для него оставалось очень мало места. С его комплекцией ему много и не требовалось, важно, что он не помял документы во сне.
В дверь постучали. Скинув ноги на коврик, Горелов надел шлепанцы, встал, потянулся и направился открывать дверь. На пороге стояли Золотухин и еще какой-то тип лет пятидесяти, плотный, широкоплечий, с круглым, словно вычерченным циркулем лицом, но по-детски добрым и улыбчивым.
— Привет, Палыч! Я тебе тут одну рыбку уже выловил, с остальными могут быть проблемы.
— Заходите, пожалуйста, а я пойду сполосну физиономию.
Мужчины зашли в номер, а хозяин пошел в ванную. Толстячок непонимающим взглядом посмотрел на Золотухина.
— Ты что, Юра? Вот этот пацан из Москвы приехал с инспекцией? Он небось еще школу не окончил.
— Успокойся, Ваня. Дурака из Москвы не пришлют. Я вообще думал, что они целую бригаду сюда пригонят. А этот парень один должен всю байду восстановить. Значит, может. Я еще вчера понял, что хватка у него есть.
В комнате появилось обсуждаемое лицо.
— Я Горелов.
— Иван Телегин, лейтенант запаса.
Они обменялись рукопожатиями.
— А отчество ваше как?
Телегин даже не сразу понял вопрос. Его никто никогда не называл по имени-отчеству.
— Вообще-то, Романыч, но лучше просто Иван. А то я не пойму, к кому обращаются.
— Хорошо, как вам удобней.
— Иван входил в оперативную бригаду в то время, и один из первых приехал в гостиницу. Вы уж тут сами потолкуйте, а я пойду остальных искать. Как выяснилось, это дело непростое. А Гальку я дома не застал. Та, что горничной была, а ныне официанткой работает. Сегодня она выходная, а вчера отпрашивалась, но завтра с утра заступает на смену.
— Хорошо, Юрий Максимыч, только к концу дня загляните сюда. Могут возникнуть новые вопросы.
— Будет сделано. Ивана-то я сразу нашел. Мы с ним живем рядом и в одну пивнуху ходим. Там я его и выловил. А вот из остальных участников следствия в управлении никого не осталось. Текучка у нас большая.
— Можно подумать, я остался! — усмехнулся Иван. — Это ты у нас ветеран…
— Ну ладно, я помчался. До встречи!
Золотухин махнул рукой и вышел. Горелов сел на кровать и начал собирать документы.
— Я ознакомился с делом, не очень подробно, а скорее поверхностно, уделяя внимание ключевым местам. И вот что удивительно — следствие не рассматривало ни одного из возможных вариантов. Ну к примеру сказать, убийство совершено третьим лицом, неизвестным. Посудите сами, девушка вышла из номера 1314 в половине второго. По показаниям свидетелей, ее парень пошел на поиски через полчаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40