Специально выпросила у главврача поликлинники отгул за переработанное время — накрыть праздничный стол, сбегать на рынок купить что-нибудь повкусней, убраться в квартире.
Когда Карп пришел домой, все блестело, в центре праздничного стола — бутылка шампанского, в вазе — фрукты, на тарелках и тарелочках разложены закуски, из кухни плывет умопомрачительный аромат жаренного-паренного. Безулыбчивая мать сменила обычные разношенные тапочки на лакировки, вместо «рабочего» халата — нарядное платье.
— Ну, похвастайся успехами, Карпуша.
Клавдия еще неделю тому назад знала о золотом аттестате, ее пригласил к себе директор школы и долго благодарил за сына-отличника. Пророчил ему блестящую будущность крупного ученого или литератора.
Видов-младший молча положил на край стола аттестат с золотым обрезом, рядом пристроил коробочку с медалью. Дескать, ничего особенного не произошло, удалось успешно сдать выпускные экзамены. Обычное дело.
Клавдия, так же деланно равнодушно, бегло пробежалась по оценкам аттестата. Сплошные пятерки. Открыла и снова закрыла коробочку с медалью. Поколебалась и перенесла гербовую бумагу и медаль на комод, положила возле портрета мужа. Как бы отчиталась перед ним за результаты многотрудной работы по воспитанию сына.
Новоявленный золотой мелалист аккуратно повесил пиджак на спинку стула и придвинулся к столу. Он изрядно проголодался и не скрывал этого.
— Погоди кушать. Подойди ко мне.
Пришлось подчиниться. В голосе матери — непривычная сухость, обычно она говорит более мягко. Что-то произошло. На самом деле ничего не случилось, строгость и сухость — лекарственное средство против закипающих слез.
— Что случилось, мама?
— Куда намереваешься поступить?
Странный вопрос, уже давно обсужденный и решенный! Стоит ли снова возвращаться к нему?
— Мы ведь уже говорили об этом? В юридический.
— Не передумал? Может быть, в военное училище?
Упоминание об армейской карьере — не новинка. С одной стороны, Клавдия хотела, чтобы сын пошел по стопам отца, с другой, страшилась. Вдруг — война! Вслед за мужем потерять сына казалось ей чудовищной несправедливостью, злобной насмешкой судьбы.
— Мамочка, ну какой из меня офицер? Нет, нет, только в институт!
Все ясно — упрямец ни за что не согласится с материнскими доводами. Пора переходить к главному. Помолчав, женщина неожиданно взяла сына под руку. Заговорила таким же строгим голосом. глядя не на Карпа — на фотографию мужа.
— Я тебе никогда раньше не говорила об этом. Сегодня ты стал взрослым, пришла пора узнать правду… Твоего отца, капитана Видова… убили.
Карп с удивлением посмотрел на мать.
— Я знаю, мама… Но на фронте всегда убивают. Такова мерзость любой войны. Понимаю, тебе больно говорить об этом…
— Больно — не то слово, сынок… Но ты не понял. Отца убили свои. В спину.
— Как это «свои», — юноша недоумевающе вздернул густые, отцовские брови. — Кто?
— Именно об этом я и хочу поговорить с тобой…
Несколько слезинок все же пробились и одна за другой покатились по щекам. Клавдия поспешно слизала их языком, оставшиеся убрала носовым платком. Карп не заметил — смотрел на отцовский портрет.
Большинство женщин, переживших подобные потрясения, через несколько лет более или менее спокойно могут говорить о своей беде. Для Клавдии — проблема. Поэтому говорила она короткими, отрывистыми фразами, часто страдальчески морщилась и торопилась поднести к мокрым глазам смятый носовой платок.
— Может быть, случайный выстрел? — спросил Карп, когда Клавдия закончила нелегкое повествование. — У кого-нибудь рука дрогнула?
— Хочется так думать, но, наверно, стреляли специально. Многие бойцы и командиры не любили комбата, слишком он был резок в выражениях, любил посмеяться, а от обычной насмешки до злой издевки недалеко. Кто-нибудь из обиженнных выбрал удобный момент и отплатил капитану…
По наивному представлению подростка советское оружие должно было стрелять только во врага, командиры и рядовые обязательно помогали друг другу, выносили из-под огня раненных, торжественно хоронили убитых. Он еще не понимал всей мерзости жизни, всей сложности отношений между людьми.
— И что ты собираешься делать?
— Найти убийцу и поглядеть в его глаза! — выпалила Клавдия, сжав в кулачке мокрый носовой платок. С такой злостью и силой, что Карп от неожиданности вздрогнул. — Я не успею, ты найдешь!
Приступ неженской ярости прогнал слезливую слабость. Будто вдова увидела перед собой силуэт убийцы мужа — неясный, расплывчатый, нечеткий.
— Ты никого не подозреваешь?
Вопрос — закономерен, но Клавдия заколебелась — до чего же тяжко подозревать, не имея ни малейшего основания, кого-нибудь из однополчан, людей, с которыми она прошла через кровь и муки войны!
— Подозреваю, — тихо ответила она, вспомнив старшину Сидякина. — Был в батальоне один человек, не просто однополчанин — друг детства. Мой и Семкин. Завистливый и по своему преданный. Но утверждать не берусь, не хочу брать на себя тяжкий грех… Хочу предварительно разобраться.
— Но, мама, прошло без малого пятнадцать лет, многие не дожили до Победы, многие умерли в мирное время от ран.
— Мишка Нечитайло не погиб и не умер, — с оттенком досады сообщила Клавдия. — Ах, да, ты его не знаешь… Тогда он был начштаба батальона. С него и начнем.
— А ты все эти годы не пыталась найти подонка?
— Пыталась, как не пыталась. Не раз с Нечитайло беседовала, просила вспомнить, но тот заупрямился: столько лет, дескать, прошло, пора забыть о трагедии. Это ему легко забыть, Семчик был для него просто командиром, а мне как это сделать? Может быть, Мишка тебя постесняется.
Конечно, Карп не остался равнодушным к планам матери, мало того, его потрясли подробности гибели отца, но сейчас он думал совсем о другом. Одноклассница Наташка, наконец, согласилась вместе с ним пойти в кино… Сегодня решающий вечер…
— И когда мы поедем к твоему фронтовому другу? — замирая, спросил он.
— Надеюсь, не сегодня?
— Нет, сынок, не сегодня. Судя по твоему взволнованому виду, вечер у тебя занят более приятными делами… Свидание, да?
Врать матери не хотелось — у них сложились дружеские отношения, говорить правду тоже не совсем удобно. Поэтому Карп ограничился смущенным смехом.
— Извини, мама, есть хочу зверски…
Перед выпускными экзаменами Карп неожиданно влюбился. Приглянулась ему вялая, флегматичная девица, не отличающаяся ни особой красотой, ни умом. Даже девичье кокетство отсутствует. Обычный середнячок. Говорят, что противоположности сходятся, может быть, именно это толкнуло друг к другу молодых, еще неопытных, людей.
Встретились они вечером в скверике рядом с кинотеатром. Наташка — в легком летнем платьице — сидела на лавочке и читала какую-то брошюрку. Наверняка, из серии душещипательных сентиментальных романчиков о безответной любви.
— Опаздываешь, кавалер, — равнодушно бросила она. — Лишних пять минут ожидаю, думала — не придешь.
Карп не опоздал, наоборот, пришел за полчаса до назначеного времени, но возражать не стал. Вдруг девушка обидится. Молча показал заранее купленные билеты. В ответ — такой же равнодушный кивок.
Фильм показывали — так себе, ничего интересного. Молодые люди уезжают на очередную стройку коммунизма, по дороге ссорятся, потом он выбивается в бригадиры, влюбляется в другую девчонку… Короче говоря, надоевшая муть. Карп смотрел на экран «вполглаза», думал вовсе не о разворачивающихся там событиях, его волновали случайные прикосновения к пухлому девичьему плечику.
— Понравилось? — спросила Наталья, когда они, сойдя с трамвая, неторопливо двинулись к многоэтажному дому. — Лично мне — не очень.
— Мне тоже, — признался Карп. — Обычная мура.
Как поступить возле входа в подъезд — поцеловать или ограничиться дружеским рукопожатием? Сверстники утверждают, что девчонки только и ожидают страстных поцелуев, сопровождаемых заверениями в вечной любви. Но вдруг Наташка оскорбится и влепит нахальному кавалеру пощечину?
Обычно Видов более решителен, а тут, будто его подменили. Идет, боясь прикоснуться к девушке. О том, чтобы взять ее под руку — Боже сохрани. Когда до подъезда остались считанные шаги, он, наконец, решился на некоторую вольность.
— Когда мы встретимся? — спросил, замирая от возможного отказа.
— Давай завтра, — равнодушно предложила Наташа. Будто речь шла не о свидании с парнем, а о посещении с матерью рынка. — Вечером, как сегодня.
— Вечером не могу… Только не обижайся, пожалуйста… Мы с мамой приглашены в гости. К полковнику Нечитайло.
Воинское звание материнского фронтового побратима произнесено со значением. Несмотря на привитую матерью нелюбовь к похвальбе, Карп все же не удержался, очень уж хотелось ему выглядеть в глазах полюбившейся девушки этакой неординарной личностью, с которой водят знакомство такие важные персоны, как полковники и генералы. По той же самой причине он умолчал вторую половину звания бывшего батальонного начштаба — «в отставке».
Неожиданно Наташа останвилась, сморщила забавную гримаску.
— Нечитайло?… Где-то я слышала эту фамилию… Ах, да, вспомнила! В пятом классе учится Сережка Нечитайло, много крови перепортил и однослассникам и учителям. Ехидный, дерзкий. Однажды, когда он принялся меня дразнит — надрала уши. Думаешь, исправился? Как бы не так, дерзит еще больше… Наверно, сынок твоего полковника, вот и забавляется безнаказанно… А у твоей матери какие-то дела с Нечитайло?
— Они вместе воевали: мои отец с матерью и полковник, тогда старший лейтенант. После гибели отца…
— А как погиб твой отец? — неожиданно перебила Наташа. — Где?
Что ей до отцовской судьбы, с невольным раздражением подумал Карп, лучше говорила бы о предстоящих экзаменах в институт иностранных языков, куда собирается поступать. Ведь у нее нет золотого аттестата, придется снова проходить через письменные работы и собеседования. Но промолчать на прямо заданный вопрос Видов посчитал недостойным настоящего мужчины.
— На Украине. Во время атаки, — коротко ответил он, чувствуя — краснеет. Благо тусклый свет от висящего на столбе фонаря скрыл румянец. — Подробности нам с мамой неизвестны. Да и какие могут быть подробности, когда на фронте миллионы погибли.
Наконец, допрос окончен. Удовлетворенная полученными сведениями, Наташа, не оглядываясь на кавалера, пошла к подъезду. Он шел за ней, мысленно ругая себя малоумком, слабовольным интеллигетиком и прочими бытующими в школьной среде обидными кличками.
Возле входа в дом девушка остановилась, повернулась лицом к парню. Тот понял это, как приглашение к расставанию и опасливо обнял Наташу за талию. Опасливо потому, что ожидал либо пощечины, либо насмешки. Неожиданно девушка качнулась к нему, положила теплые ладошки на грудь, закрыла глаза и сложила сердечком губы.
Поцелуй, если сильное прижимание мужских губ к девичьим можно назвать поцелуем, длился очень долго. По мнению Карпа — минуты, девушка с досадой подумала: слишком долго. Легким толчком она восстановила прежнее расстояние, тихо, очень тихо, проговорила, на первый взгляд, наивные слова, которые не раз слышала по радио.
— Женишься?
Будто поцелуй обязывает парня завтра же утром прикатить к дому невесты на такси с разноцветными воздушными шариками и торжественно повезти ее в ЗАГС.
— Обязательно! — горячо ответил Карп, уже без опаски обняв девушку за талию и потянувшись за вторым поцелуем. — Завтра же подадим заявление. А сегодня я поговорю с мамой…
— А ты без мамочки что-нибудь делаешь? Уже и аттесат зрелости в кармане и студенчество — рукой подать, а ты все еще советуешься и спрашиваешь разрешения. Будь ты, наконец, мужчиной, ведь мы с тобой — взрослые, свободные люди, стоит ли спрашивать позволения создать семью? Правда, ты даже целоваться толком не можешь — какой из тебя мужчина?
Обычно равнодушная ко всему, что делается вокруг нее, Наташа была необычно раздраженной. Неожиданно она закинула руки на шею Карпа, прижалась к нему грудью и несколько раз прикоснулась приоткрытыми губками к его губам. Так нежно и призывно, что у парня дух захватило.
— Вот так надо, — отстранившись, без малейшего намека на волнение, удовлетворенно произнесла она. — А ты только больно делаешь и — все… Никаких завтра или послезавтра не будет, поступим в институт, переселимся в общежитие и там сыграем комсомольскую свадьбу. Понятно?
Сказать, что он собирается жить с мамой, что ни в какие общежития переселяться не будет — вызвать град очередных обидных насмешек. Поэтому Карп промолчал, не сказал ни «да», ни «нет». В конце концов, до института еще далеко — не меньше нескольких месяцев, мало ли что за это время произойдет.
Матери он ничего не сказал, но та и без слов все поняла. Кажется, сын превращается из мальчишки в зрелого мужчину. Интересно, как выглядит будущая ее невестка, что она из себя представляет, что связывает молодых людей — настоящее чувство или мимолетная страсть? Дай Бог, чтобы у сына сложилась настоящая семья, чтобы он не получил болезненных синяков, которые так травмируют молодую, неокрепшую душу человека.
Секретов, недоговоренностей у матери и сына не существовало, она даже поведала ему сокровенное — историю знакомства с мужем и их скромной свадьбы. Поэтому молчаливая отрешенность Карпа больно ранила ее. Но настаивать, выспрашивать она считала унизительным не столько для себя, сколько для сына. Захочет, посчитает нужным — сам расскажет.
Клавдия невольно вспомнила свою первую брачную ночь в объятиях Семки и привычно всплакнула…
— В гости поедем на такси, — торжествнно провозгласила Клавдия после обеда. — Звонила Михаилу, тот пригласил на ужин. Правда, поколебался, знает ведь о чем пойдет разговор… Странно?
Занятый мыслями о вчерашнем свидании с Наташей Карп не ответил. Стыдно за равнодушие к памяти погибшего отца, к переживаниям матери, но ничего сделать с собой парень не мог — все заслонили девичью губки и прижавшиеся к его груди упругие холмики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61