Но и этот план я был вынужден отвергнуть, поскольку считал, что русские даже в столь узкой операции усмотрят стремление перерезать Мурманскую железную дорогу. Учитывая политическую роль такой попытки, я хотел всё же довести мою точку зрения до сведения президента республики. К моему огромному удивлению, вскоре после нашей встречи я получил от него длинное письмо, в котором он излагал абсолютно то же самое, что я говорил ему и на основании чего выступал против наступления в этом щепетильном направлении. Это письмо фигурировало среди документов на суде над военными преступниками. Посторонний наблюдатель легко может составить мнение о том, рассматривает или отвергает президент в этом письме соображения, высказанные мною по поводу вышеупомянутого манёвра. В действительности же президент Рюти и я, как во время нашей встречи 24 марта, так и позднее, придерживались единого мнения, что нет никакой необходимости проводить операцию против Мурманской железной дороги. Поэтому слова президента, сказанные им на суде над военными преступниками: «24 марта 1942 года главнокомандующий посетил меня в Хельсинки и предложил план этого военного манёвра, заявив, что сначала наступление поведётся только на Парандово; одновременно он сообщил, что войска, в основном, уже находятся на исходных позициях...» — следует рассматривать как результат недопонимания или же забывчивости.В это время генерал Эрфурт, явно по инициативе генерала Дитла, вновь поднял вопрос о подчинении мне немецких войск, действовавших в Лапландии, но и на этот раз ему пришлось удовольствоваться ответом, что эта идея меня не интересует, о чём я и просил доложить шефу. Об иной позиции не могло быть и речи уже из-за огромного интереса, который немцы проявляли к планируемому наступлению на мурманскую дорогу. Если бы за осуществление этой затеи отвечал финский главнокомандующий, вне зависимости от того, чьи войска участвовали бы в операции, финские или немецкие, Финляндия несла бы ответственность за саму операцию и за её политические последствия. Кроме того, следовало учитывать и то обстоятельство, что в подчинение командующего лапландской немецкой армией входила норвежская прибрежная полоса Северного Ледовитого океана. Если генерал Дитл оказался бы подчинён мне, я стал бы ответственным за военные мероприятия немцев на этой территории Норвегии, куда они пришли не как братья по оружию, а как оккупанты на правах победителей.Вторая инициатива немцев, касавшаяся предприятия, проводимого в интересах Финляндии, а именно — возвращения островов Финского залива Готланда, Лавансаари и обоих Тютярсаари, — напротив, встретила у нас понимание. От Готланда русские уже однажды отказались в связи с их уходом с мыса Ханко, и после этого островом овладело небольшое финское подразделение. В начале января 1942 года русские внезапной атакой вновь захватили Готланд и с того момента прочно удерживали его.Вскоре стало ясно, что немцы испытывают недостаток в войсках и что на их участие в планировании этой операции рассчитывать нельзя. Острова надо было освобождать только своими силами. Если Готланд окажется в наших руках, там можно будет расположить важную для обороны столицы и Южной Финляндии наблюдательную станцию, а русские потеряют базу лёгкого флота. 9 марта я принял решение о наступлении на Готланд и острова Тютярсаари.Овладение Готландом было трудной и сложной задачей. Расстояние от ближайшего опорного пункта города Котка до острова составляло сорок километров, к тому же окружавшее его тонкое ледяное поле протяжённостью 20 километров, казалось, лишало нас возможностей осуществить нападение внезапно. А именно внезапность и нужна была для успеха операции. Необходимо также было учитывать возможность того, чтобы у подразделений лыжников после долгого ночного перехода оставались бы ещё силы подняться на скалистый берег Готланда и по глубокому снежному покрову проникнуть в горную местность, которая, по всей видимости, была полна укреплений. Если с рассветом атакующие войска все ещё находились бы на льду, подверженные нападению с воздуха и огню защитников острова, попытка могла бы закончиться поражением. На наши расчёты большое влияние оказал тот факт, что мы ничего не знали о численности гарнизона на Готланде: эти данные невозможно было получить ни с помощью разведки, ни наблюдением с воздуха.Руководить атакующими частями я поручил командиру 18-й дивизии генерал-майору Паяри, способностям тактического мышления и крепким нервам которого я доверял полностью. 10 марта генерал-майора Паяри пригласили в Ставку, где я поручил ему разработать план наступательной операции, которая должна осуществиться силами как минимум трёх батальонов. В тот же день был отдан приказ о создании группы «Р» и её задаче. В наступающих подразделениях, в которые вошли войска морской пехоты и некоторое количество армейских сил, было много бойцов, воевавших под руководством Паяри во время Зимней войны, которые безгранично доверяли своему командиру.После утверждения плана наступления я 18 марта побывал в Котка, где тщательно проверил подготовку к операции и дал генерал-майору Паяри некоторые дополнительные указания. Наступление было назначено в ночь с 26 на 27, когда луна была на ущербе.За сутки до начала наступления войска вывели во внешние шхеры, откуда обоз на лошадях ещё до наступления темноты отправился в путь, чтобы соединиться с войсками, часть которых намеревались переправить на автомашинах. Несмотря на то, что личный состав был в белых маскхалатах, а лошади и груз покрыты белыми покрывалами, противник, видимо, догадался о происходящем, судя по переданному из Кронштадта по радио сигналу тревоги, который нам удалось перехватить.Главный удар в наступлении наносился 27 марта в 3.30 утра на западный берег Готланда. В момент атаки разыгралась дикая снежная буря, продолжавшаяся долго и днём. Она окутала войска непроницаемой оболочкой. Как и ожидали, бой был жестоким. Защитники острова, а их насчитывалось всего около шестисот, бились очень отважно и упорно, а наступавшей стороне необходимо было ещё преодолевать и огромные снежные сугробы, и труднопроходимые условия местности. К вечеру центральная часть острова пала. Бои шли теперь на его южном и северном берегах. Оставшимся в живых защитникам северного берега Готланда на следующую ночь удалось отступить на остров Лавансаари.По окончанию снежной бури в действие с той и другой стороны вступила авиация. Несмотря на эффективную поддержку с воздуха и на то, что большое число самолётов противника было в этот день сбито, наши войска несли чувствительные потери от бомбардировок. На следующий день воздушные налёты продолжались, но они обошлись русским ещё дороже. У финской авиации поистине был день победы: наши лётчики сбили 24 самолёта противника. Бои за южную часть Готланда продолжались до вечера 28 марта, когда последние защитники острова сложили оружие.Вскоре после овладения Готландом наши войска захватили и острова Тютярсаари. Контрнаступление на Большой Тютярсаари отразили с помощью немцев, пришедших на помощь из Эстонии. Наступление на остров Лавансаари, которое немцы решили провести своими силами, так и не было осуществлено, поскольку обострилась обстановка юго-восточнее Ленинграда, что вынудило немцев перебросить туда войска, приготовленные для наступления на остров. Лавансаари так и остался в руках русских.В приказе, в котором было высказано особое признание заслуг наших лётчиков, я объявил благодарность героическим войскам, принимавшим участие в освобождении Готланда, и в первую очередь отважному руководству этой трудной операцией.17 марта мне была оказана честь ещё раз приветствовать у себя в Ставке шведского принца Густава Адольфа. Он приехал, чтобы вручить мне по поручению короля Швеции меч Большого Креста рыцарского Ордена меченосцев. После торжественной церемонии я в краткой речи попросил передать мою благодарность Его королевскому высочеству за награду, которую со времён походов Наполеона не получал ни один из воинов, и подчеркнул, что эта честь оказана не только мне лично, но всем оборонительным силам Финляндии. Затем последовал свободный от формальностей обед, во время которого присутствовавшие смогли увидеть в наследном принце Швеции естественного, бодрого офицера и хорошего друга нашей страны. После обеда начальник генерального штаба доложил принцу об операциях, проведённых восточнее Ладоги, с которыми Густав Адольф знакомился во время своего прошлого визита.Ещё в первые месяцы года по сообщениям о военнопленных и о состоянии их здоровья я смог убедиться, что смертность в некоторых лагерях увеличивается, а когда познакомился с этим более подробно, мне стало ясно, что необходимо принять меры по улучшению питания военнопленных. Хотя причиной смерти в большинстве случаев было изначально плохое состояние здоровья пленных, всё же перед нами встала задача, пренебрегать решением которой было нельзя.Во время многочисленных бесед с главным армейским врачом и главным интендантом я изучал возможности увеличения питательной ценности пайков и одновременно глубже вникал в актуальные вопросы здравоохранения.Во время трудной зимы 1941—42 годов мы вынуждены были сокращать даже пайки наших солдат, а состояние с продуктами питания для гражданского населения вообще было тревожным. Понятно, что в этих условиях военнопленным, число которых достигло 47000, мы не могли выдавать достаточно больших пайков. Несмотря на это, я потребовал принятия мер для улучшения их положения. В качестве примера мероприятий, нацеленных на это, можно назвать то, что заслуживающих доверия пленных передали в качестве рабочей силы крестьянским хозяйством внутренней Финляндии. В ходе моих инспекционных поездок я регулярно посещал лагеря военнопленных, чтобы ознакомиться с условиями жизни пленных солдат и получить представление, как с ними обращаются. Вскоре мне стало ясно, что собственными силами мы не можем добиться эффективного улучшения, поэтому я, в качестве председателя финского Красного Креста, решил обратиться в Международный комитет Красного Креста, который находился в Женеве.В письме от 1 марта 1942 года, адресованном председателю комитета, я писал, что хотя Советский Союз и не присоединился к Женевской конвенции и нет гарантий тому, что с финскими военнопленными в России обращаются справедливо и гуманно, мы со своей стороны, несмотря на многочисленные трудности, точно соблюдаем положения о военнопленных, предусмотренные конвенцией. После этого я рассказал об огромных трудностях с продуктами питания в Финляндии и о том, как это сказывается на пайках для военнопленных. Несмотря на то, что пайки для гражданского населения Финляндии мы были вынуждены сократить до минимума, калорийность питания, выдававшегося военнопленным, и калорийность продуктов, которые получали люди физического труда, была почти одинаковой. Для поддержания нормального состояния у здорового человека калорийность этих продуктов в какой-то мере достаточна, а витаминов не хватает. Физическое состояние русских солдат во время войны постепенно ухудшалось, у многих ощущался недостаток витамина «А» ещё до того, как они попадали в плен. Выслушивая военнопленных, я понял, что питание в русских войсках давно уже было недостаточным и однообразным; основной пищей солдат был хлеб и лепёшки из фуражных зёрен, в отдельных случаях этот рацион дополнялся кониной. Если не увеличить пайки для военнопленных, то состояние их здоровья не улучшится и нельзя избежать смертельных исходов от излишнего похудения и заразных болезней, несмотря на медицинские и иные мероприятия.Я закончил письмо пожеланием довести эти соображения до сведения всех членов комитета и выразил надежду, что они доброжелательно отнесутся к судьбе русских военнопленных и попробуют изыскать способы её облегчения. Я подчеркнул, что буду весьма благодарен комитету, если он посчитает возможным послать своего представителя в Финляндию; если таковой прибудет в нашу страну, ему будет предоставлена возможность контроля над распределением прибывающих посылок среди военнопленных.Моё обращение не осталось без внимания. Международный комитет Красного Креста сразу обратился к американскому Красному Кресту, который в течение двух последующих лет поставил нам в целом 30000 стандартных пятикилограммовых пакетов, в которых были продукты питания и табак. Швейцарский Красный Крест послал 40000 килограммов порошкового молока и гороховой муки, а соответствующая канадская организация — 600 килограммов лекарств, прежде всего витаминосодержащих. Распределяли все это в соответствии с действовавшими правилами, а за распределением следили командированные в Финляндию представители международного комитета, которым была предоставлена возможность ознакомиться с условиями жизни военнопленных.Потом, когда из глубокого кризисного положения с продуктами питания нам удалось выбраться, мы со своей стороны смогли улучшить питание военнопленных. Лично меня обрадовало то, что пленные офицеры несколькими публичными адресами выразили мне свою благодарность и прислали мне в виде подарков к Рождеству и Пасхе выполненные ими произведения искусства.При обмене военнопленными после заключения мира выяснилось, что противник в обращении с нашими пленными не соблюдал даже самых элементарных требований гуманности и что огромное количество финских солдат, попавших в русский плен до 1944 года, погибло, став жертвами антигуманных условий.Когда немцы в 1938 году аннексировали Австрию, группа евреев-беженцев нашла убежище в нашей стране, и в последующие годы они небольшими партиями продолжали прибывать к нам, и их число возросло примерно до двухсот человек. Поскольку в нашей стране никогда не преследовали евреев и не было никаких исключительных законов, касающихся таких беженцев, своё пребывание в Финляндии они считали безопасным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80