Он в совершенстве владел китайским языком — его мать была китаянкой. Сэр Джордж Маккартни оказал мне немало услуг, в частности, одолжил очень редкий, огромных размеров учебник китайского языка; к нему прилагался столик, на котором следовало держать эту книгу.Мы оставались в Кашгаре в течение целого месяца, который я использовал с большой пользой для себя, собирая различные сведения и изучая китайский язык. Одной из причин нашей задержки служил тот факт, что мне следовало дождаться необходимых бумаг для проезда через территорию Китая, а получить их я должен был именно в Кашгаре. Разрешение на проезд для «финна Маннергейма, путешествующего под защитой правительства России», было давно запрошено в министерстве иностранных дел Китая, но ни этот документ, ни какие-либо другие инструкции из Пекина все не поступали, и в столь непростой ситуации генеральный консул посоветовал мне оформить паспорт у фаньтая Финансовый комиссар от центрального правительства в китайской провинции, олигарх с весьма большой властью. (Прим. ред.)

. Как считал консул Колоколов, две первые буквы моей фамилии прекрасно подходили в качестве первой части китайского имени, и для получения разрешения это могло послужить веским аргументом. В китайском языке иероглиф «ма» означает лошадь, с него начинается уважительная форма имени многих дунганских генералов. По обычаю, китайцы прибавляют ещё два слова, чтобы в совокупности они отражали какую-то приятную мысль. Фаньтай пообещал оформить паспорт. Он немного подумал, а затем красивой кисточкой добавил два иероглифа к первому «ма». Теперь меня звали Ма-та-хан, что означало «Лошадь, скачущая через облака». Это имя вызывало благожелательную реакцию у тех официальных лиц, которые проверяли мои документы.Моим намерением было проехать в Кульджу до наступления зимы, но поскольку меня уверили, что через Тянь-Шань можно перейти и в зимнее время, начиная с февраля, то я решил сначала отправиться на юг для более полного ознакомления с Кашгаром — прежде всего с городами в оазисах Яркенд и Хотан. В начале октября я отправил казака Луканина, а вместе с ним на повозках основную часть нашего снаряжения, в столицу Синьцзяна Урумчи. Дорога туда вела через Аксу и Карашар. Сам же через несколько дней отправился в сторону Яркенда и Хотана — по прямой это около 400 километров, путь пролегал по западной окраине пустыни Такла-Макан. Перед отправлением я нанял для своего маленького каравана повара и переводчика. Повар Исмаил был невероятно и неисправимо нечистоплотным существом, тем не менее, он оказался настоящим сокровищем. Временный переводчик тоже более или менее справлялся со своими обязанностями.Наше путешествие в Яркенд можно смело назвать «великим исходом». Мы прибыли туда в середине мусульманского поста — месяца рамазан, поэтому питаться можно было только после захода солнца, когда становилось настолько темно, что нельзя было различить цвет подвешенной к потолку нитки. С рассветом, когда цвет нитки можно было различить вновь, запрет на еду возобновлялся. По ночам люди жадно ели, а между этими пирами молились Аллаху монотонными голосами. В сумерках бородатые мужчины, преклонившие колени на грубом сукне, разложенном во дворах, и возносящие молитвы среди цветочных клумб, выглядели очень живописно.Во всех уголках Яркенда занимались азартными играми. Профессиональная игра полностью одобрялась. Я мог наблюдать за самыми разными группами людей, увлечённых игрой, — начиная от официальных лиц и кончая заключёнными. Руки и ноги заключённых были прикованы к толстым чурбанам, в иных случаях на шеях у них имелись деревянные обручи. Чурбаны были собраны из лакированных деревянных частей, на которые наклеивались бумажные полоски, поэтому заключённые должны были двигаться очень осторожно, чтобы эти «почтовые марки» оставались в целости. Заключённые были вольны в своих передвижениях, зачастую их сопровождали жены, которые преданно таскали чурбаны, ограничивавшие свободу мужей.Другим впечатляющим зрелищем были зобы, принимавшие самые удивительные формы. Заболеваниям щитовидной железы, причина которых коренилась в употреблении местной воды, было подвержено практически все население, и зобы считались почти что нормальным явлением, поэтому с ними совсем не боролись. Как здесь шутливо говорили, у по-настоящему «удачливого яркендца» на шее обязательно должна быть приличная струма.Значительным событием всегда были обеды у фугуаня — районного мандарина. Но самым любопытным было знакомство с местным военным мандарином, который был образцом старой китайской военной касты. Это был семидесятилетний необразованный и глухой старик, по мнению которого организация китайской армии и военное искусство Китая были лучшими в мире. Утверждалось, что он специально держит такой маленький гарнизон, но, по моему мнению, военный начальник имел гораздо большее пристрастие к курению опиума, чем к обороне страны. На солдатах также были видны следы употребления опиума, и они представляли собой жалкое сборище профессиональных игроков, ростовщиков и сутенёров.29 ноября я прибыл в Хотан, который в Кашгаре мне обрисовали как самый любопытный и привлекательный город. Но уже вскоре я почувствовал, что меня обманули. Город показался мне гораздо более сирым и хуже построенным, чем Яркенд, даже магазины здесь были гораздо беднее. Главный местный мандарин, заранее предупреждённый о моём прибытии, был столь же доброжелателен, как и его яркендский коллега, и предоставил мне большую комнату, устланную красивыми коврами, с двумя широкими окнами во двор. Так же хорошо отнеслись к моим спутникам и лошадям.В физическом смысле военный мандарин выглядел полной развалиной, а по своему духовному развитию казался просто ребёнком. Он был очень доволен, когда я попросил разрешения его сфотографировать, и устроил в мою честь показательные учения. По этому поводу он облачился в свои лучшие одежды. На учениях было продемонстрировано традиционное китайское фехтование на мечах против невидимого соперника. Мечи заменяли бамбуковые палки. Солдаты сражались так, будто спасали свою душу. Нападая и отступая, они очень оригинально прыгали, то попарно, то собираясь в группу из восьми человек.Хотан известен своими кустарными промыслами, здесь торгуют изделиями из глины, кожи, бронзы, шелка, а также коврами. Мастерские, как правило, очень маленькие, в них по три-четыре работника, готовые изделия сразу же относят на базар.В Хотане много «мавзолеев» — мест погребения святых людей, которые служат местами поклонения. Деяния этих людей описаны в старых рукописных документах. Преодолев определённые трудности, я смог приобрести у мулл несколько образцов таких документов.К новому, 1907 году после тягот трёхмесячного путешествия я вернулся в Кашгар — мне казалось, что я попал почти что в цивилизованное общество. В течение нескольких недель я начисто вычерчивал составленные мною карты, проявлял фотографии, проверял снаряжение и приводил в порядок материалы по истории и народному творчеству, чтобы отправить их в Финляндию.Отправляясь на лошадях из Кашгара 27 января, я был в довольно праздничном настроении, полагая, что наконец-то началось моё настоящее путешествие. Ближайшей целью был город Аксу, очень важный с военной точки зрения: он стоит на перекрёстке главнейших дорог и находится в 400 километрах к северо-востоку от Шёлкового пути.Учтурфан, куда мы прибыли 18 февраля, был первым живописным городом, который я увидел в Синьцзяне. Долина, окружённая высочайшими горами, выглядела изумительно. Необычайно красивы скалы, которые отвесно спускаются почти к самому городу, а восточный уступ упирается прямо в китайскую крепость, выстроенную у основания горы. Прямые линии её стен чётко выделяются на прихотливом фоне скал, что необычайно сильно воздействует на наблюдателя.2 марта я прибыл в Аксу — довольно чистый город, если в этих местах вообще можно говорить о чистоте. Вместительные казармы показывали, что китайцы вполне осознавали стратегическое значение Аксу. Но в тот период гарнизон подвергся значительному сокращению. Следы курения опиума на лицах солдат производили удручающее впечатление.Визиты вежливости к официальным лицам провинции протекали традиционно, по уже известному мне протоколу. Военный мандарин в чине бригадного генерала выгодно отличался от военачальников, встретившихся мне ранее. Он был бодрым и крепким шестидесятилетним мужчиной, очень интересовался социальными проблемами, но в основном говорил, конечно же, о своей профессии. Генерал был уверен в том, что китайской армии необходимы коренные преобразования в японском духе. По его словам, армия Южного Китая была уже абсолютно современной. На учениях генерал добивался, прежде всего, точности стрельбы. Традиционное китайское фехтование он из программы вычеркнул.Самым значительным событием во время моего визита в Аксу был праздник, организованный генералом в мою честь: играла музыка, было разыграно театральное представление, устроено соревнование по стрельбе. Там же я познакомился с наиболее значительными людьми города. После чая, во время которого солдаты, одетые в корейскую одежду, на специальном помосте представили театральную постановку, генерал предложил гостям поупражняться в стрельбе по цели. Так и было сделано, и мы по очереди стреляли из старых ружей, заряжавшихся со ствола. Даже во время этих соревнований не был забыт этикет. Участники маршировали группами с ружьями на плечах, останавливались по стойке «смирно» перед генералом и приседали, касаясь земли пальцами правой руки. Хозяин вставал, за ним поднимались другие мандарины, и только после этого гости выходили на огневой рубеж. После стрельбы вся церемония повторялась. Я также выполнил эти требования, что было очень приятно всем присутствующим.В конце марта я снова отправился в путешествие, которое, по подсчётам, должно было продолжаться семнадцать дней. Путь лежал через покрытый снегом Тянь-Шань, отдельные вершины которого достигали семи с лишним тысяч метров, и я мог только издалека восхищаться ими. Мне нужно было преодолеть Тянь-Шань через перевал Мужар и добраться до города Кульджа, находящегося в 300 километрах от Аксу. Проблема состояла не только в пересечении одной горной гряды, нам необходимо было, напрягая все силы, пройти около двухсот километров по гористой местности, где перемежались горные гряды и долины. Официальные лица оказали нам помощь, так что нашу поклажу довезли вплоть до ледника на Мужаре.В Кульдже я получил присланное из Пекина разрешение на путешествие, где моя фамилия выглядела как «Ма-ну-ор-хей-му». В ряде случаев было довольно трудно объяснить то обстоятельство, что «фен-куо», финский господин, путешествовал с двумя паспортами, это привлекало к моей затее пристальное внимание официальных лиц. Я также получил от посла России в Пекине газетную вырезку — автор статьи обращал внимание на два моих паспорта и задавал вопрос, кем же в действительности был этот иностранец, который фотографировал мосты, наносил на карты дороги, замерял высоты и, как правило, останавливался в местах, важных с военной точки зрения.4 апреля я снова отправился в путь в направлении Карашара. Этот город, расположенный в 500 километрах к юго-востоку от Кульджи, находится вблизи Шёлкового пути. Таким образом, нам вновь предстояло преодолеть Тянь-Шань.24 июня мы достигли Урумчи, где нас встречал Луканин и гостеприимный российский консул Кротов.Одной из моих задач было нанести на карту некую горную тропу, которая тянулась на сто километров к югу от Тянь-Шаня до города Турфана. Значит, нам вновь нужно было преодолеть высокий хребет. Основное снаряжение, которое было нагружено на две арбы, я отправил по «арбовой дороге», а сам с другими спутниками отправился по горной тропе; все необходимые в пути вещи везли шесть ослов. Этот переход через Тянь-Шань был гораздо короче и не таким тяжёлым, как прежние, но картины, открывавшиеся перед нами, были все столь же величественными. Ровно через неделю, 24 сентября, мы прибыли в Турфан, находящийся поблизости от Шёлкового пути.Одно из самых приятных воспоминаний, оставшихся от тех дней, — это военное учение, организованное для городского гарнизона Турфана. Его солдаты также выглядели преждевременно состарившимися. Приказы голосом не отдавались — учение проводилось с помощью флажков и барабанного боя. Действо очень сильно напоминало балет, все упражнения выполнялись очень точно и производили на зрителей прямо-таки театральный эффект. Стрельба по мишеням из допотопных ружей, заряжавшихся со ствола, была по любым оценкам ниже всякой критики.Следующий отрезок пути вёл по северному склону Тянь-Шаня в сторону Барке ля и составлял 300 километров.На одном из привалов мне удалось побеседовать с двумя молодыми китайскими офицерами и несколькими солдатами о реформах, необходимых для китайской армии. Военные совершенно не понимали их и считали, что последствием реформ может быть только усиление влияния иностранцев. Вдовствующую императрицу они считали умной женщиной, и, по их мнению, она непременно победила бы, если бы за Юань Шикаем не стояли другие страны. Я уже слышал подобные рассуждения от людей такого же образовательного уровня.Посетив город Хами, который сотни лет был опорным пунктом в военных действиях против монголов, мы пустились в монотонное путешествие через пустыню Гоби. Местами она представляла собой совершенно невыносимую для глаз ровную, гладкую плоскость, местами возвышались холмы, где вряд ли могла вырасти хотя бы одна травинка.Наше путешествие продолжалось при сильном морозе и пронизывающем ветре, который добирался до тела даже сквозь шубу и валенки. С трудом одолев занесённые снегом дороги, в мороз, который порой достигал двадцати градусов, после восьми тяжёлых суток пути мы, наконец, приехали в провинцию Ганьсу. Под величественными воротами Великой китайской стены я проскакал собственно в Китай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80