Утром сегодня меня у подъезда встретил, обрадовался. Гони, говорит, на пузырь, Вовик Рваный объявился. Живет у своей старой подруги Машки Глухни.Вместе с криминалистами приехали неразлучные Вовчик и Левчик, которых сменили на посту два рядовых милиционера. Чуть попозже подъехала «Волга» с Сергеем Шалимовым, следователем прокуратуры. Последним обстоятельством Мазуров был очень доволен. Шалимов, по его мнению, был из прокурорских самым толковым, и, главное, он доверял работникам УГРО по большому счету, не придираясь по мелочам. Вместе с Колодниковым он начал деловито составлять протокол, а Мазуров с Колодниковым отправились в отдел прихватить пистолет Астафьева для предстоящей встречи с Жесткиным, по кличке Рваный. Они не могли даже предположить, что задержание Рваного, подозреваемого в убийстве и скрывающегося до сего момента, произойдет не так скоро, как они рассчитывали.Первый, с кем они столкнулись в дверях управления, был небезызвестный Афонькин. Лицо воришки сияло радостью.— Стой! Ты чего это тут расхаживаешь? — тормознул любителя красивой жизни Мазуров.— Как что, домой иду, — ухмыльнулся тот. — Приходил прокурор и признал, что меня задержали не правильно.— Это кто же у нас такой умный?Майор за руку подтащил Афонькина к окошку дежурного.— Киврин, кто этого орла отпустил?— Приходила Занчевская, проверила документы и велела отпустить. Не оформлен соответствующим образом. В частности, нет заявления потерпевшего.Мазуров обескураженно посмотрел в сторону Астафьева. Занчевская, инспектор прокуратуры по надзору, славилась своей въедливостью и непримиримостью к нарушению буквы закона. Спорить с ней было бесполезно, — легче уговорить слона станцевать польку-бабочку, чем Занчевскую изменить свое решение.— Ты что, протокол по нему не оформил? — спросил Мазуров своего спутника.— Да оформил я, только не зарегистрировал, — Юрий начал торопливо рыться в папке. — Некогда мне было. Здесь он где-то у меня.Эту сцену с довольным и гордым видом лицезрел Афонькин. Казалось, для него все закончилось благополучно, но парень зарвался.— Да, кстати, коверчик-то мне отдайте, — довольно решительно пискнул он.— Чего?! — возопил Мазуров. Он мотнул головой Астафьеву. — Ну-ка проводи этого наглеца к нам в апартаменты и сбей с него спесь. А я попробую найти Фомина.Перепуганный Афонькин попятился к выходу, но лейтенант ловко заломил ему руки за спину и поволок в сторону своего кабинета. Втолкнув воришку, тут же запер за собой дверь и до максимума повернул регулятор громкости радио. Кабинет наполнили звуки какого-то бравурного марша советских времен, и Юрий развернулся к своему «гостю».— Так что тебе надо? Ковер? — спросил он.— Ну да, — уже не столь уверенно сказал Афонькин.— Это какой?— Да вот… — И Афонькин рукой показал в угол, где громоздился рулон его утренней добычи.Резкий удар с правой в челюсть ошеломил «любителя красивой жизни», он вскрикнул, попробовал прикрыться, но в этот момент удар с левой пришелся в ухо, и последовала частая серия ударов, не давая Афонькину опомниться. Лейтенант бил расчетливо, не кулаком, а подушечкой ладони, лишь поджав пальцы. Подобные удары не оставляли следов, и когда минут через десять в кабинет вошел Мазуров, его недавний утренний спутник, всклокоченный и красный, сидел в углу, но без видимых следов прошедшей взбучки.— Ну, как он? — спросил Мазуров.— Нормально, ни на что не претендует и готов рассказать, как все происходило на самом деле.— Фомина нет, говорят, заболел.— Знаем мы, чем он болеет после вчерашних поминок.Мазуров обернулся к Афонькину:— Ну, а теперь говори, где ты надыбал этот ковер?Оперативники угрожающе нависли над сидящим Афонькиным. Вид у того был совсем жалкий и растерянный. Он сглотнул слюну и, запинаясь, начал рассказывать:— Нет, честное слово, я шел с дач… там прихватил кое-что из нержавейки, думал сдать в приемный пункт. И решил срезать дорогу, пройти через кладбище… смотрю, могилка свежевырытая и рядом этот ковер лежит…Милиционеры переглянулись.— Ну что с ним делать? — спросил Мазуров. — Врет и не краснеет.— Нет, в самом деле так было, — зачастил воришка, клятвенно прижимая руки к груди. — Я еще по сторонам оглянулся, Бурлака нигде нет, подождал немного, да и забрал его.Астафьев почесывал ладонь правой руки в предчувствии будущей «работы», но Мазуров остановил его.— Постой, — он обернулся к воришке. — Как ты сказал? Бурлак?— Ну да, этот, «начальник кладбища». Раньше еще Юрий Иванович был, но тот под машину попал…— Кладбище, — пробормотал майор, глядя на своего молодого напарника. — Кладбище.— Ты думаешь… — начал понимать его лейтенант.— Ну да. Это было позавчера, утром как раз поступила в больницу Орлова, в четыре тридцать, в пять пятнадцать утра я задержал этого орла. А красиво все складывается! — После этого он решился:— Поехали! Колодников с бригадой еще должен быть там.Свой рассказ Афонькин продолжил в машине:— Я ведь не сразу его взял, подождал, походил. С Бурлаком тоже связываться неохота, он хоть мужик спокойный, но очень здоровый. Голову, на хрен, оторвать может одной рукой.— Так ты его хорошо знаешь? — расспрашивал майор.— А как же. Частенько у него в сторожке бухали.— Он что, там постоянно живет?— Да. Все еще удивлялись — на кладбище жить, это ж сдуреть можно, а он ничего, спокойно.— Ты то место, где нашел ковер, показать сможешь?— А как же!Но на кладбище он уже не был так уверен. Пока Астафьев разыскивал Колодникова, Афонькин под присмотром Мазурова топтался около последнего ряда могил, озираясь по сторонам и бормоча под нос ругательства.— Ну, чего?— Да здесь где-то, только тут за два дня столько могил прибавилось. Не то в этом ряду, не то в том.Подъехал «уазик» с Астафьевым и Колодниковым. Старший оперуполномоченный быстро разобрался в ситуации.— Вырытая могила была одна? — спросил он.— Одна, других не было.— А ковер далеко лежал?— Нет, метрах в двух.Колодников оглянулся, недалеко от них в недрах замызганного «Беларуси» с зубастым ковшом копался невысокий мужичок в безнадежно замасленном комбинезоне.— Этот, может быть, что-то знает, — предположил Колодников. — К нему они отправились всей компанией.— Эй, друг, ты здесь работаешь? — окликнул его Колодников.— Да, только копать сегодня не буду, машина сдохла. К Бурлаку идите, — буркнул мужичонка не оборачиваясь.— Бурлак уже ничего не выкопает — убили его, — просветил кладбищенского работника Мазуров.Тот, чуть покачнувшись, обернулся, и на всех присутствующих пахнуло чудовищным, застоялым перегаром. На сером лице мужичка отразилось сначала недоумение, а потом и испуг.— Как убили? — пролепетал он. — А как же теперь?..— Ты когда его последний раз видел? — спросил Колодников.— В-вчера…— Когда?— В-вечером…Неожиданный свидетель, по всей видимости, пребывал в глубоком шоке от услышанного, поэтому отвечал односложно.— А ты разве технику свою не у сторожки оставляешь? — спросил Мазуров. Тот кивнул.— Да… обычно. Но вчера здесь… перебрал слегка…— Ты что же, к сторожке сегодня не подходил?— Нет, с-сразу сюда.Астафьев обошел «Беларусь» и увидел стоявший в стороне мопед.— Да не трясись ты, — подбодрил пьянчугу Мазуров. — Никто тебя не собирается ни в чем обвинять. Ты вот лучше скажи, два дня назад ты во сколько сюда прибыл?— В восемь, — привычно соврал тот, но потом, видимо, испугался и уточнил:— Нет, в девять, ближе к десяти.— Бурлак был здесь?— Да.— А вырытая могила?— Тоже была. Я еще удивился, чего это он меня не дождался. Еще и заказчиков не было.— Показать эту могилу можешь?Хозяин «Беларуси» неуверенно пожал плечами:— У дороги где-то, во втором ряду.— Точно! — обрадовался Афонькин. — У дороги, не то третья, не то четвертая.Они всем скопом вернулись к дороге, и оба свидетеля теперь уверенно показали на одну из могил с парой скромных пластиковых венков на холмике.— Антонина Николаевна Станова, тысяча девятьсот… — прочитал Астафьев на табличке, воткнутой в землю. — Ого, бабулька почти век прожила! — удивился он.— А вот здесь вот лежал ковер, — продолжал вошедший в раж Афонькин, волчком кружась на одном месте. — Здоровый такой.— Постой, он был развернут? — прервал его Колодников.— Ну да, во всю длину.— А не врешь? Смотри, Афонькин, твои слова многое решают. Ты сейчас не подозреваемый, ты сейчас главный свидетель, — предупредил Мазуров.Бедный воришка чуть не захлебнулся от собственной значимости.— Да я… Я сейчас!И он ломанул куда-то в глубь кладбища. Миновав четыре ряда могил, Афонькин склонился над одной и откуда-то из горы венков вытащил белый пластиковый пакет.— Вот, — торжествующе сказал он, вернувшись. — Я тогда его взять с собой не смог, ковер-то большой, нести неудобно, здесь и припрятал. Рядом с ковром лежал.Заглянув в пакет, оперативники, не сговариваясь, поморщились.— Да, колбаска, похоже, того. Протухла, — резюмировал Астафьев.— Конечно, вы ж меня в КПЗ мариновали, — обиделся новоявленный свидетель.— Хорошо хоть водка не протухла.— Откуда ты знаешь, может, она прокисла, — спросил Колодников, ставя пакет на землю и осторожно, за пробку вытаскивая одну из бутылок.— Что ж ей сделается, — ухмыльнулся Афонькин, но потом обеспокоился, увидев, как внимательно оперативник рассматривает бутылку на свет.— Ну что? — спросил Мазуров.— Есть пальчики, и хорошие.— Э-э, вы что!.. — начал догадываться Афонькин.— Что-что, изымаем мы у тебя твой трофей, на предмет проведения экспертизы.— Ну вот! — лицо свидетеля приобрело выражение обиженного ребенка. — И это забираете.— Что делать, Афонькин, — сказал Мазуров, вытряхивая из пакета протухшие продукты и осторожно загружая туда бутылки. — Лучше с нами не связываться. Вот позарился на дармовщинку, и что получилось? Жить надо честно.Колодников вспомнил про мужичка-экскаваторщика. Тот и так был небольшого росточка, а сейчас стал и вовсе незаметным, казалось, он даже дышать боялся.— Ну, а ты, брат, припомни, когда вчера домой вернулся?В ответ тот неуверенно пожал плечами:— Темнело уже.— На мопеде возвращался?— Да. Я здесь чуток отоспался, добавил еще и поехал. Жена скажет, я не вру, ей-богу!— Что значит темнело? Насколько стемнело? — решил уточнить Мазуров.— Ну, хорошо так стемнело, фару пришлось включить.— Около одиннадцати примерно, — решил Мазуров, припомнив вчерашний их поход по следу Бычка-Свинореза.— Бурлак был один?— Да.— К нему никто не приезжал?— Как это?— Ну, вечером никто к нему не приезжал? Не заказчики, а так, другие люди.— Нет, никого не было.— Он ничего не рассказывал про девушку? Про ковер? — спросил Астафьев.Кладбищенский работник с недоумением посмотрел на негр:— Да вы что, из него слова-то не выдавишь. Бирюк бирюком. Ничего он про это не говорил.— А как он объяснил вырытую могилу?— Да никак. Я его еще спросил, чего, дескать, выкопал, меня не дождался. А он только рукой махнул. Я ж говорю — бирюк. Как работы нет, заберется куда-нибудь в глубь кладбища и сидит там один как сыч. Малохольный какой-то, хоть и здоровый, как бык. Как нужно чего, так оборешься, пока его найдешь.— Ну хорошо, иди к сторожке, напишешь там все, что сказал. Ты, — Колодников ткнул .пальцем в грудь Афонькину. — Тоже иди с ним. Расскажете все Шалимову, он в синем кителе, рассказывать все, без утайки.Оставшись втроем, оперативники дружно закурили.— Ну, что дальше делать будем? — спросил Колодников.— Надо эти бутылки отправить на экспертизу, снять отпечатки пальцев, — предложил Мазуров.— Ну, это само собой, — согласился Андрей. — Я их с собой заберу, прокатаем.— Надо бы ковром заняться, там должна остаться кровь Орловой, — предположил Мазуров.— Попробую выпросить у Шалимова Сычева, ему и двоих экспертов там за глаза хватит. Берите его и езжайте, оформляйте, как вещдок.— У нас Рваный объявился, из своей засады вылез. Брать надо, — пожаловался Мазуров. Его, матерого мента-профессионала, гораздо больше, как и Астафьева, влекло запутанное и пока малопонятное дело Орловой. Но он также понимал, что с Рваным тянуть нельзя. Не будет тот отсиживаться на одном месте, скроется опять в тех же заливных лугах, так и будет висеть на отделе скрывающийся преступник.— Ну, вы отдайте ковер Сычеву, а сами езжайте брать своего Рваного!— Ладно, уговорил.Колодникову удалось вызволить из бригады самого опытного эксперта — Николая Сычева, отличавшегося полной невозмутимостью и хладнокровием при самых сложных и кровавых делах. С Мазуровым они раскланялись довольно сухо. В свое время у них был конфликт из-за побочной деятельности эксперта. Мать Сычева держала на городском рынке небольшой магазинчик, реализующий мясо из соседних сел. Торговали там жена и мать эксперта, но и самому Сычеву приходилось порой тратить рабочее время на доставку товара. Поползли слухи, что он работает «крышей» собственной родни. Мазуров как-то не выдержал и взорвался, в очередной раз не получив сделанных неделю назад снимков неопознанного трупа. Тогда он высказал все, что думает о работниках, подобных Сычеву, и сделано это было далеко не в дипломатической форме. Глава 8 Чтобы заснять ковер во всей красе, пришлось искать помещение по всему зданию ГОВД. Наконец его расстелили в комнате отдыха, потеснив теннисный стол.Рассматривая вещдок, Мазуров покачал головой:— Красивый, собака. Правда, машинная вязка. Три на пять.Действительно, ковер был хорош! Классический восточный узор, с преобладанием красного, коричневого и желтого тонов.— Да, кровь тут не очень-то и разглядишь, — сказал Мазуров. — Но почему Орлову завернули именно в ковер? Неужели ничего другого под рукой не было? Он же очень дорогой, сколько такие сейчас стоят, кусков пять?— Больше, — сказал Астафьев.— На стене он не висел, — сказал Сычев, исследуя вешдок, сидя на корточках. — Судя по некоторой вытертости и крупнозернистой пыли на ворсе, этот ковер лежал на полу. А кровь вот она, — Сычев показал на большое бурое пятно в самом центе. — И вот тут тоже, с краю.— Точно?Сычев обиженно хмыкнул:— Уж это я различаю с первого взгляда. Сколько такого повидал на своем веку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40