Погоди, я тебе почитаю…
На готовочном столе камбуза возвышались монбланчики мусора: гравискалки, флакончики спрей-перца, старые записные книжки. Элли храбро разворошила его, вытащив тетрадь с розовым единорогом на обложке.
– Это я у сестренки экснула. Дневник. На тебе пока ножик, чисти картошку.
Картошки оказалось немного, всего полведра. Пока Велька чистил, Элли уселась на стол и раскрыла тетрадь:
– Так… «15 апреля. Дорогой дневник, прикинь? Стою на башне (такая вся Дюймовочка: бриджи в облипочку, футболка вся „порхающая“ с бабочкой, два забавных хвоста на голове), а мимо – лайнер. И мальчик с биноклем на палубе. Неужели это – любовь?»
Девушка перелистала несколько страниц:
– Так… ну это мы пропустим. А вот: «18 апреля. Получилось!!! Сестренка, чмоки, чмоки, чмоки! Ты супер! Ты ЛУЧШАЯ!!!» – Элли запунцовелась.: – Это я SOS дала по всем радиочастотам. А вот: «Лайнер пристал к острову… мамочки, мамочки, мамочки!.. Он так и не появился. Его от меня прячут?.. Или я не привлекаю его как женщина?» Счастливая…
Велька посмотрел на потолок. Он не знал, плакать ему или смеяться. Элли увлеклась не на шутку:
– «24 апреля. Я выяснила, что А. (его зовут А. М. – так романтично!) – пустой, ограниченный человек. Он совершенно не интересуется антаресианской культурой и творчеством Митчелл. Наши чувства были всего лишь физиологией». А вот дальше… Тебе скучно? – спохватилась она.
– Да, нет, – покривил душой Велька. – А чем кончилось-то?
– Говорю: сбежала Лизек. Я теперь за двоих, прикинь? И на кухне и везде.
– А готовить умеешь?
– Не-а.
– Ясно.
Велька задумался. Археологи, значит… До Шатона – лететь и лететь. А Майя как раз разведывала Скалища – не случайно ведь! Что она за сюрприз приготовила?
– Слушай, – начал он нетерпеливо, – Элли, ты можешь помочь? Тут хорошие ребята в опасности. А мне на Остров надо.
Элли посмотрела с интересом:
– Угу. Отсюда так просто не выберешься… Тебе утюг стянуть надо.
– Что?
– Ну, шаттл, утюг… У нас их два: один Лизка увела, другим Мартин забавляется.
– Этот в повязке? – вспомнил Велька.
– Ага. – Элли задумалась. – Ладно. Давай так: ты нас с Лизехой выручаешь, а я тебя на Островиловку переправляю. Идет?
– Идет. Спасибо тебе!
Глава 29
ТАЯ ОТПРАВЛЯЕТСЯ
ЗАПРЕТНЫМ МАРШРУТОМ
Тая осторожно вытянула ноги. Икры пронзили сотни болючих серебристых иголочек. В голове плескалась муть, при каждом движении затылок словно придавливало толкушкой для пюре.
Ой, как по-дурацки получилось… А нос-то задирала! «Мальчишки – дураки, все за них делать приходится». Вот и довыделывалась…
Она осторожно приоткрыла один глаз.
Ночная тьма таяла над головой, чуть-чуть не доходя до земли. Свет фонаря бросал на булыжную мостовую синюшные отблески. Отчего-то Тае вспоминалась синяя лампа, которой ей когда-то лечили простуженные уши. Меж безоконными домами поблескивали два стальных ручейка. Когда-то, вспомнила Тая, их называли «трамвайными рельсами».
Как она здесь очутилась? Тело словно мешок с гвоздями, руки не слушаются…
Тая повертела головой.
Хорошенькое дело!
Она лежала на скамейке. Кто-то заботливый завернул ее в одеяло, перехватив несколькими витками стальной проволоки. Простенько и безотказно. Нет она могла бы даже выбраться, не ной так мышцы… Затянуто плохонько, даже не на троечку – на два с плюсом.
Но кто же мог так постараться?
Тая попробовала вспомнить, что с ней произошло после того, как ее спас незнакомец. Кажется, они бежали к порталу, а там… Начиная с портала, воспоминания накрывало саднящее пятно. Словно ладонью по свежей акварели.
Вроде бы она потеряла сознание. А похожий на итальянца нес ее, спасая от бешеной асури. Еще припоминались резкий запах нашатыря, горячий кофе и звон в ушах.
И все.
Елки-палки! Что же делать?
«Главное – не паниковать, – сердито приказала она себе. – Выберусь!»
Вдали прозвенел звонок. Из-за домов выползала черная коробка трамвая, гоня перед собой по рельсам огоньки-зигзаги. Окна трамвая словно затянуло черным бархатом – все, кроме переднего, того, что отделяло кабину вагоновожатого от улицы.
Тая с удивлением вгляделась в него. Глупость какая-то… Так даже старшеклассники не шутят. И даже не страшно как-то, а противно и неловко. Вагон подбрасывало на неровностях пути, и казалось, что удивительный вагоновожатый покачивает головой.
Девочка закрыла глаза. «Это сон, – шепнул внутренний голос. – Не бывает черных городов и таких вагоновожатых».
«Да? – спросил другой голос, ехидный и требовательный. – А дакини в подземельях бывают? А порталы? Проволока поверх одеяла?! Вставай немедленно! Будешь лежать – сама станешь как тот вагоновожатый!»
«Мамочки… – это уже третий (или третья? Голоса-то ее, Тайкины!), – и все это из-за Вельки-обормота!»
Холодок в затылке рос, заставляя неметь щеки. Тая, наверное, вновь провалилась бы в беспамятство, если бы не острая боль в подбородке. Что-то впилось в кожу, не давая покоя.
Тая скосилась вниз так, словно хотела сдуть муху с подбородка. Щеку царапала грубо скрученная проволочная петля. Избавиться от нее можно было лишь отогнув или отрезав.
Отрезав?
А это мысль!
Отчаянно изогнувшись, Тая оттолкнулась ногами от спинки. Черный город размазался в кругоцветье огней. От удара перехватило дыхание. Несколько энергичных рывков – и девочка выкатилась в опасную близость к рельсам.
Теперь времени терять нельзя. Между рельсом и булыжником светилась тонкая щель; после двух неудачных попыток Тая пристроила туда петлю. Трамвай приближался. «Тормозить не будет, – решила Тая. – Интересно: когда по шее колесом – это больно?» А еще в голове крутилось дурацкое «травмай» – среднее между «травмой» и «трамваем».
Трамвай несся во весь опор. Огненные змейки-гонцы почти коснулись ее, когда девочка ушла в сторону.
«Петля не на рельсах!» – вспыхнула отчаянная мысль. Трамвайные подножки мелькнули над головой.
Выгнувшись, Тая рванулась к колесам – словно хотела поцеловать.
Удар. Металлический щелчок.
Неодолимая сила швырнула ее на рельсы. Все произошло настолько быстро, что девочка не успела даже испугаться. Так и лежала поперек путей, глядя на черную глыбу удаляющегося трамвая.
Проехав несколько метров, тот затормозил и распахнул двери, поджидая пассажиров.
Ну уж нет. На этом пусть дураки ездят!
Тая уселась на мостовой, поджав ноги. Проволочная спираль с тихим звоном раскручивалась вокруг нее. В груди сделалось легко, так легко, будто прошла многолетняя простуда. Кто ж мог подумать, что дышать – это так приятно?
Правда, долго разлеживаться опасно. Вдруг вернется тот, кто бросил ее связанной на скамейке? Короткими перебежками Тая ринулась к фонарю. Ноги, до этого стывшие от напряжения, вдруг стали послушными и легкими. Одеяло висело бессмысленной тряпкой. Тае вдруг захотелось, чтобы оно развевалось, словно плащ или пиратский флаг.
– Эгей! – закричала она, взмахивая одеялом над головой. – «Синко Льягас» наш! Пушки к бою!
Трамвай постоял немного и двинулся дальше. Бессмысленный и терпеливый катафалк, подумала Тая.
Ей было хорошо. Боль в голове куда-то исчезла. Уши и лоб горели, но уже нестрашно. Тая прижалась щекой к водопроводной трубе и блаженно затихла.
– …записывай, Танечка, записывай, – донеслось откуда-то сверху. – Декорация «Трамвай запретного маршрута», инвентарный номер ДэУ пятьдесят три ни к кинкару не годится.
– Так и писать: «ни к кинкару»? – поинтересовался девичий голос.
– Так и пиши, – ответил первый. – Звук не отрегулирован, леденящие душу вопли практически не слышны…
– …а мне нравится.
– И мне нравится. Без воплей лучше. Но Бат нас что поставил проверять?
– Комплектность декораций.
– Именно. Пиши дальше: анимация скелета ужасна.
Тая посмотрела вверх. Слова доносились из окна, что едва светилось над ее головой. В кустах черной ирги нашлась вызывающе алая табуретка. Приставив ее к стене, Тая заглянула в комнату.
М-да…
Скудненько хозяева живут. Пол грязный, лампочка тусклая… У стены неоновыми огнями переливается плазменная решетка тюрьмы. Девушка мультяшного вида на стуле. Матроска, огромные глазищи – Тая сразу опознала в ней кавайку.
– …анимация, – записала кавайка в блокноте и поинтересовалась: – Север, а что такое анимация?
– Вид синтетического искусства. Пиши дальше…
– Нет, погоди! Выходит, у скелета искусство неправильное? Что-то я не понимаю.
– А тут и понимать нечего. Тоже мне искусство… Пиши дальше: отрегулировать точку остановки трамвая. Промахивается чуть не на полвагона.
– А мне нравится. Это как… ну, если бы судьба промахнулась. Прислала трамвай смерти, но не тебе.
– Философствуешь много, Танечка. А нам пугать надо, а не грузить.
За решеткой зашлепали карты. Узник то ли пасьянс кидал, то ли гадал на дорогу дальнюю, кинкаров интерес – бог знает.
В глубине комнаты приоткрылась дверь. Ни кавайка, ни узник этого не заметили.
Танечка надулась:
– Я же как лучше хочу! Чтобы возвышенно, чтобы поплакать. Вот бы… знаешь, Ир, о чем я мечтаю??? В пьесе сыграть. Чтобы парень и девушка и у них любовь. Только не как у Бата. И чтобы не Лисенок играла, а я – в таком оранжевом платьице с блестюшками. Или нет! В шикарном вечернем коктейле, с меховыми выпушками, все такое летящее…
Дверь открылась пошире, и Тая увидела своего спасителя. Тот хитренько улыбался: тоже, видимо, подслушивать любил. «Итальянец» бесшумно втек в комнату и спрятался у вешалки.
– …а парень, – продолжала кавайка, – чтобы не мерзавец с замашками садиста, а…
Шлепки карт прекратились.
– Извини, Танечка, – оборвал ее человек в клетке. – Валет людей выпал, к гостям. Нас проверять пришли, а мы болтаем. – И, обернувшись к вешалке, позвал: – Эй, Бат, выходи. Мы почти закончили.
Кавайка ойкнула и закрыла рот ладонью. «Итальянец» недовольно выбрался из укрытия:
– Провидец хренов… Мог бы и промолчать.
– А я трепло, Джиакомо, – с непонятной гордостью объявил узник. – Видишь: семерка кинкаров, дама асуров к ней, пика к бубешке. Мое искусство подсказывает, что ты с важными вещами пришел, не просто так.
– Простите, а ваше искусство тоже синтетическое? – встряла кавайка. – Как у скелета?
– Уймись, Танечка. – Джиакомо поджал губы. – Прочти в словаре статью о синтетике и не мешай беседе.
– Простите, сир. Я читаю, читаю, а оно все не лезет в голову…
Но директор уже разговаривал с Севером:
– Ошибся я, Ириней, – сказал он.
– А что такое?
– Хреновый из тебя провидец. Твое предсказание едва не загнало меня в гроб.
– Ты не нашел портал?
– Нашел! Нашел, хороший мой. Но какой-то ублюдок повар отправил меня на склад с ящиком сыра. Сыра, который пахнул как все грязные носки мира.
– Могло быть и хуже.
– Я едва не разбился в вагонетке. Они, знаешь ли, без рельсов не ездят!
– Джи, я ведь не стоял у тебя за плечом с автоматом. Предсказаниям или верят, или нет. Портал оказался на месте?
– Более-менее. Но боюсь, скоро он перестанет существовать. Знаешь, что я обнаружил рядом?
Узник промолчал, продолжая шлепать картами. Бату страшно хотелось поделиться новостью, так что он выпалил, не дожидаясь отклика:
– Вот! – и вытянул руку к самой решетке.
Тая подтянулась и легла животом на подоконник. Черные шторы опасно закачались.
Свет плазменной решетки делал Джиакомо похожим на мертвеца. На ладони его поблескивал крохотный шарик, слепленный из подобия папиросной бумаги с прожилками серебра.
– Куколка асурского богомола. – Узник мельком глянул на шарик. – В мифах наших… прошу прощения, луврских друзей олицетворяет смерть. Кто-то хочет превратить запорталье в кладбище.
Тая охнула. Это Майя, больше некому!
И как, интересно, ей обратно возвращаться?!
– У портала я наткнулся на клетки с едой. А еще – на меня напала титанида.
– И ты жив?
– Север, она боялась повредить богомолам. Только это меня спасло. Меня и… девчонку.
– Девчонку… – В пальцах узника возникла пятерка людей. – А о чем мы договаривались?
Ириней сидел в клетке за плазменной решеткой. Но Бату пришлось выждать несколько секунд, чтобы прошел спазм в горле – так он боялся своего узника.
– Ир, пойми!.. Да, я тебя подвел. Но ты и сам подумай: что я мог?.. Эта фурия на хвосте, богомолы… У них свои игры на Лувре, попомни!..
– Ты обещал украсть пацана. Так?
– Не так! Что мне до твоих снов?.. С королем я договорился, что будет новый актер. Или актриса – на потеху кур-венку. Ты же для меня что? – графа в балансе. Ты ведь даже под основные средства не подпадаешь! Так, офисные принадлежности… Если бы не моя доброта, отдал бы прэта как миленького.
– Простите, – подняла голову Танечка. – А вот тут, – она ткнула пальцем в книгу, – написано: «Синтетическое – то же, что синтетика». И дальше смотрите: «Синтетика – синтетические материалы». Так? А материал я знаю: это собрание документов по какому-нибудь вопросу. Это мне так королевский референт рассказал. И вот я думаю: а скелет и Ириней…
– Ты встречаешься с королевским референтом? – хором спросили Север и Бат.
– Ну, да, – захлопала ресницами кавайка. – А еще с поваром, слесарем и министром культуры. Они столько разных слов знают!
– Та-ак… – Голос директора сделался опасно тихим. – Слова, значит, учим… Культуру осваиваем. Ну как же, мы актрисы, ноблес, значит, оближес… – И взорвался: – Вон отсюда, потаскуха! Мы с тобой еще поговорим!
Танечка вскочила, опрокинув кресло.
– Туда! – рявкнул Бат, указывая в окно. – Выберешься, скажешь Марио, пусть тебе работу придумает. Скажешь, я приказал.
– Хорошо, господин директор… – лепетала кавайка. – Слушаюсь, господин директор…
Послышался заунывный грохот трамвая. Тае вдруг подумалось, что, если призраки появляются слишком часто, это не очень-то и страшно. Видимо, кавайка думала так же.
– Эй, подождите! – Она встала на подоконнике, размахивая руками. – Подождите меня!
Когда трамвай остановился (не доехав добрых двадцати шагов), она бросилась к призраку. Но вагоновожатый ждать не стал. Двери захлопнулись перед самым Танечкиным носом. Переливчато зазвенев, трамвай поехал дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50