Вполне, кстати, полноценная. Самодостаточная.
И еще… Еще одна вещь, скажем так, смущала Мирона. Кто в действительности рвался наружу из кокона привычного человеческого существования? Он с чего-то решил, что мотылек. Красиво, образно, лестно. А вот господин Боруч, увидевший нечто свое в сфере, куда Мирон падал навстречу погибшим воспоминаниям, сказал совсем иное. Точнее, простонал, когда перестал трястись от ужаса. Демон. Вот что он сказал. Демон или нечто такое, чему совсем нет названия. Так кто же? Мирон вовсе не был уверен, что хочет это знать.
Была еще пещера. Жуткая, коварно притаившаяся где-то за гранью сознания пещера с водопадом. Теперь она не казалась ему жуткой. То есть Мирон-человек, спокойный и уравновешенный государственный служащий, по-прежнему шарахался от этого чужого, слишком чужого места, а вот нечто, просыпающееся в нем, рвалось туда со страстью и тоской, готовое лизать мокрые камни высохшим языком. Вода призывно пахла свежестью, умиротворяюще шуршала. Земля была мягкой, камни – надежными… И то, что казалось черной пастью, теперь не подстерегало его. Пещера просто ждала – преданно, терпеливо, как ждет родной дом, вечно готовый распахнуться навстречу запропавшему ребенку. Обнять, укрыть.
Поэтому в тот день, самый обыкновенный день, когда шагающего себе по делам Мирона вдруг, словно сорвавшейся с крыши плитой, придавило чувство смертельной опасности, он повел себя как нормальный зверь. Не колеблясь, не рассуждая, позволив себе разве что взгляд через плечо на преследователей – сплоченная группа крепких ребят, и кто-то уже обходит с фланга, – Мирон прыгнул в свое логово, прямо сквозь пелену водопада. Тело неимоверно вытянулось в прыжке, без брызг прорвало водяную завесу напряженными лапами, длинными чешуйчатыми боками, приоткрывшимися с сухим треском крыльями, и…
…и незнакомец исчез. Дан ударил по тормозам. Он исчез! Просто растворился в воздухе, куда выпрыгнул с невероятной силой, едва ловчие попытались взять его в клещи. Мелькнул еще не то контур, не то след – чудной какой-то, вроде длинного, из колец разматывающегося хвоста, – прозрачный, как струя чистой воды. И все пропало. Пригнувшись над рулем машины, Дан наблюдал, как ловчие бессмысленно мечутся, тыркаясь в разные стороны, словно выводок кутят. Тейю до боли вцепилась в его руку, вся подавшись вперед. Дан кинул на нее быстрый взгляд. Она была как в забытьи, глаза блуждали, губы лихорадочно шептали что-то, но Дан не слышал ни слова, и что-то подсказывало ему – даже если б и слышал, едва ли понял. Теперь он не сомневался: то, что он сам воспринимал как Зов, что звало и Тейю, тревожа, гоня неведомо куда днем и ночью, было не бредом, а голосом демона. Сегодня загадочное подобие Зова усилилось настолько, что даже Дан не выдержал. Тейю же металась по комнате, как запертая в тесную клетку кошка, готовая выпрыгнуть в окно и мчаться, мчаться, не разбирая дороги, куда поведет инстинкт. Они оба даже не подумали, какое безрассудство совершают, заскакивая в машину и несясь на встречу неизвестно с кем. Или с чем. В центре города, недалеко от места, где все началось, они плутали по тесным горбатым переулкам – Зов чудил, то прорывался, то вдруг пропадал, словно обрубили провод. Плутали, плутали, да и выскочили прямиком на группу ловчих! После мгновенного шока Дан понял, что те их не видят. Не они с Тейю были сейчас дичью. Ловчие шли за человеком. Незнакомым, совершенно безобидным, самым заурядным молодым горожанином. Все это было настолько непонятно, что Дан, растеряв остатки осторожности, тихо тронул машину следом, наблюдая за преследованием. Ловчие, ускорив шаг, сблизились с дичью. Держались они нагло, действовали откровенно, явно не принимая противника всерьез. Человек почувствовал что-то, сорвался на бег, через пару шагов оглянулся…
Не человек. Демон.
Который (невозможно!) только что ускользнул от своры гончих… тьфу ты, то есть ловчих. Вот этих энергичных, упорных ребят, только что упустивших демона, чтобы тотчас уловить сигнал оборотня. Оборотень, закатив глаза, млеет в машине рядом с Даном, сам Дан, пень пнем, предается размышлениям, тиская руль, а компания снаружи стремительно превращается из кучки кутят в свору охотничьих псов.
Они побежали, Дан ударил по газам, дав задний ход. Разворачиваться было негде и некогда. Куда пойдет первый выстрел? В колесо? Или прямо меж глаз одного бывшего ловчего, вконец растерявшего остатки профессионализма? И тут нападавшие исчезли. Все разом, будто группа вбежала в ящик фокусника. И прежде чем Дан пришел в себя, из ниоткуда выкатился кувырком и растянулся на асфальте тот самый не то человек, не то демон – словом, неизвестно кто. Растянулся и остался лежать. Дана вывел из ступора звук открывающейся дверцы. Тейю неслась к незнакомцу не разбирая дороги, позабыв обо всем на свете, словно мгновение назад и не было здесь смертельно опасных для нее преследователей. Подлетела, схватила за плечи, принялась трясти. Когда подбежал Дан, незнакомец охнул и открыл глаза. С виду парень как парень. Обалдевший. Скула рассажена, видно, саданулся об асфальт. И ничего похожего на хвост с закрылками.
– Ты кто? – глупо спросил Дан.
– А… а вы?
– Вот что. Валить надо. В машине поговорим.
По большому счету, как выяснилось, Мирон все-таки не был полноценным демоном. То есть настоящим, классическим демоном в понимании Тейю – которая тем не менее аж поскуливала от котячьего восторга и, не в силах удержать свою природу под контролем, то и дело шла волнами преображения. Она затеребила новообретенного сородича, замучила его мольбами явить истинный облик и, даже убедившись, что этот странный демон почему-то не умеет самых простых вещей, то и дело съезжала на телепатию. Мирон, по наблюдениям Дана, смысла ее мысленных высказываний не улавливал. Но какой-никакой дар эмпата в нем все-таки тлел, из-за чего у Дана не раз и не два ревниво тяжелело сердце при виде одинаковых эмоций, одновременно пробегающих по лицам обоих.
М-да… Но это в понимании Тейю. А вот на Данов взгляд – да и для любого нормального человека – демоническое начало в новом знакомце было очень даже сильно. Что там, зашкаливало. Хоть сейчас на суд магов – и к ногтю! Дан поежился, вспомнив могучие кольца призрачного драконьего хвоста… Неудивительно, что ловчие клюнули. Где они, кстати?
Мирон вместо ответа недоуменно развел руками. Он знать ничего не знает! Может, вы, загадочные ребята, его малость просветите? Просто, когда он спрятался в пещере, преследователи сунулись за ним следом. Он даже заметил чужое лицо за водопадом. Потрясенное, перекошенное. Может, сами в ловушку угодили, а может, это пещера их втянула. Их втянула, а его, наоборот, выплюнула. От греха.
Тейю вся подобралась, услышав про пещеру. Принялась выпытывать подробности, слушала с суеверным ужасом. Наконец, перепуганная и зачарованная одновременно, прошептала:
– Глотатель… Не может быть!
Дан, вторично услышавший от демоницы упоминание о таинственном и ужасном Глотателе, заинтересовался, но толковых пояснений добиться не смог. Понял только, что в Третьем мире это – нечто само собой разумеющееся, природа чего тем не менее совершенно неизвестна, а говорить о нем нельзя, да и думать нежелательно. И что именно на этот феномен демоны склонны возлагать ответственность за необъяснимые исчезновения своих соплеменников. Случаются они, правда, крайне редко. И далеко. И… В общем, все как у нас, людей, подумал Дан: никто не видел, но все боятся. Подумал – и усмехнулся этому «у нас, людей».
Да, занятная подобралась у них компания! Красотка-девушка, на самом деле оборотень из Третьего мира. Ловчий из Первого, который выдает себя за человека. И человек из Второго, оказавшийся на поверку демоном. После долгого разговора, сопровождающегося принюхиванием и попытками копания в мозгах (Мирон ежился – щекотно!), Тейю объявила: демоническая сущность в господине дознавателе сильно размыта, разбавлена вливанием чуждой крови, зато древность ее не вызывает сомнений. Мирон оказался последышем какой-то страшно редкой, если не вовсе вымершей изначальной расы Первооборотней, являвшихся, по мнению некоторых горячих голов, продуктом грешной любви Двуногих Предков и Драконов Истинных. Тут Дан попробовал вмешаться. Все это открывало захватывающие возможности для дискуссии на тему заселения Третьего мира, но слишком уж далеко уводило их от реальной ситуации. Которая виделась ему далеко не радужной.
От него отмахнулись. Будь же ты человеком! (Ну как было не рассмеяться, услышав эти слова от двух демонов.) Дай поговорить-то… В кои-то веки им ничего не угрожает: охотники надежно нейтрализованы, причем случилось это слишком недавно, чтобы умники из Первого мира забили тревогу и отрядили в помощь пропавшим следующий отряд. А значит, двое носителей демонического начала могут вволю общаться, не боясь, что их засекут. Черт с ним, с Зовом, сейчас его некому услышать!
Тейю хотела говорить о родине, Мирон – о сестре. Дан, чужой на этом празднике иных форм жизни, поневоле задумался о собственных делах. Мысли его, малость поразбегавшись в разные стороны, вскоре приняли два направления. Первое – серьезное и правильное. Где учитель? Жив ли, на свободе? Что происходит в Первом мире? Кто и какую интригу там ведет, напропалую пользуясь услугами Ордена? И главное, как быстро и безопасно добыть ответы на эти вопросы? Дана мучила совесть. Вдруг учитель в опасности? Он резок, непримирим, смел до безрассудства. И очень, очень одинок – как любой слишком сильный и независимый человек. Если в Первом мире закрутилась грязная игра, учитель по своему безоглядному благородству наверняка не стал молчать и отсиживаться в теплом уголке! Дан позволял себе отмахиваться от этой догадки, пока на него давил неизбывный страх за жизнь и свободу Тейю. Теперь, когда она хотя бы на время была в безопасности, чувство долга – и даже больше, глубокой и преданной привязанности (он почему-то запрещал себе говорить «сыновней любви») – зазвучало в нем в полный голос.
Второе соображение было иного порядка. Далеко не такое альтруистичное. Наоборот, мелочное и себялюбивое. Дан косился на Мирона и Тейю. Как она смотрит на этого, с закрылками! Он пытался понять: когда Тейю смотрела на него, Дана, ее глаза так же сияли? А голос – голос был таким же: глубоким, мягким? Это все было, должно быть, очень унизительно. Унизительно и стыдно. И Дан стыдился себя. Ерзал, маялся, клеймил себя распоследними словами, но поделать с собой ничего не мог.
Неудивительно, что за всеми этими размышлениями и страданиями он совершенно упустил из виду одно обстоятельство. Глаз Дана его отметил, Дан – нет. Ловчие угодили в пещеру не все. С ними не было мага…
Впервые за много дней Тейю заснула, измученная радостными переживаниями. Второй мир – страшный мир мертвых машин и существ – оказался не таким уж безнадежным. И в нем теплилась жизнь. Правда, жизнь, занесенная извне, с ее родины, Лучшего из миров, но Тейю и прежде не сомневалась, что родилась в изначальной колыбели жизни. Чтобы в полной мере понять, насколько ей посчастливилось – ей и всем ее соплеменникам, – нужно было угодить сюда, в эту клоаку. Бедная, хрупкая жизнь, что тут с нею сталось! Видно, и впрямь есть что-то в самом их мире, что оберегает его от распада… Про дальний мир, куда ее вели, да так и не доставили, и вовсе думать не хотелось. Жуткое место, край бездушных демонов, плетущих паутину мертвых слов. Слова, превращенные в вещи, в инструменты насилия, принуждения, деформации! Такова их магия, и для Тейю мир такой магии был еще страшнее, чем этот, вовсе ее лишенный.
На пустом месте по крайней мере еще может что-то вырасти! А вот и доказательство – Мирон, чудом встреченный осколочек родины. Он родился и вырос тут, и он не один такой. Была еще его сестра, которая пропала, а может, есть и другие. И если она, Тейю, будет очень-очень внимательной, если она будет смелой и самоотверженной, возможно, они отыщутся. Кто знает, вдруг это ее долг, ее судьба – найти, спасти, объединить несчастных сородичей, горячие крупинки жизни, затерянные в ледяной бесприютности этого мира! Тейю думала об этом, погружаясь в чуткий сон, и сердце ее то сжималось от их угадываемой, разделяемой ею тоски, то возбужденно стучало, отдаваясь эхом в ушах. И порой в этом ритмичном гуле ей чудилось что-то, какой-то звук – слабый, прерывающийся, едва слышный…
Среди ночи она вдруг села в кровати, будто ее толкнули. Сна не было и в помине. Было очень тихо. Умаявшиеся парни дрыхли на полу, завернувшись в пледы. Донельзя обострившийся слух Тейю улавливал не только их дыхание, но и потрескивание рассохшейся оконной рамы, и поскрипывание деревьев на ветру, и шум двигателей каждой из немногочисленных машин, проносившихся глубокой ночью за квартал отсюда, и по следующей за ним улице, и по той, что начиналась дальше… Но главное – сквозь вялое, бредовое бормотание сонного города прорезывался голос. Один-единственный настоящий голос, беспомощный и отчаянный, как плач потерявшегося ребенка. Вслушавшись, Тейю с содроганием поняла: это и есть ребенок. Она вспомнила собственные метания по здешним враждебным улицам, шарахания от железных чудищ с горячими боками, вспомнила демона-кентавра с остановившимся взглядом и быстрым, как у ящерицы, языком, которой завез ее в парк… Вспомнила – и не колеблясь выскользнула из постели. Ушла она настолько тихо, что даже Дан не проснулся. Устал. Это из-за нее, с нежностью подумала Тейю. Он страдает и рискует, чтобы ее спасти. Додумывать было некогда. Звук усиливался. Он вел ее с настойчивостью охотничьего манка, и было в нем столько горя, что у Тейю все внутри переворачивалось.
Странный это был плач. Неправильный. Размеренный, отчетливый, чуть механический, словно порождавшее эти звуки создание само плакать не умело, но в совершенстве освоило навык по самоучителю. Но приходилось ли этому удивляться после сегодняшней встречи с Мироном – человеком из рода Драконов Истинных!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32