Лишь одобрительно хлопнет по плечу, но где-то в глубине его глаз притаится с этой минуты искра сомнения. Командир, оставляющий своих людей в беде, командир, без всяких причин меняющий свои решения, недостоин быть командиром…
В этот момент или чуть позже, когда Ротанов представил себе совершенно отчетливо, что его ждет в раскаленной пустыне, преодолеть которую за один переход пешком ему все равно не удастся и придется ночевать на открытом пространстве, отдав себя на волю случая и на милость песчаников.
В тот момент, когда он ясно представил, что ждет его в конце этого похода, из которого невозможно вернуться живым, и все же не изменил своего решения, среди беспорядочного нагромождения камней Ротанов отчетливо увидел силуэт человека, целеустремленно идущего к их лагерю.
Позже он часто думал, было ли это простым совпадением? И стал сомневаться в том, что это было именно так. Но в тот момент, когда он заметил фигуру незнакомца, открыто, не прячась, идущего от стены к лагерю, у него, разумеется, не было времени на сложные рассуждения.
Инспектор снял игольник с предохранителя, нащупал мушкой, отчетливо видной в звездном полумраке, силуэт человека и негромко, чтобы не будить без нужды утомленных ночным боем товарищей, коротко бросил в темноту:
— Стой! Бросить оружие, руки за голову!
Человек не ответил и не остановился. Теперь он был от Ротанова всего в каких-то десяти метрах, и можно было рассмотреть за его плечами пороховое ружье и куртку с красно-белыми полосами, любимыми цветами банды Барсика, такие куртки бандиты надевали, отправляясь на ночное дело, чтобы не перестрелять в темноте друг друга. Подпускать ближе этого ночного гостя было опасно.
— Еще шаг, и я стреляю!
Человек не остановился. Теперь оставалось только спустить курок, но поведение незнакомца показалось Ротанову слишком странным, и, прежде чем выстрелить, инспектор изменил линию прицела. Мушка опустилась ниже, к ногам бандита, и лишь после этого щелкнул спусковой механизм. Но вслед за этим щелчком не последовало знакомого, шипящего свиста реактивной иглы. Пистолет, который никогда не отказывал, дал осечку.
Это было настолько невероятно, что в первую секунду Ротанов растерялся и, лишь потеряв несколько драгоценных секунд, схватил лежавший рядом с ним бластер. Но стрелять теперь из энергетического оружия было уже слишком поздно. Расстояние сократилось настолько, что вместе с ночным визитером он поджарил бы и себя самого.
— Успокойтесь, Ротанов, мне нужно всего лишь поговорить с вами.
То, что этот человек знал его фамилию и обратился к нему, запросто эту фамилию использовав, окончательно выбило Ротанова из привычной отработанной колеи ближнего боя.
Еще и голос показался ему знакомым, а через несколько секунд он и в самом деле узнал этого человека, хотя сейчас, как никогда раньше, усомнился в том, человек ли это. Теперь уже поздно было что-то предпринимать, да и не нужно. Палмес миролюбиво уселся рядом с ним на камне и с легкой усмешкой спросил:
— Сигаретой не угостите?
Чтобы избавиться от налета нереальности всего происходящего и убедиться хотя бы в том, что Палмес ему не приснился, Ротанов протянул ему измятую сигарету, которую до сих пор все еще катал между пальцев. Тот благодарно кивнул, щелкнул мгновенно извлеченной из нагрудного кармана зажигалкой и с явным удовольствием окутался клубами вполне реального дыма. Ротанов отметил, с какой невероятной скоростью зажигалка вновь исчезла в нагрудном кармане куртки, — реакция у этого субъекта была совершенно потрясающей.
— Табак здесь так и не удалось никому вырастить. Не растет, проклятый, и все тут. А избавиться от дурных привычек под силу далеко не каждому, — Палмес с откровенной насмешкой смотрел на Ротанова. — Ну так что, поговорим?
— О чем?
— О вас, разумеется. О самоуверенном человеке по фамилии Ротанов, с хорошо развитым чувством долга.
— Откуда вы знаете мою фамилию? — уцепился инспектор за первый, лежащий на поверхности малозначительный фактик. Ему бы спросить о том, как Палмес тут появился, как сумел подойти к нему вплотную, почему пистолет дал осечку, каким образом Палмесу удалось забраться в компьютер Гранта?.. Но ни о чем подобном Ротанов так и не спросил. Хотя совершенно неожиданно получил ответ хотя бы на часть этих незаданных вопросов.
— Как же мне не знать вашей фамилии? Я свободно путешествую по всем информационным каналам. Как вы уже догадались, я — фигура не совсем реальная, по вашим человеческим меркам. Я фантом, порождение очень сложной компьютерной программы, созданный машиной, которая появится на Земле лет через тысячу, а быть может, не появится никогда. Это, между прочим, зависит и от вас тоже.
Как ни странно, после этого признания Ротанов почувствовал себя уверенней. Возможно потому, что из происходящего исчез налет мистицизма и колдовства, в которые он никогда не верил.
— Вы сказали, что хотите со мной поговорить?
— Ну разумеется, иначе зачем бы я здесь сидел.
— Это будет частный разговор или вы станете разговаривать со мной как с представителем земного Управления безопасности?
— До чего же вы официальны, Ротанов! И педантичны. Даже сейчас. А впрочем, считайте как хотите, мне все равно.
— Зато мне не все равно. Если разговор официальный, я должен знать, кого вы представляете. Кто ваши создатели, построившие упомянутую вами машину и запустившие программу, позволившую вам стать личностью? Я хотел бы общаться непосредственно с ними или хотя бы получить уверенность в том, что вы без искажений передадите им то, что здесь будет сказано!
— По вашим меркам, они боги, Ротанов, а боги редко нисходят до общения с простыми смертными. Так что вам придется довольствоваться моим обществом — хотите вы этого или нет. Единственное, что вы вольны сделать в любой момент, так это отказаться от нашего разговора вообще.
Но как раз этого инспектор не собирался делать ни за какие коврижки.
ГЛАВА 30
— Значит, говоришь, боги? Ну-ну… Ротанов, скептически прищурившись, рассматривал Палмеса, стараясь найти какое-нибудь подтверждение его нечеловеческой природы, но ничего не находил, однако его скептицизм от этого нисколько не убавился. — С богами оно, конечно, сложнее иметь дело, но можно и их поставить на место, если начинают слишком уж зарываться и терять чувство меры. А скажи-ка мне, Палмес, чем им помешали люди на Ароме? Почему они решили их уничтожить?
Ротанов подчеркнуто обращался к Палмесу на «ты», не желая показывать, что признает за ним какие-то права. Даже право на вежливое обращение. Но бравировал он не совсем искренне — не до бравады ему сейчас было, потому что от присутствия этого человека, который человеком все-таки не был, веяло на него ледяным холодом.
— Все не так. Они не собирались никого уничтожать. Но, чтобы вам, господин инспектор, стали понятны причины происшедшего, мне придется объяснять вещи, не имеющие прямого отношения к делу, наберитесь терпения.
— На дежурстве довольно скучно, а до рассвета еще целый час, так что давай рассказывай, время у меня есть.
— На Ароме существует местная энергетическая форма жизни, не встречающаяся на других планетах. После того как эта жизнь начала постепенно становиться разумной… Сразу же оговорюсь, ее разум не имеет ничего общего с гуманоидным. С вашей, человеческой точки зрения, эта форма живой материи может показаться всего лишь куском какой-то необычной слизи. Тем более что ее разумность проявляется далеко не всегда и часто в довольно необычных формах. Кроме того, в ее развитии время от времени наступают весьма длительные периоды полностью пассивного состояния, и тогда обнаружить ее присутствие на планете весьма проблематично. В один из таких периодов на Ароме появились чужие…
— Подожди, какие «чужие»? Здесь не было никого, кроме нас! Мы бы обнаружили следы пребывания чужих экспедиций!
— То, о чем я рассказываю, произошло очень давно. Много тысяч лет назад. Но время для существ, посетивших Арому, течет несколько иначе, чем для вас. И они заинтересовались местной формой жизни настолько, что ведут наблюдение за ней на протяжении всех этих тысячелетий.
— Солидный срок, однако.
— Эволюционные изменения накапливаются медленно, а им спешить некуда. Боги, как вы знаете, бессмертны.
— Ах, ну да, извините, я забыл.
Сделав вид, что не замечает ни недоверчивого тона Ротанова, ни его сарказма, Палмес продолжил:
— Все шло хорошо, пока на Арому не прилетели ваши колонисты. Первые двадцать лет они никому не мешали, и мы почти перестали обращать на них внимание. В конце концов, материк на Ароме большой, а местная жизнь развивалась на дне океана, да к тому же в это время она как раз находилась в одном из периодов своей спячки.
Но так продолжалось до тех пор, пока ваши глубоководные разведчики не подняли на поверхность частицу жемчужной слизи и с жадностью, свойственной только гуманоидным расам, не вцепились в нее, стараясь извлечь из находки максимальную выгоду, не считаясь при этом ни с какими материальными затратами. И, что гораздо более важно, ни с какими моральными ограничениями.
Когда они начали пускать под нож собственных соплеменников, пришельцы стали задумываться над тем, что делать дальше с вашими земляками.
— Аромский жемчуг… Да, это действительно проблема. Но это наша проблема. Какое отношение имеют к ней ваши хозяева? Почувствовали жалость к несчастным гуманоидам?
— Дело в том, что каждая такая жемчужина, полученная ценой чьей-то жизни, на самом деле является не просто жемчужиной.
— Ну это мы давно поняли!
— Вы поняли далеко не все. Кроме своих силовых свойств и положительного биологического воздействия на организмы, конечно, если, этим воздействием не злоупотреблять, так вот, кроме всего этого, каждая такая жемчужина является еще и зародышем, своеобразной спорой…
— Зародышем чего? — Ротанов почувствовал, как неожиданный страх сжал ему горло, и он с трудом протолкнул в себя очередную порцию воздуха, потому что предвидел ответ.
— Зародышем энергетической жизни, той самой, с которой люди столкнулись здесь, на Ароме, и которая уничтожила построенный ими город вместе с большей частью его жителей.
Как только такая спора случайно или намеренно попадет в океан на чужой планете, а она стремится в него попасть всеми силами и имеет достаточную власть над своим носителем — человеком, последствия будут ужасны.
Ваше счастье, что ее влияние возникает не сразу и усиливается постепенно. Нужен достаточно большой промежуток времени: три-четыре года. После этого срока она, как правило, полностью порабощает своего носителя, и он начинает действовать по ее указке.
Попав в океан, спора начнет расти, постепенно превращаясь в сферу, набитую миллиардами крохотных живых кристаллов, которые, соединившись между собой своими энергетическими полями, для чего им совсем необязательно находиться рядом, способны подавить на чужой планете все существующие там формы жизни.
Если это случится на Земле, все ваши технические достижения, вся ваша наука окажутся бессильны против созданий чужого мозга, которые начнут захват вашей планеты… Тут, я думаю, мне не нужно вас убеждать, пример Аромы достаточно красноречив. Хорошо организованная и технически оснащенная человеческая колония, численностью в несколько тысяч человек, была уничтожена в считаные часы. А отступившие в пустыню люди остались целы только благодаря вмешательству тех самых пришельцев, в существование которых вы не верите.
Ротанов почувствовал, как в ответ на последние слова Палмеса в нем поднимается гнев. Он не видел глаз собеседника, и это мешало ему сосредоточиться, мешало направить свой гнев на конкретную личность. Он все время помнил о том, что сидящее напротив него существо личностью не было. Во всяком случае, не было личностью в человеческом понимании.
— Это ложь! Благодаря вашему вмешательству эта дрянь выплеснулась из моря на берег! Разве не ты подсунул Гранту кроки подводных съемок с координатами энергетической сферы?! Разве не ты заставил его передать эти снимки так называемым «ученым» из компании «Инпланет»?!
— Конечно, я. Но спроси себя о том, почему я это сделал.
— Лучше я спрошу об этом тебя!
— Ну что же… Я, пожалуй, отвечу. С тех пор как ваша компания наладила здесь поточное производство «кровавого жемчуга», возникла реальная опасность распространения местной формы жизни на другие планеты, в том числе и на вашу. Мы не могли этого допустить. А иного способа прекратить организованное компанией «Инпланет» чудовищное преступление у нас не было. Нам жаль, что в этих событиях погибли невинные люди, зато опасное производство было полностью уничтожено.
— И действовали вы, разумеется, из альтруистических побуждений.
— Не верите в альтруистические мотивы наших поступков?
— С чего бы мне в них верить? Скелеты моих соотечественников, устилающие дорогу смерти, еще не обратились в пыль.
— У нас имеются свои этические принципы. Мы стараемся не вмешиваться без самой крайней необходимости в дела на чужих планетах. Лишь наблюдаем и иногда делимся информацией. Мы смогли помочь уцелевшим людям, только когда они достигли Скалистых гор. Этот район, так же, как и остатки башни, когда-то построенной здесь одной из первых экспедиций пришельцев, запретны для любых форм инопланетной жизни.
Для людей было сделано исключение, и они смогли спастись, избавившись от своих преследователей. Это не пошло им на пользу. Они и на новом месте продолжают уничтожать друг друга, да к тому же устраивают охоту за нашими охранными механизмами, которые должны были их защищать. Ваши соотечественники слишком жестоки и воинственны. Более того, они безжалостны даже по отношению друг к другу.
Палмес замолчал, и Ротанов не спешил прерывать это молчание, по-новому оценивая известные ему факты и стараясь определить, как много правды в полученной им информации: десять процентов, двадцать?
Он не мог понять самого главного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51