https://wodolei.ru/catalog/mebel/nedorogo/
– Эта ответственность – единственная, которая имеет для меня непреходящее значение. – Она взглянула на меня. Горе, написанное на ее лице, ввергло меня в молчание. – Мои принципы могут вам показаться глупыми, но они важны для меня. Я не могу не страдать, когда попирается вера, которая является частью моей жизни.
Мне показалось, что я поняла. Но я поняла только головой. Мое сердце и мое нутро не могли согласиться, но я, по крайней мере, уловила суть, чтобы спорить с ней. Логика никогда не может убедить сердце. Я попыталась найти возможность подействовать на нее.
– Если вы собираетесь выходить замуж...
С первой попытки я затронула не те струны. Би отпрянула, как будто я сказала нечто непристойное.
– Замуж! Я не смогла бы выйти замуж за Роджера. Он спрашивал меня... – И, несмотря на искреннее горе, в ее голосе в последней фразе прозвучала нотка удовлетворенности.
– Но я подумала...
– Энн, вы не можете себе представить состояние, которое было у меня, когда я приехала сюда. Я надеюсь, что я успешно скрывала его. Я не считаю правильным, когда чье-то личное горе навязывается другим. Те безвкусные шутки, которые я отпускала в адрес Гарри, были не мои, они принадлежали испуганной женщине, насвистывающей в темноте, чтобы не закричать. Я... я в действительности ненавидела Гарри до самого конца, но я чувствовала себя беспомощной без него, как если бы кто-то разрушил стены моего дома, сорвал с меня одежду и оставил трястись во время снежной бури. Возможно, дом был ветхий, а одежда штопаная, но ведь это была хоть какая-то защита, вы понимаете? Затем, приехав сюда, найдя любовь, тепло и уют, я почувствовала, что жизнь не закончена, даже после всего того, что произошло. Роджер дал мне какую-то опору, его восторги заставили меня расцвести. В Роджере есть сила, юмор, нежность.
– Иными словами, вы любите друг друга.
– Я люблю его, – сказала Би, пожав плечами.
– Тогда в чем проблема? Может быть, вы чувствуете, что, выйдя замуж за Роджера, вы совершите что-то вроде прелюбодеяния?
– В ваших устах это звучит очень глупо, не кажется ли вам? Но я верю в обет, который давала, Энн: «Что соединил Бог...» Только, – добавила она с легкой улыбкой, – я не была счастлива, соединив себя с Гарри.
– А что сказал отец Стивен?
– А вы хитры, не так ли? Да, я поделилась с ним своими сомнениями. Он сказал, что они не имеют под собой оснований. Но как я могу жить с человеком, который глумится над всем, во что я верю. Я знаю, что не могу перевоспитать его. Люди не могут изменить друг друга, они могут только изменить себя. А это не просто. Я действительно люблю Роджера, но...
– Но ведь любовь – самая важная вещь?
Очаровательнейший взгляд сострадания проступил на лице Би.
– Мое бедное дитя, – сказала она. – Это не так.
II
Мы поговорили еще немного. Би поблагодарила меня за то, что я подвигла ее к откровениям. Беседа прояснила сложившуюся ситуацию, но она же привела меня к мысли, что мы никогда не сможем до конца понять друг другa. Она выбросила Роджера из своей жизни из-за того, что он не верил в Троицу или в любовь и доброту Бога... Я поймала себя на мысли: «Бедный старый Роджер». Это чувство я никогда не предполагала обнаружить в себе.
Однако Роджер не терял надежды. Он появлялся время от времени. Случайно я заставала его в библиотеке, но не часто: я не проводила там много времени. Мы с Кевином по большей части находились вне дома. Погода была прекрасная. Отсутствие дождей стало волновать фермеров, но мне не было дела до их забот. Внутри дома наши дела складывались так же гладко, как и за его пределами. Ночи были такими же восхитительными, как и дни.
В раю нет часов и календаря. Я не помню, как долго я наслаждалась своим персональным раем, пока в него не вползла змея в лице Роджера. Но это продолжалось недолго. По крайней мере, не так долго, как хотелось бы.
Однажды я забрела в библиотеку в поисках какого-нибудь легкого чтива и услышала шум в галерее наверху. Я окликнула:
– Кто здесь? – и увидела нелепо свисающую голову Роджера, смотрящую вниз через перила.
– Энни? Оставайтесь там.
Я терпеть не могла, когда меня называли Энни. Я не знаю, почему я до сих пор позволяла Роджеру так себя называть, и готова была выразить свои чувства, когда он с громыханием спустился по спиральной лестнице. Один взгляд – и я забыла о своих претензиях.
Я не видела его несколько дней. Он выглядел ужасно: осунулся, его щеки обвисли, как у старого больного человека.
– Я хочу поговорить с вами, – сказал он.
– Давайте.
– Не здесь. – Он нервно оглянулся. – Не можете ли вы вырваться примерно на час, не сообщая другим, куда вы пошли?
– Конечно. – Я несколько обиделась на его заговорщический тон. – Если вы объясните мне, для чего это нужно.
– Разве вы не понимаете? Ну хорошо, я расскажу вам о вещах... – Он прервался и снова взглянул на меня взглядом охотника. Под его глазами висели мешки, вызванные бессонницей. Его торопливый ворчащий голос и изменившиеся манеры встревожили меня. Я отступила на шаг. Он вытянул руку и схватил меня за плечо: – Не уходите. Обещайте мне, что мы встретимся.
– Хорошо. Когда и где?
– Сегодня в полдень.
– Я не могу. Мы с Кевином...
– Вы с Кевином. Вот чего я боялся. – Сжатые складки вокруг его рта ослабли, и у него мелькнуло слабое подобие улыбки. – Вы выглядите испуганной, Энни. Не бойтесь. Я не причиню вам вреда. Когда вы сможете освободиться?
– Завтра утром. Точнее я сказать не могу. Я приеду к вам, если вы собираетесь быть дома.
– Я буду дома. – Только теперь он ослабил держащую меня руку. – Не отказывайте мне, Энни, это очень важно.
Не ожидая ответа, он бегом снова поднялся наверх. Я выбрала себе книгу и вышла из комнаты, пытаясь сообразить, что сказать Кевину утром. Поездка в магазин? Он может предложить сопровождать меня. Можно сказать, что у меня болит голова... Потом я подумала, что совершенно излишне изобретать себе оправдание за отсутствие в течение часа.
III
Я решила проблему тем, что встала и вышла на улицу до того, как Кевин проснулся. Меня подмывало оставить ему записку. Но тогда я рассердилась бы на саму себя за такое проявление зависимости. Я не требую от него отчета о том, как он проводит свое время, так почему же он должен требовать отчет от меня?
Ключи от дверей дома и от автомобилей висели на доске в кухне. Я стащила ключи от автомобиля Кевина, старой «веги», на которой он ездил все время, пока я его знала. По понятным причинам я не могла воспользоваться «мерседесом».
Несмотря на ранний час, Роджер уже ожидал меня. Дверь открылась прежде, чем я успела постучаться. Я готова была похвалить его за привычку вставать рано, но по его изможденному лицу поняла, что он и не думал ложиться.
– Что вы сказали ему? – был его первый вопрос.
– Я ничего ему не говорила. Почему я обязана это делать?
– Хорошо, хорошо. Идемте в столовую. Я там работаю.
– Я хочу кофе, – сказала я. – И вам бы тоже не помешало. Вы похожи на дьявола, Роджер.
– Очарователен, как всегда. – Он провел рукой по небритому подбородку. – Я чувствую себя как дьявол, если вы хотите знать.
– Вы могли бы время от времени есть и спать ночью по несколько часов.
Кухню найти было нетрудно; домик был крошечным, только из двух комнат на первом этаже, разделенных маленьким коридорчиком. Кухня и кладовая были пристроены к дому позади столовой. Это был бы прелестный домик, со вкусом меблированный старинными предметами, если бы был аккуратнее прибран. Мебель была тусклой от пыли, полы не протирались больше недели. В мойке на кухне скопилось много грязной посуды. Мне пришлось вымыть две чашки и два блюдца, поскольку чистых в буфете не оказалось.
Жалкий вид Роджера пробудил во мне старые добрые материнские инстинкты, и раздражение сменила жалость. Во всем мире любят того, кто любит сам. Я больше склонялась к этой точке зрения, чем к точке зрения Би. Поэтому я, не обращая внимания на его сердитые замечания, заставила его присесть и съесть поджаренные хлебцы. Хлеб был единственной едой на кухне, которой я смогла накормить его. В холодильнике все растаяло, и разбитые мною яйца пахли отвратительно.
– Это была хорошая идея, – признал он, покончив с хлебцами.
– Вам следует усвоить: мужчины вымерли бы и их съели бы черви, если бы...
– Это вы о любви? Да уж. Но это только часть моих бед, Энни. Если бы я смог осуществить задуманное и доказать Би, что она ошибалась с самого начала...
– О, прекрасно! Это как раз самый верный путь, чтобы завоевать ее сердце.
– Я не нуждаюсь в ваших язвительных советах, девчонка. Я повидал намного больше вашего.
– И вы имели дело с женщинами многих народов, живущих на трех различных континентах.
Роджер неохотно улыбнулся:
– Я не знал, что вы читаете такие примитивные вещи, как рассказы о Шерлоке Холмсе.
– Мне приходилось читать и более глубокие – Агату Кристи, например. Серьезно, Роджер, вы изменились так сильно...
– Так же, как и вы.
– Я?
– Посмотрите на себя. – Большим и указательным пальцами он привередливым движением поднял за предплечье мою руку, как будто бы коснулся чего-то грязного. – Вы потолстели.
Он был не совсем неправ. Толстой я буду еще не скоро, но предплечье, которое мы оба рассматривали с таким нелепым интересом, не было теперь костлявым, как палка.
– Это не соответствует вашей натуре, – сказал Роджер. – Представьте себе свое лицо, свой ум, всю себя – самодовольную, холеную и ухоженную наподобие тех омерзительных выставочных кошек, у которых нет других забот, кроме как вылеживать бока и очаровывать.
– Вы говорите это с какой-то целью или просто пришло время попрактиковаться в оскорблениях? – спросила я холодно.
– Большинство женщин не считают это оскорблением, – произнес Роджер с издевкой. – Вы не были раньше такой чувствительной. Но, Бог с этим, надо продолжать. Пойдемте в другую комнату.
Би упала бы в обморок при виде столовой. Я сняла грязную рубашку, книгу и тарелку с одного из стульев и села.
– Ну?
Роджер стал рыться в куче бумаг и вытащил две фотографии, которые бросил мне.
– Я сфотографировал это прошлой ночью.
– Вы были в доме прошлой ночью?
– У меня свои методы, Ватсон. И я убью вас, если вы еще что-нибудь скажете. Смотрите на фотографии.
Ему не пришлось объяснять мне, где были сделаны снимки. Я узнала узкий коридор и украшенный резьбой сундук. На обеих фотографиях был также виден светящийся столб, с которым я была знакома слишком хорошо.
Я бросила снимки на стол.
– Вы подделали их, чтобы найти повод для возвращения.
– Вам хотелось бы поверить в это, – сказал Роджер. – Но вам лучше знать, Энни. Ни глупые слащавые опыты Би, ни молитвы Стива не подействовали. Это все еще там.
– Кого это волнует, если оно не проявляет себя?
– Это еще не все, – начал Роджер. – Главное – впереди. Поверните ваши очки сюда.
Документ, который он вручил мне, был настолько завораживающим, что в первый момент я не могла от него оторваться. Его возраст становился ясным при виде крошечных трещин, портящих жесткое тиснение, бывшие, возможно, матерчатым или пергаментным, но не бумажным. Формат был значительных размеров, в фут шириной и около восемнадцати дюймов высотой. По поверхности шла серия миниатюрных рисунков с человеческими фигурами: мужчинами и женщинами, перемежающимися надписями, выполненными от руки. Картинки и надписи соединялись кривыми линиями.
– Это генеалогическое древо, – сказала я.
– Они назвали бы это родословной. Можете ли вы прочесть имена?
– Нет. Это, должно быть, на латыни. Я не могу разобрать ни одного из них. Какие они прелестные! Этот маленький человечек одет в доспехи. А посмотрите на головной убор женщины рядом с ним, он...
Роджер издал выразительный негодующий возглас:
– Прелестные! Будьте внимательны. Надписи не на латыни, но я согласен, что шрифт трудный. Посмотрите сюда. – Его палец уперся в страницу. – «Упомянутая Энн, дочь и наследница лорда Ричарда де Коутехея, вышла замуж за Генри Ловелла». Рисунки, возможно, являются портретами Энн и Генри. Внизу две их дочери и их сын.
– Ловелл… Это одна из фамилий...
– Они владели домом примерно с 1300 года, когда Ричард Ловелл женился на дочери предыдущего владельца, и до 1485 года, когда их потомок был убит в Босворте. Здесь он изображен внизу.
Маленькое, четко нарисованное лицо выглядело грустно, как будто бы он предчувствовал свою судьбу.
– Посмотрите на имена. – Снова палец Роджера уперся в лист. – Энн, Кэтрин, Элизабет, Маргарет. Типичные для тех времен имена известных святых и царствующих монархов. Теперь… – Он потянул пергамент из моей руки.
Я издала возглас протеста:
– Роджер, это может оказаться очень ценным. Вы порвете так. Знает ли Кевин, что вы унесли это?
– Он не знает даже о существовании его. Я нашел это в коробке, запрятанной глубоко в одном из буфетов. Вот, смотрите.
На этот раз лист бумаги, который он сунул мне под нос, был более разборчивым, хотя Роджер переписал его не лучшие образом.
– Это родословная Ромеров, которые приобрели дом в 1485 году. У меня ушла уйма времени, чтобы сложить их вместе из различных документов и книг, но здесь все точно. Снова, заметьте, имена женщин – Элизабет, Мэри, Френсис.
– Почему вы сразу не говорите, куда вы клоните. Это сэкономило бы время.
– А у нас его так мало, – сказал Роджер. Интригующая улыбка искривила его рот. – Хорошо. Теперь я знаю многие предметы, о которых никогда раньше не подозревал, включая латунный орнамент. Данный тип резных металлических изображений на надгробиях начал применяться в конце тринадцатого века и продолжался до начала шестнадцатого. Имя возбудило во мне подозрения с самого начала. Это саксонское имя, и оно не имеет никакого отношения к камню, который по стилю можно отнести к пятнадцатому веку.
– Имя? Какое имя?
– Этельфледа, черт побери, Энн. Сосредоточьтесь на том, что я говорю. Вы видели список женщин, живших в этом доме между тринадцатым и шестнадцатым веками. Никто из них не носил этого имени. Такой личности не существовало.
IV
Может быть, Роджер был прав в том, что мои мозги умными не назовешь и извилины на них сглажены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34