Тимур вскочил, сжав кулаки, но Яраги, крепкий парень, ударом поймал Тимура, и тот оказался снова на полу. Из его губы струилась кровь. «Ну, – подумалось мне, – тут без стрельбы никак не обойдется».
Однако обошлось. Тимур хмуро уселся за стол. Яраги что-то сказал ему по-чеченски. Тон у него покровительственный. Убитой женщины словно не существует. Это тема – табу. Я все время жду звонка в дверь. Я уже хочу, чтобы пришла милиция.
– Хорош? – спрашивает Яраги у меня по-русски, показывая на Тимура. – Он – чеченец наполовину, поэтому такой бешеный. Мы тут решили обсудить то, что происходит у нас дома, а не буянить или паясничать. Представь себя на месте рядового российского гражданина, слегка уставшего от ежегодных путчей. Итак, несколько фактов, всем известных. Президент, пьяную рожу которого последние недели мы видели почти ежедневно, вдруг исчез с телеэкранов. Вместо него появился Виктор Илюшин с сообщением о носовой перегородке. Эта российская свинья, иначе не назовешь, удрала от ответственности. На другой день войска вдруг пришли в движение, хотя не истек срок ни ультиматума, ни начала переговоров. Разве он мужчина? Вот Гершенович мужчина, осмелился нажать на курок…
…Уже далеко за полночь. Чеченцы пьют не хуже россиян. Но они и есть россияне. Или не россияне? Они не хотят быть россиянами, они хотят быть чеченцами. Я – белорус, я тоже не хочу быть россиянином, как бы это гордо для кого-то не звучало. Я пью, как белорус, а чеченцы пьют просто, как чеченцы. Оказывается, чеченцы пьют здорово, по-черному, почти как белорусы. Мне пора домой. Лена не пускает меня.
– Не уходи, ты нетрезвый, тебя заберет милиция. Я прошу тебя…
Руки ее скользят по моей одежде… Я ухожу. Какая милиция меня заберет? Я сам заберу милицию! Оставаться мне нельзя. Через месяц она скажет: «У меня от тебя ребенок! Папа свидетель, что ты со мной спал!». Не хватало еще, чтобы я, в довершение ко всему, стал зятем Франца Гершеновича.
…На следующий день я сижу в офисе за телефоном. Голова раскалывается, как старый мартен на ремонте.
Приехал Гершенович, ворвался в кабинет и заявил:
– Мы богаты! Юра! Мы – богачи!
– Не понял… Это что у тебя, с перепоя?
– Мы заработаем по сто тысяч. Долларами! Ты не хочешь сто тысяч долларов?
Гершенович был возбужден, словно бык на корриде. Он убежал куда-то и через час привел «черненьких» людей в кожаных куртках. Это вчерашние чеченцы. Они свежи, как ягодки граната. А вот я выгляжу, как пожелтевший парниковый огурец.
М-да. Гершенович с перепоя выглядит хоть, как приличный грунтовый огурец. Не идет мне спиртное. Очень туго потом выходит. Дня на три я теряю форму. А кому оно, в принципе, идет?
– Ты еще занимаешься обналичкой? – задает вопрос Гершенович.
– Да.
– Надо ребятам обналичить… Спрашиваю:
– Этим?
– Этим.
– Сколько?
Глазом не моргнув, Гершенович говорит:
– Пять миллиардов белорусских рублей.
Я подтягиваю к себе калькулятор, но и так мне ясно, что пять миллиардов белорусских рублей – это где-то в районе полумиллиона зелененьких. Таких денег у меня не было, нет и не будет никогда.
– Ты не сомневайся, Юрий, я тебе помогу. У меня есть выходы. Деньги на наш счет пойдут от одного совместного предприятия. Белорусско-кипрского, – заговорщицки шепчет Гершенович.
Да, у Гершеновича обширный круг знакомств, масса входов и выходов. Даже чересчур.
– А что за договор мы составим под обналичку? Слишком большая сумма.
– У нас в уставе есть торговля произведениями искусства, – говорит Гершенович. – Или мы станем учредителями иностранного банка.
– Так это же вывоз капитала!
– Пока до нас доберутся, все изменится, к власти придут новые люди. Юра, я тебя прошу помочь!
– Да любая налоговая инспекция…
– Она не появится у нас года три, понимаешь? Все схвачено…
Короче, меня повязали сами же чеченцы. Пять миллиардов белорусских рублей, которые надо было превратить в пятьсот тысяч долларов, затмили в те дни для меня все на свете.
Я веду переговоры со своими партнерами, тщательно выбирая слова, чтобы не испугать их огромной суммой. Потом, разговаривая с Гершеновичем, слышу, как чеченцы спорят о том, что в район Моздока еще месяц назад самолетами военно-транспортной авиации переброшен личный состав нескольких частей Псковской и Тульской воздушно-десантных дивизий. Приблизительно триста человек с соответствующим вооружением и техникой утром тридцатого ноября убыли из расположения частей на аэродром стратегической авиации в Моздоке. Десантники расквартированы неподалеку от аэродрома. Продолжается подвоз к ним оружия и техники. Из разговора чеченцев я узнаю: русские войска находятся в состоянии повышенной боевой готовности, но маскируют это зимней боевой учебой. Какая учеба, когда в ночь на первое января чеченцы разгромили русских в пух и прах на подступах к Белому дому в Грозном! Об этом мне утром поведал дед Матейко.
Я молчу. До сегодняшнего дня я считал, что живу, как у Бога за пазухой. Ни тебе стрельбы, ни крови, никакой опасности! Крути себе диск телефона, обмывай стодолларовые сделки и знай, что ты никому не нужен, никто тебя не тронет. Лафа!..
Через день на счет нашей фирмы приходит гигантская сумма. Почти миллиард белорусских рублей. Дело пахнет жареным. Гершенович тут же снимает со счета крупную сумму на представительские расходы. Он спешит оборудовать офис за счет чеченских денег. Те не против. В офисе появляются компьютер, факс, холодильник и новенькая, то есть молоденькая секретарша, которая достаточно умело крутит перед Гершеновичем задницей. Пока я занимаюсь обналичкой, Гершенович занимается секретаршей, вернее, ее телом. Кажется, для него ничего не существует, кроме этой девушки. Гершенович обходится с ней, как с живым факсом или компьютером, поглаживает любуется. Он в ней души не чает, пространно рассуждает о ее достоинствах при ней же. Но дамочка относится к такому сорту женщин, что лучше оденет вчерашние чулки, чем станет любовницей Гершеновича за так. Но теперь, когда запахло большими деньгами, Гершенович идет на все, и подаркам и угощениям числа нет.
Чеченцы прочно оккупировали наш офис, днюют и ночуют в нем. Они сопровождают меня, как телохранители, когда я езжу забирать наличные. У чеченцев одна тема бесед и споров: говорят о том, что в связи с обострившейся обстановкой в Чеченской республике им срочно необходимо закупить оружие и выехать на родину. Для защиты государственных коммуникаций и важных объектов, пресечения актов бандитизма и диверсий, исключения и воспрепятствования подходов российских вооруженных формирований. Пока они занимались торговлей в Минске, в суверенной Беларуси, у них сложилось впечатление, что Чечня – это независимое государство. Что они, телевизора не смотрят? Разве Кремль отпустит Чечню в свободное плавание?
– Но Беларусь отпустил же? А мы, чеченцы имеем больше шансов не быть похожими на русских, чем вы – белорусы! – кипятится Яраги.
– До поры до времени! – говорю я. – Краник с нефтью у них под контролем. Только мы, белорусы, рыпнемся, они тут же заморозят города. Правительство летит, назначаются новые выборы, и к власти приходят угодные Кремлю силы. Всем руководит тот, у кого краник с нефтью. А затем мы превращаемся в Северо-Западный край.
– Нет, – говорит Яраги, – они не одолеют Кавказ. Нам поможет мусульманский мир, а вам пусть помогает Запад.
– Что же мусульманский мир Азербайджану не помог? Армения вон какая маленькая, а забрала пол-Азербайджана…
– Это еще как сказать… – отвечает Яраги.
Я меняю в день по двадцать-сорок тысяч долларов, не решаясь на крупную сделку. Моя прибыль уже давно перевалила за десять тысяч и упакована в жестянку под кроватью у деда Матейки. Это на случай, если нагрянет налоговая инспекция или попросту милиция и, если меня не упекут за решетку, то, по крайней мере, я окажусь не у дел. Но, кажется, все тихо. В банке, который нас обслуживает, вращаются и не такие суммы.
Когда Гершенович увозит на «Мерседесе» секретаршу домой, в его кабинет почти всегда приезжает Лена. Она в курсе всех дел. Девушке явно нравится, когда я за ней ухаживаю. Не знаю, или деньги ей не дают покоя, или она действительно хочет иметь опору в жизни? Чувствуется, что девушка ищет эту опору преимущественно в моих штанах. Но я слишком озабочен работой.
Наконец, я решаюсь играть по-крупному. И вот, все документы оформлены, и я жду денег, которые по договоренности мне должны привезти Прямо сюда, в офис.
В конце дня ко мне заходят два солидных человека. Где я их видел? Так это же офицеры-отставники, с которыми я под Новый год выпивал в баре «Фиолетового лимона»! Они увидели меня, и на их лицах выразилось некоторое замешательство.
– Это ваша фирма заказывала обналичить?
– Наша…
– Это ваша подпись стоит под платежным поручением?
– Как видите.
– Ну и дела, парень, а мы-то думали!..
– И я думал, что вы спокойненько на пенсии коньячок попиваете… – не уступая гостям и не считая нужным поддерживать субординацию, ответил я.
– Н-да. На коньяк не хватит с пенсии. На пиво, и то не хватит… – говорит один из бывших военных.
Их фирма заключила с нашей «липовый» контракт на поставку в одну из третьих стран кожаной обуви. Кому какое дело, что деньги поступили вперед? Предоплата! Недостающие документы сгорят во время умышленного поджога.
Отставники вываливают из «дипломата» пачки долларов и усаживаются в креслах, очевидно ожидая, что я стану пересчитывать деньги.
– Сколько здесь, – спрашиваю я.
– Сто пятьдесят тысяч, – отвечает полковник. – Пересчитай… Здесь тысячу пятьсот стодолларовых купюр.
– Пятнадцать пачек? – я не в силах пересчитать даже пачки. Я зову из соседней комнаты Яраги, Тимура и Беслана, и они быстро начинают считать доллары. Особенно это удается Беслану. Тонкие пальцы шулера нежно и быстро касаются «зелени».
При виде чеченцев лица бывших военных каменеют. Они даже отказываются от коньяка. Они уходят, поигрывая желваками на скулах. Вполне вероятно, что скоро мной займутся если не сотрудники ФСК, то ребята из белорусского КГБ. По мне плачет тюрьма. Куда я влип с этой «зеленью»?
Мне остается только запереть деньги в металлическом ящике, который мой начальник упрямо называет сейфом. Ясное дело, что домой сегодня я ночевать не пойду. Пусть Матейко не обижается.
– Нас заложат… – говорю я чеченцам. – Заложат вот эти военные…
– Откуда ты знаешь, что это военные? – спрашивает у меня Тимур.
– Это случайные знакомые. По-моему, как говорят бывалые люди, надо рвать когти…
– Не паникуй, – произносит Яраги. – Доллары найдут своего настоящего хозяина всегда…
Деньги в металлический ящик не попали. Яраги отсчитал пятьдесят тысяч долларов и попросил меня на эти деньги набрать команду головорезов. По дружбе. И за деньги. Хорошие деньги. Навербовать, где угодно: в Прибалтике, в Польше, в Минске. Чтобы воевать в Чечне. Человек десять. Но – специалистов.
– Нет, – сразу же говорю я.
– Ты забыл о трупе женщины. Ты забыл об Анастасии, – говорит Тимур. – Отпечатки пальцев давно сняты.
Я молчу. Мне ничего не идет в голову. Неужели это шантаж, и все подстроено: и убийство Анастасии, и приставания Лены… Кто они мне, зачем я с ними связался?
– Все, что останется от этой суммы – твое. Контракт заключай на месяц, но лучше на три. Все «обострения» решай через нас. Ты понял? – голос у Яраги несколько суховат. Он не смотрит на меня. Я не смотрю на него.
Наверное, такова моя участь. Я получил повышение. Раньше я нанимался воевать сам, теперь буду уговаривать воевать других.
Условия контракта, который я должен заключать с наемниками, должен придумать сам.
Вначале я чуть было не подался в Прибалтику, с целью выйти там на центр киллеров, чтобы снять с себя всю организационную работу. Но подумал, что возня с паспортами займет уйму времени. А в Чечне развязана настоящая война. Россияне бомбят города, и вся Чечня, со слов Яраги, становится под ружье. В город Грозный подъезжают все новые отряды, сооружаются завалы и баррикады, оборудуются огневые точки, минируются подходы и особо важные объекты. Спешно чинят (с привлечением пленных российских военнослужащих) танки. Слишком много времени… Для чеченцев был дорог каждый день. Пришлось разыскивать ребят здесь, в Минске.
Тем временем Гершенович предлагает мне переехать жить к нему на квартиру.
– Девка по тебе сохнет, – объявляет он. – А тебе-то что? Она хоть б…во бросит.
Я пока отказываюсь. Тогда они действуют более хитро: устраивают дома пирушку, пригласив меня, но получилось на самом деле что-то вроде свадьбы. Посаженные отцы – чеченцы – кричат «горько». Я вяло целую Леночку. Зачем она мне? Может, это только дополнительное условие негласного контракта, заключенного мной с чеченцами и Гершеновичем? Но, кажется, девушка искренна со мной. По крайней мере, ни один из чеченцев больше не приближается к ней. Да и они, кроме Тимура, по росту не подходят ей. Хотя, я подозреваю, она спала с ними со всеми. Черт побрал бы их всех! Мне хочется все бросить и исчезнуть, но очень уж большие суммы вращаются в этой компании. Если мне удастся продержаться, я обеспечу себя лет на десять. Тогда тихо и мирно устроюсь где-нибудь в лесной деревне. Боже мой, зачем так глупо мечтать?
И вот, всего за неделю я с помощью Тимура собрал бригаду. Особенно трудно было завербовать первого человека. Пришлось восстанавливать старые связи.
…Передо мной высокий, грузный не по годам, очень молодой человек.
– И придется убивать русских? – спрашивает парень. Он еще не дал согласия, значит, еще не наемник. Только кандидат.
– Думаю, да. Контракт пока заключаем с вами на месяц, а потом видно будет.
– А сумма контракта?
– Аванс – один миллион рублей, участие в операции – пять миллионов, удачное завершение операции – три миллиона. Естественно, по курсу в валюте.
Не заметив на лице кандидата в наемники особого удовольствия, я поспешно добавил:
– При непредвиденных осложнениях – доплата: уничтожение БТРа, танка, самоходной артиллерийской установки – по миллиону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74