…Занимался рассвет. Теперь было хорошо слышно, что и в городе звучит перестрелка и даже грохочут орудия.
Что тут, война?
Надо уходить из этого города. Улетать на север. Там нет Абхазии, нет грузин и абхазцев, которые не поделили власть. Я быстро надуваю лодку. Со стороны виллы слышатся крики. Мне не дают покоя оставленные брюки Людмилы. Это след. Голоса приближаются.
– Уходим в море, там гидроплан!
Мы входим в теплую воду. Забредаем поглубже. Из тумана начинает вырисовываться силуэт гидроплана и приближается к нам.
Но со стороны виллы появились вооруженные люди. Много людей. Успели очухаться. Обнаружили брюки и напали на след беглецов. Все-таки надо было не оставлять следов. Это на будущее. Какое будущее?
Одной рукой я держал Людмилу, а другой, почти не прицеливаясь, начал отстреливаться.
– Ты можешь плыть?
– Попробую…
– Плыви к гидроплану…
Я стою по грудь в воде и одиночными выстрелами заставляю противника залечь. Одновременно отталкиваюсь ногами ото дна и, держа автомат на весу в воздухе, плыву к гидроплану.
Вот и поплавки гидроплана.
Выстрелы загрохотали с новой силой.
Ирина высовывается из кабины.
– Что, заводить?
– Давай, – говорю я.
Некоторое время слышится возня, крики, и вот мощный мотор взревел.
Нам не надо было этого делать. Но у нас не оставалось иного выхода.
Как только летчик начал разворачивать гидроплан, чтобы уйти в море, выстрелы загремели с новой силой. Гидроплан развернулся, но этим самым подставлял бок машины и делал ее удобной мишенью для нападающих, которые стремительно приближались к воде.
Я не мог влезть в самолет. Неожиданно что-то зашипело, длинная молния отделилась от берега и мгновенно приблизилась к гидроплану. Бамм! Бамм! Выстрел из гранатомета угодил в борт. Горячая волна взрыва едва не сорвала меня с поплавка.
– Людмила, держись…
– Держусь, Юра, держусь… – отвечала девушка. Она была еще в воде, и обеими руками сжимала обшивку поплавка. Девушка уже пришла в себя и теперь обходилась без моей помощи.
Снова шипение, снова неяркая молния и – новый взрыв сотряс гидроплан. Мы целы. Что с Ириной? Уцелел ли пилот? С берега наседают солдаты.
– Держись! – снова кричу я Людмиле, а сам вскакиваю в открытую дверь… Все разворочено, тлеет изоляция. В кабине летчик держится за окровавленную голову. Ирина тоже оглушена, трясет головой, но крови нет.
– Тебя оглушило, уходим отсюда, сейчас они еще раз ударят из гранатомета.
Мои слова оправдываются. Слышится выразительное шипение, и мощный взрыв сотрясает гидроплан. Поплавки настолько иссечены пулями, что воздух из них со свистом уходит. Разбитый гидроплан медленно погружается в воду.
– Уходим! – кричу я девушкам и веду прицельный огонь по нападающим, выискивая глазами гранатометчика. Его нигде не видно. Все в серой пелене, дыме от взрывов.
Наверное, из-за тумана и измороси нас троих не очень-то видно. Мне, забрав Ирину, следовало уходить. Думаю, мы едва различимы на воде. Но гидроплан хорошо заметен и в тумане! Поэтому снова слышится буханье гранатомета и короткое характерное шипение летящей гранаты.
– Не смотреть! Отвернуться, сгруппироваться, и под воду… – пытаюсь я научить военному делу женщин.
Но где там! Обе поворачивают головы в сторону гидроплана. Они, видите, ли, желают посмотреть на взрыв. Граната лопается необычайно громко, корпус самолета вспыхивает. Людмила неожиданно хватается за шею.
– Что с тобой, Люда?
Людмила стоит по грудь в воде, у нее безумные глаза, и она держится обеими руками за шею.
Я силой разжимаю пальцы и вижу, что глубоко в горло вонзился лепесток стабилизатора от гранатометной мины. Недолго думая, пальцами обхватываю его и вытаскиваю. Боже, какой он длинный! Кровь горячей струей брызнула из-под пальцев Людмилы.
– Юра, мне больно, Юра… – девушка не говорит, она хрипит.
Никогда в жизни я не был таким растерянным. Я не знал, что делать. Это потом, через несколько минут ко мне пришло решение, вернулись силы, способность анализировать, но в тот момент я готов был обезуметь!
– Зажми шейные артерии, – кричала Ирина прямо мне в ухо, но я ничего не понимал. То есть, конечно, я понимал смысл слов, но не мог отважиться своими почерневшими от пороховой гари пальцами дотронуться до шеи девушки, которая хрипела, задыхалась, кашляла кровью…
– Отплыви в сторону, займись ими, – Ирина командовала мной! Она поддерживала Людмилу, поскольку та еле стояла в воде, и пальцами зажала перебитую осколком артерию.
Убедившись, что раненая в порядке, (Боже! Неужели человек с исковерканной взрывом гранаты шеей может быть в порядке?), я занялся нападавшими.
Они не знали, что мы покинули самолет, и полукольцом прижимали противника к гидроплану, который опустился на дно и в полкорпуса торчал над водой.
Я вышел из тумана словно привидение. Каждый выстрел – один человек. Эти люди – солдаты. Они взялись за оружие, а если ты взялся за оружие, то должен быть готов к смерти. Выстрелы следовали один за одним. Вскоре солдаты сообразили, откуда идет разящий огонь, и сделали меня центром своего полукольца. Но мое преимущество было в том, что, со стороны моря туман был гуще. Я видел перемещавшихся по берегу солдат, а они меня едва ли различали. Кроме того, я иногда погружался в воду, чтобы обезопасить себя от случайной пули.
Через некоторое время солдаты поняли, что сражаться с невидимым врагом весьма небезопасно. Они отошли, высаживая патроны рожок за рожком прямо в туман.
Будучи по грудь в воде, я побрел в сторону, куда скрылись девушки. Через некоторое время я настиг их. Рана на шее была очень опасна. Людмила и так потеряла много крови. Очевидно, осколок повредил ей голосовые связки, она могла только шептать, и то прилагая невероятные усилия и истекая кровью.
Мы выбрели на берег и поковыляли к городу.
По всему городу стреляли, к небу поднимался дым пожаров. Только теперь стало ясно, что военные действия идут по всей форме. Дальше, за городом, слышалась артиллерийская канонада. Вероятнее всего, это били противоградовые орудия, которые абхазцы приспособили для военных целей.
Некоторое время мы шли по пустынным улицам. Увидев телефонную будку, я бросился к ней. На удивление, «скорая помощь», вызванная мной, ответила. Мне сообщили, что в городе полно раненых, и на вызов никто не приедет. Машины работают в зоне боевых действий. Затем повесили трубку.
Мы забрели в первый попавшийся дом с выломанными окнами и разбитыми дверьми. Там мы уложили Людмилу в постель, и я сказал, что иду искать врача.
…Окровавленный лифчик сброшен на пол, он мешает дышать. Девушка задыхалась, захлебываясь собственной кровью, которая фонтанировала из яремных артерий и попадала в дыхательное горло. Мало того, осколок попал в гортань, она вообще почти не могла дышать, потому что рана слиплась. Людмила синела, она задыхалась.
– Необходимо делать трахеотомию, но я не хирург, – Ирина побледнела.
– Ты сделаешь это! – сказал я.
– Нет, – сказала Ирина и глупо улыбнулась. Ее лоб покрылся испариной, глаза ее плавали.
– Что мы вставим в отверстие? – спросила Ирина. Внутренне она решилась. Но хотела, чтобы мы это сделали вместе. У меня не было иного выхода. Нужно было подготовить трубку, и я выломал в ванной комнате «сосок» умывальника. Он никелирован, подойдет!
Я взял свой нож, приставил его к ямочке, где, по некоторым представлениям, находится душа, и сделал глубокий надрез. Я думал, что смогу довести дело до конца, но неожиданно мне самому стало плохо. На мгновение помутилось сознание. Черт побери, сколько человек я убил, а здесь самообладание подвело меня! Нож выпал из рук.
Ирина оттолкнула меня. Она рассекла надрез пошире и вставила «сосок» умывальника прямо в трахею.
– Нужно останавливать кровотечение, делать переливание крови, нужна капельница, нужен хирург, чтобы сшить артерию, – сказала Ирина. Ей было страшно оставаться одной с тяжело раненым человеком.
– Знаю. Поэтому я должен уйти и привести сюда врачей… – мрачно ответил я. Мне не хотелось уходить, бросать Людмилу здесь, в таком состоянии. Я понимал, что если не найду бригаду «скорой помощи», то Людмила погибнет. Я также понимал, что если боевые действия начались, то Фарид может быть в городе. Мне срочно нужно его разыскать. Он быстро поможет мне найти врачей.
…Чем дальше я углублялся в город, тем больше убеждался, что тут произошло нечто страшное. Разрушенные от попадания снарядов дома, дымящиеся развалины, трупы людей, вовсе не солдат, валялись прямо на дороге. Если совсем недавно выстрелы звучали редко и только в одной части города, то теперь – отовсюду. Кто по ком стрелял – невозможно было понять. Мне в голову не приходило, что в этом мирном, благополучном, цветущем Крае может неожиданно начаться кровавое побоище.
Это меня, правда, в данный момент не сильно беспокоило. Мне во что бы то ни стало необходимо было встретить Фарида или хотя бы Цейбу. Уж он-то мог знать, где найти врачей.
Неожиданно я увидел группу быстро перемещающихся людей с повязками на головах и с автоматическим оружием в руках.
– Эй, парни! – окликнул я их.
Те сразу же изготовились к стрельбе.
– Где ваш командир? – спросил я.
– Я командир, – послышался ответ. – Кто ты? Как узнать, абхазцы это или грузины?
– Мне нужен командир постарше… – тянул время я. Вооруженные люди насторожились и начали занимать укрытия.
– Я здесь самый старший командир! – крикнул вооруженный человек. Он не прятался, но меня держали под прицелом пять или шесть человек. Я смогу прыгнуть и уйти от пуль, если повезет, конечно, но выстрелить в него уже не смогу: не успею.
Вооруженные люди вроде не готовились на меня напасть. Их командир раздавал приказы, но я даже не мог слышать, на каком языке они разговаривали. Тогда я рискнул.
– Мне нужен Цейба! – я уже не мог говорить нейтрально, намеками. И все же мне не нужно было выдавать им своих намерений. А вдруг это грузинские боевики?
– Э-э, дорогой, так это никакой не командир, это просто-напросто шалопай, – человек опустил автомат. – А кто ты?
– Я друг Фарида. Мне он тоже срочно нужен.
– Мы все друзья Фарида, и нам всем надо срочно его увидеть.
Я опустил автомат и пошел к абхазцам. Неожиданно командир вскинул автомат и выпустил по мне очередь. Вот какие это друзья Фарида! Я успел прыгнуть вперед, ударился об асфальт. Пули градом защелкали вокруг. Я не понимаю до сих пор, каким образом я остался цел. Ни одна пуля даже не коснулась меня. Скорее всего, мой ангел-хранитель позаботился об этом, поскольку меня ждал умирающий, истекающий кровью человек, который был мне бесконечно дорог.
Я катался по асфальту, а они, не целясь, лупили по мне из автоматов, радостно выкрикивая непонятные слова. Это была для них забава. Я смог перекатиться за столб и оттуда пустил прицельную короткую очередь. Патронов у меня было в обрез. Потом я перемахнул через высокий забор и скрылся за домом.
Они начали кричать, чтобы я сдавался, и тогда они меня отведут к Фариду. Из их громких разговоров я понял, что это все-таки абхазцы. Они прочесывали дома, выискивая противника.
Они не стали меня преследовать. У них, скорее всего, были свои счеты с более конкретным противником, а не с незнакомым, пусть и вооруженным человеком.
Абхазцы, гогоча непонятные слова, побежали по улице. У меня тоже не было цели завязывать бой. Я отсиделся за домом, потом вышел на улицу. Абхазцы пошли в сторону окраины, где в одном из домов скрывались мои девушки.
…Казалось, город был мертвым. Наступило утро, взошло солнце, верхушки кипарисов не шевелились, и каждая минута этого прекрасного утра могла оказаться последней для моей девушки.
Так где же Фарид?
Мне надо было его найти. Теперь я ненавидел всех и каждого, и готов был убивать любого, у кого было оружие в руках. Если раньше я работал на чужой территории и моральное оправдание моим действиям, направленным на прерывание чужой жизни было в том, что если я не убью, то враг меня убьет, то теперь я понимал, что жизнь любого противостоящего с оружием человека является преградой для жизни Людмилы. Я не считал никого, кто сейчас был вооружен, нормальным человеком, поскольку это мешало жизни.
Может, я был эгоистом, может, я эгоист вообще. Но что было – то было.
Неожиданно прямо перед собой я увидел машину «скорой помощи». Повелительным жестом я остановил ее. Водитель затормозил прямо у моих ног. Вид оружия заставлял его подчиниться, но не успокаивал. Он высунулся из кабины и заорал:
– Чего ты встал! У меня люди умирают!
– Поедешь со мной!
– Нет!
Я поднял автомат к его груди.
– Дорогой, ты посмотри, что там делается, – водитель смягчился и показал рукой в глубь салона.
Открыли боковую дверь.
– Умерла, – сказала медсестра, и выдернув капельницу из вены умершей женщины, протерла иглу ваткой и начала ловить вену на руке другого человека – юноши с оторванной взрывом ногой. В салоне лежали еще двое тяжелораненых, и человек пять показывали мне свои болячки. Они думали, что я проверяю, нет ли здесь дезертиров. У меня пересохло во рту.
– Дайте мне капельницу.
– Это последняя… – вздохнула медсестра.
– Где найти еще машину?
– Все в районе Нового рынка, – ответил водитель, и попытался выпихнуть меня из салона. Да, я был эгоистом. Чувства затмили мой разум.
Я выстрелил в окно машины. Раздались крики. Я наставил автомат на медсестру. Она равнодушно улыбнулась. Видимо, уже привыкла.
– Этот юноша умрет без капельницы? – спросил я хмуро.
– У него болевой шок. Он может умереть в любую секунду.
– Я спросил, этот юноша умрет без капельницы? – в моем голосе явно чувствовалась угроза.
Медсестра достала из сумки запечатанную в пластик капельницу и бутылку кровезаменителя, протянула все мне.
– Ты пойдешь со мной, – сказал я таким тоном, что медсестра даже не пыталась возражать. Потом я обратился к водителю:
– Послушай, ты можешь по рации связаться с другой машиной?
После моего выстрела водитель стал немного сговорчивее.
– Ладно, показывай, где?
…Машина подъехала к дому, где скрывались Ирина с Людмилой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74