Официанты тоже будут наши, а вам лучше побыть дома, поскольку нам не нужны лишние люди, – сказали крутые грузины, доставая кучу денег. Такую сумму директор кафе не видел ни разу в жизни. И он предпочел ни о чем не спрашивать, просто передал ключи и обзвонил своих официантов, устроив им выходной среди недели.
…Как только Беркутов вернулся к столику, вошла Графиня со свитой. Она остановилась в пяти метрах от сдвинутых столиков и что-то сказала на непонятном языке своим людям. Шесть человек из ее свиты подошли к столам, взяли у всех чемоданчики с деньгами и удалились.
Графиня обвела глазами компанию бизнесменов: – Я рада, что вы приняли такое мудрое решение…
Беркутов насторожился и на всякий случай переместил правую руку поближе к подплечной кобуре, где у него был пистолет. Он еще не понимал, что проиграл. Рука моя напряглась.
Графиня быстро бросила какую-то фразу. И тут произошло неожиданное: все посетители кафе вдруг вскочили, роняя стулья, выхватили пистолеты с глушителями и открыли огонь на поражение по группе за сдвоенными столиками. За мгновение до того я понял, что произошло. Напрягшись всем телом, я толкнул плечом Беркутова с тем, чтобы повалить его на пол. Затем перевернул стол и начал отстреливаться. Огонь противника оказался настолько плотным, что в мой бронежилет попало сразу несколько пуль, и я согнулся, спасаясь от смерти, прикрывая голову руками и пистолетом.
Убийцы действовали поспешно. Еще бы – устроить массовые убийства почти в центре столицы! Выпустив по обойме из пистолетов, искрошив столы и стулья в щепки, они ушли, так и не совершив по контрольному выстрелу. Контрольный выстрел! Это обязательное условие работы хорошего профессионала. Наверное, даже человек, у которого были б железные нервы, в том шуме, гаме, стонах и воплях не довершил бы начатое до конца.
Я остался жив, а Беркутов остался моим должником, поскольку это я уговорил его надеть бронежилет, а впоследствии толкнул его, что спасло его от первых прицельных выстрелов. А потом он лежал, укрытый мной.
Но на этом моя стезя телохранителя прервалась, так как я понял, что не смогу защитить Беркутова от Палача. Потому что этого не хочу. Я узнал, что именно Беркутов был причастен к смерти Людмилы.
…Мы опять в засаде. Опять охота идет на невидимого и вездесущего Джелалию, который оставляет в телах своих жертв длинные тонкие ножи с надписью «bors». Нас четверо. С нами Джанко.
В этих горах иногда выпадает молочное утро с приглушенным светом солнца за тонкими высокими облаками. Тени бледные и расплывчатые, а тишина – полная. Звук не в состоянии преодолеть густого воздуха. Взовьется, взлетит, но тут же падает обратно, на то же место, с которого и взлетел. День, светло, но кажется, будто ночная тишина не покидала этого края. Нет, нам не поймать этого хитрого Джелалию.
Мне сегодня особенно хорошо еще и потому, что меня ждет-не дождется Светлана. Она не такая зануда, как я предполагал. Она умеет быть удивительно ласковой и заботливой. Она не хочет уезжать никуда.
Сегодня мы ушли глубоко в тыл и зашли в ущелье, которое начинается на боснийской территории. Мне кажется, что Джелалия любит ущелья, поэтому он непременно попытается пробраться по нему в наш тыл.
Стоит такая тишина! Хочется, чтобы кто-нибудь крикнул или запел, чтобы нечто произошло; боязнь того, что ничего не случится, перемешивается с чувством неизвестности и страха перед неведомым.
И прежде чем солнце пройдет полнеба, набегут тучи и грянет буря.
Конец декабря – а неожиданно зацвели первые фруктовые деревья. Занимается солнечный день, но уже около полудня начинает порывами поддувать резкий пронзительный ветерок, несущий по воздуху белые и розовые лепестки цветов, хотя явно, прежде чем добраться до нас, он пролетал над снежными пределами. К цветочным лепесткам скоро присоединяются капли холодного дождя, а затем и снежинки. Предчувствие долгой зимы вызывает дрожь.
Охота неудачная. Тогда мы взбираемся на скалу и подходим к тому месту, где я спрятал свое оружие. Осторожно подхожу к куче наваленных веток. Присматриваюсь. Если б я обнаружил подобное хранилище, то обязательно поставил бы мину. Можно бросить камень, и если там есть мина, она может взорваться. Но мне жаль свою мощную подзорную трубу, надежную винтовку СВД. Мы срезаем длинную жердь, мастерим петли из тонкой веревки, подцепляем петлями винтовку и подзорную трубу, и я что есть силы дергаю жердь на себя. Раздается взрыв. Ветки разлетаются во все стороны. Я осматриваю ружье, вроде бы цело. А вот подзорная труба испорчена – ее корпус помят, линзы вываливаются. Что поделаешь?
Теперь мы устраиваем засаду. Ночью сюда обязательно придут те, кто поставил мину. Из чисто человеческого любопытства.
На небе появляются первые звезды. Холодно. Около полуночи мы слышим шорох в буреломе. Шорох приближается, раздается треск ветвей. Кто-то грузный пробирается через бурелом. Не сговариваясь, бьем из автоматов в темноту на звук. Выпускаем по целому рожку. Гулкое эхо долго блуждает в горах. Минут двадцать ждем новых звуков. Гробовая тишина. Ясно, что тот, кто шел искать наши трупы, мертв. Тогда идем проверять, кого же мы подстрелили? Я нащупываю в темноте теплую шерстистую тушу. Она вся в крови. Подсвечиваем фонариком.
– Да это же барсук! – восклицает Коста Порубович.
– Таков наш Джелалия, до суднега данка! – добавляет Джанко и на руке взвешивает барсука.
Да, Джелалия опять перехитрил нас. Мы понуро возвращаемся домой, и меня вновь охватывают воспоминания…
…Чегодаев еще не догадывается, что в роли Палача в кафе выступал я.
– Итак, – горячился он, – слушай! Они уже получили деньги за детей от подпольных хирургов. И даже не в этом дело. Все их родители, кроме спасенного тобой Беркутова, мертвы. Детей отдавать некому. Их пустят на «запчасти». – Нос Федора Чегодаева покрылся бисеринками пота.
Я молчал. Понимал, что шансов мало. Их практически нет. Но и не сделать попытки я не мог.
Как я и предполагал, разгром клуба ничего не дал. Лишь помог выходу душившей меня ненависти.
А теперь нужно было совать голову в петлю – лезть в городок аттракционов, где, по оперативным данным, могли находиться похищенные дети.
– Ладно. Что-нибудь придумаем.
– Швейцарская полиция полагает, что деньги колумбийских «наркобаронов» отмываются здесь, в Москве. Ты понимаешь, что нам светит, если мы раскрутим весь этот змеиный клубок?
– Неужели ты, Федор, веришь сплетням журналистов, которым сам подбрасываешь подобные «утки»? – пытаюсь я урезонить товарища.
– Нет, ты послушай! Советский Союз является «диким западом» для этих дельцов. Милиция слаба, она плохо оснащена и коррумпирована, а вот наша мафия могущественна и располагает хорошими связями с взяточниками в КГБ. Нам этот Палач путает все карты. Он громит одну мафию за другой. Контейнер с наркотиками только вспугнул их.
Я не знаю, зачем Федор привез и показал мне подвальное помещение, где, по его мнению, был склад оружия Палача. Может, он хотел вооружить меня?
…Лязгнули железные створки решетки. Мы проникли внутрь и включили свет. В небольшом помещении лежали цинки патронов и гранаты, промасленные автоматы, несколько пистолетов и с десяток ножей. Словом, чего там только не было! Особенно понравился мне мотоцикл.
– Это все – Палача?
– Не исключено. Я обнаружил склад недавно, когда ты мне доложил о подземном характере Палача. Тут все еще не описано.
– Подари мне автомат, – попросил я Федора.
– Может, подарить два автомата? – пошутил он. – Я же говорю, здесь не описан ни один патрон. Это можно загнать куда-нибудь в Прибалтику, Чечню или Абхазию.
– Нет. Мне опасно там появляться. Каждый должен заниматься своим делом. Следователь – своим, омоновец – своим…
– А Палач – своим. – Чегодаев помолчал и добавил: – Я думал, может тебе понадобится помощь.
– Конечно, понадобится, но кто мне ее окажет?.. А твоя главная задача – не мешать, когда я этими подонками займусь.
Может, он меня подталкивал к тому, чтобы я совершил дерзкий налет на мотоцикле на городок аттракционов? Или ему было мало того, что совершал сам Палач? Он хотел, чтобы Палачей было несколько? Или хотел замести какие-то следы?
Во всяком случае, когда он под никчемным предлогом оставил мне ключи от этого подвальчика, я понял, что от меня требуется. Теперь мне нужно ворваться на мотоцикле и разгромить врагов на их территории…
Тогда надо было открыто сказать, что хочу, мол, отомстить за Людмилу. Что Вселенная сжалась для меня до пределов переполненного местью и яростью сердца.
Федор Чегодаев быстро сообразил, что я могу быть причастен ко всем этим убийствам. Может, потому что внутренне желал того. Он думал, что Палач – это я. Уже потом я понял, почему он так думал. Он тайком от меня обыскал мою комнату и нашел там несколько узких длинных ножей с таинственной надписью на латинице «bors». Он не знал одного. Он не знал, чьи это были ножи.
…Мы подъехали к комплексу игровых автоматов в городок аттракционов через полчаса после того, как я надел бронежилет и рассовал пистолеты и ножи по карманам и голенищам. Вечерело.
– Все, Федор, уходи. Скоро совсем стемнеет, уйдешь беспрепятственно, даже если нас уже засекли. Они не будут тебя ловить: у них возникнет множество других проблем. Если дети действительно здесь, я сделаю попытку их освободить. Это все, что я могу обещать.
Федор слез с мотоцикла и, прихрамывая, пошел к выходу. А я выжал сцепление, включил передачу, крутанул на себя рукоятку газа и резко бросил сцепление. Мотоцикл с ревом рванул вперед.
Если у меня и был шанс, то исключительно во внезапности. Переднее колесо мотоцикла выбило входную дверь и он с грохотом ворвался внутрь павильона. Я левой рукой вырвал из-за спины автомат, был готов стрелять, и поехал по игровым залам.
Очередь прогремела сзади, как раз по колесу мотоцикла. Одна пуля царапнула ногу, и горячая струйка крови потекла в сапог. Я слетел с мотоцикла, бросился в темный боковой проход, левой рукой стреляя наугад назад, а правой вытаскивая гранату. По всему павильону уже слышались шум, грохот и гортанные выкрики кавказцев. Я осторожно выглянул из своего закутка. Справа показались две серые фигуры, и я короткой очередью срезал их. В соседнем помещении что-то звенело. Я зубами вырвал за кольцо чеку и пустил через холл гранату по полу: в сторону двери в соседний зал. Граната точно скользнула в дверной проем. И еще целую длинную томительную секунду я ждал, когда горение запала дойдет до детонатора. Грохнул взрыв. Мне пахнуло в лицо взрывной волной. Я в два прыжка пересек открытое пространство зала и прижался спиной к тонкой гофрированной стенке-переборке, за которой раздался взрыв, изрешетив осколками переборку. Из двери в противоположной стене зала выскочил кавказец с пистолетом в руке. Почти не целясь, я дал очередь в его сторону. Кавказец упал, а вместе с ним упал и я: из-за стенки, к которой я прижался, грохнули выстрелы, пули веером прошили тонкую переборку и две из них ударили меня в спину. Уже лежа на полу, я закусил губу от сильного удара по почкам, перевернулся на спину и тоже начал стрелять через тонкую стенку. Однако выстрелив два раза, мой автомат смолк. Я откатился, быстро сменил магазин и затаился, насколько можно было затаиться, лежа на голом полу в открытом зале. Теперь через переборку палили без передышки, и через несколько секунд она стала похожа на дуршлаг. Несколько раз пули свистели в опасной близости от моей головы. Стреляли, видимо, двое. Как они спаслись от осколков гранаты?
Вдруг наступила тишина. Я захрипел. Стрелявшие наугад через стенку решили, что я серьезно ранен. В пулевые дыры я увидел движение, бесшумно поднял ствол автомата и нажал на спуск. Вскрик и звук упавшего тела засвидетельствовали, что я поразил противника. Я не стал ждать повторного шквального огня. Вскочил, достал гранату и рванулся к двери, на ходу зубами выдергивая чеку.
В следующем зальчике был свален строительный материал, доски, мешки с цементом. Они и прикрыли от осколков кавказцев. Как только я влетел в зал, кавказцы открыли огонь. Я кинул гранату за баррикаду из металла и упал, сбитый градом пуль. Одна из них царапнула по щеке, другая задела руку. Теперь баррикада прикрыла от осколков меня.
Я лежал, стараясь побыстрее прийти в себя от контузящих болезненных ударов пуль по бронежилету и восстановить дыхание. Через некоторое время в глазах прояснилось, я встал на четвереньки и снова рухнул лицом вниз от ужасного удара по голове. Мир погас.
…Я медленно выплывал из черноты вместе с красными пятнами, которые кружились перед глазами. Сверху светила мощная лампа, я это понимал и боялся открыть глаза. Невольно застонал. Кто-то опрокинул на меня ведро воды. И боль чуть уменьшилась, будто частично растворилась в холоде воды. Я приоткрыл глаза – надо мной светила яркая лампа, похожая на операционную. Я медленно приходил в себя.
Хотел стереть рукой воду с лица, но почувствовал резь в правом запястье. Дернул левой – то же самое. Звякнули цепи. Ноги также не двигались. Я был распят на столе. Под спиной ощущались ролики. Где я видел такие столы?
Надо мной появилось лицо, частично закрыв собой лампу. Лицо исчезло. Я повернул голову. Надо мной стояла женщина. Это была сама Графиня. Она сказала:
– Это и есть легендарный Палач? Бог ты мой! Какое жалкое зрелище. Впрочем, если его отмыть и подлечить…
Графиня провела длинным ногтем мизинца по мне, и я почувствовал, что бронежилет и рубашку с меня сняли.
– Твоя вчерашняя выходка обошлась нам в много-много баксов. Мы думали, что ты подох, когда напал на фургон с наркотиками, но тебе повезло: ты выжил.
Она щелкнула пальцами, и вдруг зажужжал электромотор. Я почувствовал, как меня начало со страшной силой разрывать. Кандалы тащили меня за руки, а ноги были жестко закреплены на станине.
Внезапно я вспомнил. Это стол для растягивания кож. Шкура крепилась с одной стороны на станину, а зажимы тянули ее в другую сторону…
Господи, какая боль!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74