– спросил Лекс. – Если они начнут распылять химикаты в верхних слоях атмосферы и провоцировать ядовитые осадки?
– Тогда пострадает наше сельское хозяйство, – признала Дейдра. – Но на это у нас тоже есть, чем ответить. Мы располагаем биологическим оружием. Вы слышал о генных вирусах?
– С избирательной поражаемостью в зависимости от строения ДНК жертвы?
– Верно. У нас есть вирус «гестапо», который поражает людей со стандартной ДНК. У гайан к нему врожденный иммунитет, как вы понимаете. Если мы выпустим этот вирус в океан, через месяц на планете останется только наша раса. Никаких кибернетиков, никаких нейтралов. Лишь маленькие анклавы в герметичных убежищах, которые мы легко захватим.
– Но ведь это, – покачал головой Лекс, – чудовищный геноцид. Неужели вы пойдете на такое?
– Конечно, нет, – вздохнула Дейдра. – Это средство сдерживания. Кибернетики должны знать, что у нас есть такое средство, и они должны думать, что мы достаточно решительны, чтобы попытаться его использовать. Поэтому они ведут с нами «цивилизованную» войну. Но, между прочим, этот вирус был получен от прототипа, разработанного в эпоху Войн Мутантов. В свое время один сумасшедший выпустил на свободу вирус, который убил более миллиарда человек. К счастью, тогда удалось взять ситуацию под контроль и прекратить разработку генных вирусов.
– А кибернетики не могут использовать другой вирус – против гайан?
– Их возможности в области генетики не позволяют им этого, – ответила Дейдра. – У них до сих пор действует запрет на подобного рода исследования.
– Почему в характере людей – постоянно создавать себе проблемы? – пробормотал Лекс себе под нос, когда они поднялись на платформу магнитной дороги. – Уже сколько веков человечество живет под дамокловым мечом всеобщего уничтожения, как будто так и надо?
Прозрачная капсула, внутри которой они находились, заскользила по трубе магнитного ускорителя, пересеченной блестящими кольцами индукторов.
– Послушайте, я уже ознакомился с вашей азбукой – аз, буки, веди, мужики – буки, женщины – ведьмы… Но я все еще не очень понимаю, чем отличается ДНК класса «В» от обычной? Внешне, во всяком случае, изменений не заметно.
– Их и нет, если не считать того, что мы удалили из генного кода возможные патологии, врожденные заболевания и склонность к тем или иным болезням. Кроме того, мы значительно улучшили иммунную систему – наши врачи сталкиваются в основном лишь с травматическими случаями. Что касается различий во внешности, то здесь мы оставили все без изменений. Так что моя внешность – заслуга случайного набора генов, – улыбнулась Дейдра.
– А я уж было подумал, что такая красота не может быть природной и что вас вырастили «на заказ», – попытался пошутить Лекс.
– Обижаете!
– О, прошу прощения, моя леди! Но ведь, кроме изменений в физиологии, есть и изменения в психике? Если, конечно, верить мне самому двухсотлетней давности – я перечитал свою книгу, – то именно перестройка человеческой души, характера отличает нового человека.
– Естественно, – кивнула Дейдра. – Первое, что мы убрали из генетического кода – это склонность к насилию и предпосылки для садизма и умышленной жестокости. Гайанин не может причинить вред своему ближнему – сама мысль об этом наполняет его отвращением. Да и вообще желать вреда другому человеку – противно нашему характеру. Мысль, допустим, навредить кому-то в качестве отместки за оскорбление, или с целью занять чужой пост, или еще почему-либо просто не может прийти в голову ни одной из нас. Поэтому у нас не бывает преступлений – в худшем случае, обман, мелкие кражи. Умышленное насилие исключено.
– А как быть в тех случаях, когда проявление насилия требуется приказом?
– Чувство долга и ответственности преобладает в характере гайанина, – согласилась Дейдра. – Поэтому мы всегда выполняем приказы вышестоящих лиц. Конечно, совесть – это важнейший инструмент психики, который позволяет улаживать конфликты между сознательным поступком – подчинением долгу – и бессознательным неприятием насилия. И здесь каждый человек индивидуален – кто-то, возможно, будет глубоко переживать свои действия вплоть до нервного срыва, кто-то будет держаться лучше…
– А что еще, какие черты характера подверглись изменению?
– По большому счету, не так уж много изменений в наших характерах, – призналась Дейдра. – Ведь человек дуален почти во всем. Заглушая эгоизм, мы лишаем его самолюбия. Пытаясь избавить от тщеславия, наносим урон честолюбию. Пытаемся увеличить решительность – страдает рассудительность. Убираем безволие – появляется авторитарность. Гены, отвечающие за черты характера, настолько сложно взаимосвязаны, что одно изменение влечет за собой цепочку других, как в лучшую, так и в худшую сторону. Конечно, мы пытались подчистить темные стороны характера и освободить больше места для светлых сторон. Но усердствуя в этом, мы могли лишить человека личности, персонифицирующего начала. А Комиссия по этике постановила, что лучше оставить человеку возможность испытывать негативные эмоции, чем сделать всех людей похожими друг на друга. Словом, мы ограничились минимальными изменениями. Уменьшили, насколько могли, корыстолюбие, леность, апатию, чуть занизили значимость личности в пользу усиления коллективного начала. Но свобода генетических комбинаций по-прежнему делает всех людей разными, и у кого-то больше проявляется пороков, а у кого-то – добродетелей.
– А что такое Комиссия по этике? – спросил Лекс.
– Это собрание, которое определяет направление развития общества. Раз в полвека мы выбираем новое направление. Сюда включаются и вопросы о дальнейших модификациях человека.
– А кто участвует в Комиссии?
– Все участвуют. Каждый ранг имеет один голос плюс один у естественнорожденных. Класс «А» и В-13 голоса не имеют.
– Один голос на ранг? Получается, что Председатели имеют один голос на четверых, а В-12 – один на сто миллионов?
– Именно так, – подтвердила Дейдра. – Чем выше общественное положение, тем значимее голос человека – такова наша установка. Голос простого малообразованного рабочего не может быть равен голосу Советника, прошедшего долгий путь социального роста.
– И когда соберется ближайшая Комиссия?
– Через пятнадцать лет. Так что в ближайшее время новых генных модификаций не появится.
– Я хотел спросить, – сказал Лекс. – А как же класс «А»? Это солдаты? Почему они не имеют голоса?
– Понимаете, они вряд ли могут считаться людьми. Их генетический код настолько далеко ушел от человеческого… Дело даже не в физиологии, которая у них кардинально отличается от человеческой – измененный обмен веществ, принципиально иные внутренние органы, более упрощенные и функционально эффективные, способность к метаморфозам, перестроенный скелет, измененное кожное покрытие – все для того, чтобы быть эффективнее в бою и легче переносить повреждения. Дело в психике – она изменена настолько, что их, скорее, можно считать роботами, запрограммированными на выполнение приказов без эмоций и каких-либо переживаний.
– Но если у вас есть такой класс – биороботы, созданные для войны, – почему вы не сделали то же самое со всем обществом? Я имею в виду, не разбили на классы, допустим, руководителей, ученых, рабочих и так далее?
– Комиссия по этике категорически отвергла вопрос о кастовом обществе, – ответила Дейдра. – Создание класса «А» было вынужденной необходимостью – мы должны были противопоставить совершенным солдатам-киборгам столь же приспособленных для войны особей, созданных биотехнологией. Но всеобщая кастовость общества противоречит природе человека, его врожденному универсализму. Такими создала нас природа, и мы вряд ли имеем право столь кардинально менять себя. Хотя… все решит очередная Комиссия по этике. Но я предполагаю, что скорее будет рассматриваться вопрос о создании коллективного разума. Правда, для этого понадобятся модификации с целью увеличения эмпатии, хотя бы до уровня ощущения эмоций другого человека. В перспективе – телепатия, чтение мыслей на расстоянии. Если мы достигнем этого, то можно будет говорить о новой ступени развития разума. Хотя коллективное мышление не отрицает индивидуализма.
Мягко затормозив, капсула остановилась на станции назначения.
– Необычайно познавательная беседа, – улыбнулся Лекс, выходя на платформу. – Чертовски приятно осознавать, что вы не только ошеломляюще красивы, но и дьявольски умны!
– Меня смущают ваши эпитеты, – засмеялась Дейдра. – Может быть, в ваше время это и было комплиментом – сказать женщине, что она умна, как Люцифер…
С платформы открывался вид на горную долину – огромный котлован между подернутых сизой дымкой вершин, озеро в черных вулканических берегах, блестящее, как серебряное блюдо в лучах заходящего солнца, стройные пирамидки астрономических башен, похожих на китайские пагоды.
– Здесь у нас что-то вроде культурно-исторического центра. Постройки различных эпох и народов, от пирамид ацтеков до буддистских храмов. После мировых войн мало что сохранилось, и мы свезли сюда многие памятники. Все они стоят вокруг озера, сюда часто приезжают туристы, – пояснила Дейдра. – Идемте, нам туда. Видите эти две башни, которые стоят чуть выше остальных строений над озером? Там расположен центр наблюдений за светилами, по совместительству – центр слежения за спутниками кибернетиков. В первой башне – оборудование, телескопы, станция связи. Вторая – жилая, там мы вас и разместим. Здесь вообще-то секретный объект – важный коммуникационный центр, но вы ведь не станете шпионить в пользу киборгов?
– Не знаю, не знаю, – покачал головой Лекс. – Если только вы мне не запретите. Вас я обещаю слушаться.
– Не надо мне льстить, – улыбнулась Дейдра. – Вы – как птица в небе, над вами нет хозяина, а даже если кто-то и захочет вас подчинить, у него это не выйдет. Поэтому вы мне и нравитесь.
– О, уже нравлюсь? – усмехнулся Лекс. – Дела идут на лад.
– Вечером мы устроим небольшое торжество для обслуживающего персонала. Ведь надо же как-то отметить ваш приезд? Думаю, на вечере будет и кое-кто из Советников.
– Неужели вы? – обрадовался Лекс.
– Если вы попросите… – многозначительно улыбнулась Дейдра.
* * *
На Айрине был новый костюм цвета индиго с пеплом, которым она очень гордилась. Немногие могли похвастаться тем, что надевают на работу не традиционные соответствующие рангу цвета, а специальную форму, указывавшую на принадлежность к определенной категории. У сотрудников недавно образованной Службы Информационной Безопасности была своя форма, редкая и потому особо ценная. Где бы Айрина ни появлялась, она привлекала к себе внимание, и многие обыватели, понятия не имевшие о новой службе, принимали Айрину за какое-то важное лицо.
Другое дело, что появляться было особо негде и некогда. В инфоцентре, где работала Айрина, полным ходом шла наладка оборудования для первого в Республике защищенного канала беспроводной связи. Время торжества кибернетиков, прочесывавших гайанскую территорию глазами своих всевидящих спутников, прошло. Теперь не только устаревшие кабельные коммуникации, но и новая беспроводная связь были доступны для секретных информационных каналов. В будущем планировалось перевести на новый стандарт всю существующую информационную сеть, включая стереовидение, и Айрина была рада, что оказалась в числе первых сотрудников новой службы.
Айрина закончила работу строго по часам и поспешила на свежий воздух – копаться в подвале, где стояло оборудование, ей не нравилось. Еще со Скьелда подвалы вызывали у нее отвращение, тем более каждый гайанин подвержен в определенной степени клаустрофобии – постоянное нахождение либо под открытым небом, либо в куполах с прозрачной крышей вырабатывает привычку к широким пространствам.
На мощенной булыжниками площадке перед входом в «пагоду» – центр наблюдений, построенный по канонам древнекитайской архитектуры, если не считать открытой площадки на крыше – Айрина увидела своего шефа и главу безопасности центра Одрин, которая прогуливалась в компании с начальницей исследовательского отдела обсерватории Юноной. С этой последней у них сложились приятельские отношения – веснушчатая рыжеволосая Юнона, счастливая обладательница косичек, которые ей позволила заплетать сама Советница Дейдра, очень по-свойски относилась ко всем, кто работал в «пагоде», невзирая на то, что Айрина и ее коллеги занимались совсем другой деятельностью.
Вообще, усилиями Юноны в астрономическом центре витал какой-то легкомысленный дух – сотрудники часто являлись на работу не в форменной одежде, а в выходных нарядах и даже иногда – подумать только! – опаздывали. Способствовала этому легкомыслию и некая изолированность центра, фактически составлявшего небольшой обособленный сектор, в который, кроме туристов, редко кто захаживал. Айрина, конечно, не была склонна перенимать всякие вольности, но в отношении прически перещеголяла всех местных девушек. Она разделила свои пышные волосы на два хвоста, а челку завила в кудряшки. Это произвело фурор в местном обществе, и Айрина стала чуть ли не главной модницей – к ней приходили за советом, как и что носить, как стричься, как делать маникюр и так далее.
– Привет! Что это вы тут стоите? – спросила Айрина у подруг.
По кислым лицам Одрин и Юноны она поняла, что случилось какое-нибудь малоприятное событие, вроде посещения начальства.
– Ну, кто на этот раз приехал?
– Прима Сантана, – сказала Одрин.
– Сантана? Подожди, это та самая Сантана, которая полгода назад разбилась на флайере в парке развлечений?
– Ну ты думаешь, что говоришь? – Одрин выразительно постучала пальцем по виску. – Нет, не та самая. Другая.
– Советница по безопасности, – сказала Юнона. – У нее ранг В-3. Мы дрожали, как осиновые листочки. Вернее, дрожала Одрин, потому что разговор был в основном с ней, а я тряслась за компанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36