Если Посланника и удивила такая неприветливая манера, он ничем этого не показал.
– Монсеньор, сир Горлуа соблаговолил назначить меня распорядителем сегодняшнего турнира. Он предлагает вам быть вызывающим, а сам определит тех, кто выступит ответчиками.
Лео де Гран посмотрел на рыцаря с высоты своего гигантского роста, и на его медвежьем лице мало-помалу проступила улыбка, чуть смягчив впечатление от нахмуренного лба и заросших синеватой щетиной щек. Как ни странно, его шурин действительно оказывал ему большую честь – хотя, по правде говоря, мог бы и сам предупредить об этом заранее. На турнире предстояло сразиться двум лагерям противников – и если ряды ответчиков всегда возглавлял сам хозяин, то чести быть вызывающим и возглавлять лагерь соперников удостаивался наиболее знатный из гостей. По крайней мере, хоть на этот раз Горлуа воздал должное его рангу…
– Хорошо, – сказал он, хлопнув распорядителя по плечу. – Скажи монсеньору Горлуа, что я с удовольствием принимаю эту честь, и что львы Кармелида заставят его проглотить свой крест!
Свита позади него расхохоталась, и Лео де Гран, почти удивленный тем успехом, который имела его шутка, присоединил свой раскатистый смех к веселью остальных.
Посланец Горлуа лишь вежливо улыбнулся, потом сделал своему спутнику знак приблизиться и обратился к Кармелиду:
– Пожалуйста, дайте нам ваш шлем, сеньор, чтобы вывесить его на турнирном поле.
Лео де Гран с блестящими от смеха глазами снова обернулся к своим людям и прочел в их глазах гордость (а еще и соблазн заработка, ибо денежная награда, полученная знатным сеньором за победу в турнире, в основном разделялась между его приближенными). Потом кивнул начальнику стражи, который скрылся в шатре и почти сразу же вышел, с почтением неся шлем из черненой стали, похожий на высокую башню, с простым забралом и гребнем из папье-маше и лилового меха, изображающим львиную голову с открытой пастью. Распорядитель турнира произнес несколько дежурных комплиментов о красоте и благородстве подобной эмблемы, потом передал шлем своему спутнику, снова забрался в седло и пришпорил коня, помахав на прощанье рукой.
Ему предстоял долгий тяжелый день. Все утро его писцы составляли списки участников турнира, следя за тем, чтобы силы двух лагерей были примерно равными. В турнире могли принять участие все желающие, при том условии, что они были рыцарями – независимо от титула и (по крайней мере, раньше) от расы,– хотя редко можно было увидеть эльфов, участвующих в подобных развлечениях. Гномы, напротив, были серьезными соперниками: они ничто так не любили, как массовые сражения на турнирах, где их топоры, даже затупленные для большей безопасности, все же могли нанести противникам немалый ущерб. Однако это осталось в прошлом. Отныне людям предстояло драться лишь между собой… Но сейчас, среди всеобщего радостного возбуждения, об этом мало кто задумывался.
Рыцари и их оруженосцы толпились на турнирном поле, чтобы повесить свой щит под шлемом будущего противника, вызывающего или ответчика – для этой цели вокруг всего поля и центрального помоста были врыты в землю парные деревянные колья, – и таким образом выбрать лагерь, в котором им предстояло сражаться. Никто не был обязан примкнуть к той или иной партии, а кроме того, всегда находились бахвалы, которые выходили сражаться в одиночку с двумя противниками сразу – от безрассудной удали, граничащей с чистым безумием. День еще только начинался, но на поле уже собралось множество народу – среди разодетой деревенщины удобно разместились на коврах и на стульях зажиточные горожане, повсюду стояли лотки торговцев жареным мясом или свежей водой, нарядные палатки фальшивых цыганок и настоящих шлюх. Те рыцари, кто уже повесил свое вооружение на деревянный барьер, не расходились, чтобы не упустить ничего из приготовлений к турниру. Множество молодых задир, мечтающих обратить на себя внимание, стремились выбрать противника с известной репутацией – если этого никто не сделал еще накануне. Достаточно было подъехать к его щиту и ударить по нему кулаком – это считалось вызовом, и писцы прилежно вносили имя вызывающего в свои списки. Новички, едва вышедшие из отроческого возраста, охваченные воинственным пылом, часто забывали всякую меру, и многим из них, желающим блеснуть в глазах своей возлюбленной или произвести впечатление на отца, предстояло закончить этот день с переломанными костями, в крови и в слезах, а возможно, и умереть от ран, нанесенных суровыми воинами, которым они так глупо бросили вызов.
Всеобщее возбуждение захлестнуло палаточный лагерь, словно морской прилив, и никто не смог его избежать. Лео де Гран де Кармелид ходил кругами по своему шатру, словно хищник в клетке. Чувство собственного достоинства повелевало ему сохранять внешнее спокойствие и невозмутимость, но на самом деле он был далек от этого. Если бы дело было только за ним, он бы тут же облачился в доспехи, вскочил на коня и помчался на турнирное поле в сопровождении своего знаменосца, одетого в его цвета, чтобы примкнуть к своим благородным соратникам. Но для него этот день тоже тянулся долго…
Гроза разразилась около полудня, погасив костры, на которых жарились огромные бычьи туши. От грома и вспышек молний лошади обезумели. Конюшие с трудом удерживали их под уздцы, уклоняясь от ударов копыт. Вооруженные рыцари спешили укрыться в своих палатках, защищая от дождя гребни из бумаги или картона, украшавшие их шлемы. Гребни были самыми разными, от устрашающих до нелепых: в виде сжатого кулака, крыльев, рыбьей головы, башни, женского бюста, солнца или даже пары ягодиц – их владельцы всеми силами старались сделать их позаметнее. Эти хрупкие сооружения разлетались на куски при первых же ударах меча, но все равно было бы немыслимо выйти на поле с покореженным от воды гребнем, на котором растеклась краска. Забравшись в отсыревшие палатки, рыцари наскоро глотали похлебку или жевали недожаренное мясо, что, однако, ничуть не убавляло их боевого настроения.
Затем сквозь черные тучи пробился первый луч солнца, и гроза кончилась так же внезапно, как началась. Палаточный лагерь снова ожил, повсюду слышались крики и смех. Лошади тонко ржали, и от них поднимались облака пара. Влажные от дождя стальные доспехи ослепительно сияли под солнцем.
В последние часы перед выходом на турнирное поле всеми овладели подавленность и раздражение. Страх также проникал в сердца, укрытые прочной броней. Помощникам смотрителя вооружения приходилось то и дело разнимать излишне необузданных противников, готовых выхватить мечи из ножен еще до начала турнира. Ибо уже звучали оскорбительные вызовы и унизительные отказы, когда на знатного сеньора набрасывался какой-нибудь неотесанный мужлан, и порой приходилось нанести серьезное оскорбление, чтобы вызов был принят. Многие участники турнира были уже вооружены и коротали время ожидания, осушая кубки с вином. Королевский помост тем временем заполнялся благородной публикой: знатными сеньорами и прекрасными дамами, тогда как простонародье снова столпилось вокруг турнирного поля. Запоздавшие рыцари бранили и торопили своих оруженосцев, занимавшихся последними приготовлениями и тщательно закреплявшими на них каждую деталь вооружения. Поверх рубашки надевались кожаные латы, чтобы стальные доспехи не натирали тело, на них – кольчуга, поверх штанов и сапог – поножи, на руки – наручии железные перчатки. Самые богатые облачались еще в кирасу и стальные наплечники, другие довольствовались железным подобием воротника, защищающим шею и плечи, а поверх всего надевалась полотняная туника геральдических цветов. Только после этого рыцари выходили из шатров, взбирались на лошадей – сами или с помощью слуг – и в сопровождении свиты, также вооруженной до зубов, направлялись к турнирному полю.
От дождя земля сильно размокла, да и топтанье множества ног сделало свое дело: повсюду была грязь, а, кроме того, дождь грозил вот-вот начаться снова.
Сидя на охапке соломы, покрытой тканью, под тентом, достаточно широким, чтобы вместить всех рыцарей из его лагеря, и невольно думая о том, что меньше чем через час здесь будут лежать изуродованные тела тех, кому не хватило умения или везения, Лео де Гран ждал прибытия Горлуа и королевы. Почти все участники турнира укрылись здесь, чтобы не перепачкаться в грязи до начала всеобщего смотра, и вокруг стоял глухой гул. Тут же кузнец раскладывал свои инструменты – молоты, щипцы и клещи, с помощью которых иногда только и можно было извлечь куски разбитых доспехов, вдавленные в тело. Лекари готовили свои бальзамы и повязки – на все это участники турнира старались не смотреть. Иногда слышался женский смех – какая-нибудь дама повязывала на руку своему герою шарф, словно почетное знамя. Герольды в красно-белых туниках и шапочках с перьями держали под мышками пергаментные свитки, и за несколько мелких монет можно было заказать хвалебную речь в свою честь, которую герольд должен был произнести в момент выхода рыцаря на турнирное поле.
Вся эта назойливая лихорадка и непрекращающаяся бравада действовали Лео на нервы, но приходилось оставаться на месте и изображать спокойствие, встречая все новых участников и распоряжаясь, чтобы им налили вина. Впрочем, подобная суета была в таких случаях обычным явлением. Как он и надеялся, герцог Белинант де Соргалль пришел под его знамена с изображением льва. Облаченный в тяжелые доспехи, держа в руках шлем с гребнем из перьев, он вполголоса разговаривал со своей женой Хеллед на некотором расстоянии от остальных. Лионесс и его бароны тоже присоединились к лагерю Кармелида, и, хотя герцог Мелодиас не проронил ни слова по поводу вчерашнего инцидента, Лео приятно было думать, что тому не понравилось присутствие на празднике его вора-интенданта и что его сегодняшний выбор лагеря был не случайным. Собралось и множество других знатных графов и баронов, которых буквально распирало от гордости, и мелкой сошки из безвестных дворянчиков – многие были еще так юны, что их кольчуги доходили им до пят. Это был их первый турнир, и им предстояло сражаться пешими, позади всадников. Всего участников турнира было около сорока, не считая ихсолдат, и распорядитель турнира разделил их на восемь групп, которые должны были поочередно сменять друг друга на протяжении всего дня.
Как раз сейчас он подбежал к ним – одежда его была забрызгана грязью, а острый намокший конец шляпы тяжело хлопал на ветру. Лео насмешливо фыркнул, глядя, как он, поскользнувшись, едва не растянулся на мокрой траве, но тут, наконец, возле королевской трибуны раздались звуки труб, и запыхавшийся распорядитель объявил:
– Монсеньор, королева Игрейна и мессир регент прибыли и просят вас присоединиться к ним на время смотра.
– Хорошо, – проворчал Лео де Гран и, обернувшись к герцогу Белинанту, крикнул: – Соргалль! Пока остаешься за меня!
Горлуа и королева со своей свитой разместились под тяжелым пурпурным балдахином, блестящим от дождя. Сейчас сквозь него пробивались лучи солнца, и от этого золотые украшения и богатые наряды присутствующих переливались словно радуга, вызывая откровенное восхищение зажиточных горожан и простонародья, столпившихся вокруг турнирного поля и радостно вопящих, словно опьяненных этим зрелищем.
– Да здравствует королева Игрейна!
– Слава сеньору Горлуа!
– Ура! Ура!
Кармелид с трудом протолкался в первый ряд и занял приготовленное для него место рядом с королевой.
– Приветствую вас, сестра, – сказал он.
Игрейна улыбнулась. Ее лицо было столь очаровательным, что он не сдержался и расцеловал ее в обе щеки, как раньше, когда они оба были детьми, в родовом замке Кароэз.
– Что ж, брат мой, я вижу, вы в хорошем настроении, – сказал Горлуа, наклоняясь к нему и мимоходом проводя рукой по белым рукам Игрейны.
Лео де Гран был слегка задет его тоном – этот старый одноглазый урод, раздутый от чванства, не мог так говорить с ним! Он сделал гримасу, изображающую улыбку, и только сейчас заметил, что регент был не в доспехах, а в роскошном бархатном одеянии, с золотым ободом на голове, инкрустированным серебром, словно дублирующим корону Игрейны.
– Разве вы не будете сражаться? – спросил он.
Горлуа инстинктивно провел руками по бокам, еще болевшим от той взбучки, которую он получил недавно в собственной темнице. Но тут же пришел в себя и сказал с улыбкой, повернувшись к Игрейне, словно призывая ее в свидетели:
– Может быть, позже… Пока мне хватило собственных турниров и баталий… Позвольте же мне немного отдохнуть и покажите нам настоящий бой. Мне не терпится увидеть, как будет выглядеть ваш лев в схватке. Лучше, чем сейчас, я надеюсь. Посмотрите – можно подумать, что он плачет!
С этими словами Горлуа указал на шлем Кармелида, все еще висевший на деревянном шесте, – краска стекала со льва потоками, и он выглядел самым жалким образом. Лео попытался придумать какую-нибудь ответную колкость, но тут подошел распорядитель турнира со своими помощниками и, низко склонившись перед Игрейной, спросил:
– Ваше величество, можем ли мы начинать?
Игрейна склонила голову.
– Сеньор регент, сеньор герцог, вам обоим надлежит избрать своих дам, в честь которых вы будете сражаться.
– Вам первому принадлежит эта честь, брат мой! – сказал Горлуа со снисходительной улыбкой, обращаясь к Лео.
Первым побуждением Кармелида было выбрать Игрейну – раз уж с ним не было его жены, – но у него сложилось впечатление, что эту привилегию Горлуа хочет оставить за собой, чтобы еще больше подчеркнуть свое новоприобретенное могущество. Лео поблагодарил регента кивком головы и, поднявшись, оглядел многочисленных дам, собравшихся под тентом.
– Мадам, соблаговолите ко мне присоединиться, – сказал он, протягивая руку жене герцога Белинанта. – Я выбираю своей дамой на время этого турнира Хеллед де Соргалль, графиню д'Орофуаз!
Краем глаза взглянув на Горлуа, Кармелид понял, что угадал его намерение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29