– Ну и пусть чужой, хуже, если б собственной. Вспомни «Святилище» Фолкнера. И изнасилование. Кукурузный початок.
– Ты хочешь сказать, что это написал не Фолкнер? – в ужасе спросил Пипер.
– Да нет, именно что он. Написал, чтобы его заметили, чтобы добиться признания. До «Святилища» его книги не раскупались, а после он стал знаменитостью. Тебе же сам бог послал чужое «Девство»: ты ничуть не отступаешь от своих творческих принципов.
– Под таким углом я об этом не думал, – признался Пипер.
– А потом, уже известным и великим романистом, ты напишешь автобиографию и разъяснишь все про «Девство», – продолжала Соня.
– Да, напишу, – сказал Пипер.
– Так едешь?
– Да. Да, еду.
– Ой, милый.
Они поцеловались на краю пирса, и осеребренная луной волна прибоя мягко всплеснула под их ногами.
Глава 7
Через два дня торжествующая, но изнуренная Соня переступила порог конторы и объявила, что Пипер разубежден и согласен.
– И ты привезла его с собой? – недоверчиво спросил Френсик. – Это после той телеграммы? Господи боже мой, да ты прямо околдовала этого беднягу: ни дать ни взять Цирцея с любимым боровом. Как это тебе удалось?
– Устроила сцену и отослала его к Фолкнеру, – лаконично объяснила Соня.
Френсик пришел в ужас.
– Только не к Фолкнеру. Он уже был прошлым летом. Даже Манна – и того легче примирить с Ист-Финчли. Я теперь всякий раз, как вижу пилон…
– Я ему говорила не про «Пилон», а про «Святилище».
– Ну, это еще куда ни шло, – вздохнул Френсик. – Хотя представить себе кончину миссис Пипер в мемфисском бардаке, перемещенном в Голдерс-Грин… Так он готов ехать в турне? Невероятно.
– Ты забываешь, что мое призвание – торговля, – сказала Соня. – Мне бы в Сахаре жарой торговать.
– Верю, верю. Да, после его письма Джефри я уж думал, что дело наше пропащее. И он, значит, вполне примирился с авторством, по его выражению, наиотвратнейшей писанины, какую ему выпало несчастье читать?
– Он считает, что это – необходимый шаг на пути к признанию, – сказала Соня. – Я кое-как убедила его на время поступиться критическим чутьем, чтобы достичь…
– Какое у него к черту критическое чутье, – прервал Френсик, – не морочь мне голову. Только нянчиться я с ним больше не согласен.
– Поживет у меня, – сказала Соня, – и нечего ухмыляться. Я хочу, чтоб он был все время под рукой.
Френсик подавил ухмылку.
– Что же у вас теперь на очереди?
– Программа «Книги, которые вы прочтете». Будет проба перед телевыступлениями в Штатах.
– Пожалуйста, – согласился Френсик. – И уж во всяком случае это способ сделать его автором «Девства» – с помощью, что называется, максимальной огласки. После этого куда он денется, вляпается, так сказать, обеими ногами.
– Френзи, милочка, – сказала Соня, – ты прирожденный паникер. Все пройдет как нельзя лучше.
– Твоими бы устами да мед пить, – сказал Френсик, – но я успокоюсь, когда вы отбудете в Штаты. А то налить-то нальешь, да мимо рта пронесешь и…
– Не пронесем, – самодовольно сказала Соня, – не тот случай. Пипер у нас пойдет на телевидение…
– Как агнец на заклание? – предложил Френсик.
Эта вполне уместная аналогия пришла в голову и самому Пиперу, которого уже начали мучить угрызения совести.
«Нет, Соню я несомненно люблю, – поведал он своему дневнику; теперь, у Сони на квартире, дневник служил ему средством самовыражения вместо „Поисков“. – Но вот вопрос: не жертвую ли я своей честью художника, что там Соня ни говори о Вийоне?»
К тому же и конец Вийона Пиперу не импонировал. Для самоуспокоения он снова перечел интервью с Фолкнером в сборнике «Писатели о своем труде». Взгляд мистера Фолкнера на творческую личность весьма и весьма обнадеживал. «Художник совершенно аморален, – читал Пипер, – в том смысле, что он берет, заимствует, клянчит и крадет у всякого и каждого, лишь бы завершить свой труд». Пипер изучил интервью с первого до последнего слова: наверное, зря он бросил свою миссисипскую версию поисков, перестраиваясь на «Волшебную гору». Френсик забраковал «Поиски» в Йокнапатофе под тем предлогом, что такая плотная проза как-то не годится для романа об отрочестве. Но ведь Френсик опутан денежными соображениями. Вообще-то Пипера очень удивила неколебимая вера Френсика в его талант. Он уж начал было подозревать, будто Френсик откупается от него ежегодными обедами; но Соня заверила его, что ничего подобного. Милая Соня. Сколько от нее радости. Пипер восторженно отметил этот факт в своем дневнике и включил телевизор. Пора было лепить образ, подходящий для телепрограммы «Книги, которые вы прочтете». Соня сказала, что образ – это очень важно, и Пипер, с его обычным навыком подражателя, решил уподобиться Герберту Гербисону. Когда Соня вечером явилась домой, он сидел за ее туалетным столиком и снисходительно цедил в зеркальце благозвучные и затертые фразы.
– Тебе нужно всего-навсего быть самим собой, – объяснила она ему. – Копировать кого-то нет ни малейшего смысла.
– Самим собой? – удивился Пипер.
– Ну да, держаться непринужденно. Как со мной.
– Ты думаешь, это будет правильно?
– Милый, это будет бесподобно. Я договорилась с Элеонорой Бизли, чтоб она из тебя жилы не тянула. Можешь рассказывать ей, как ты работаешь, про перья и прочее.
– Лишь бы она не стала меня спрашивать, почему я написал эту чертову книгу, – мрачно сказал Пипер.
– Ты их просто очаруешь, – уверенно сказала Соня. И продолжала настаивать, что все сойдет за милую душу через три дня, когда Пипера повели гримироваться для интервью.
* * *
На этот раз Соня ошиблась. Даже Джефри Коркадил, чьи авторы редко писали «Книги, которые вы прочтете», так что он эту программу почти никогда не смотрел, – и тот заметил, что Пипер несколько не в себе. Он сообщил это Френсику, к которому был приглашен на случай, если понадобятся новые безотлагательные объяснения, кто же все-таки написал «Девства ради помедлите о мужчины».
– Да, пожалуй, что действительно не очень-то, – согласился Френсик, тоскливо глядя на телеэкран. И то сказать, сидел Пипер напротив Элеоноры Бизли под тающим заглавием передачи с видом умалишенного.
– Сегодня у нас в студии мистер Питер Пипер, – сказала мисс Бизли, адресуясь к телекамере, – чей первый роман «Девства ради помедлите о мужчины» вскоре выходит в издательстве Коркадилов, ценою 3 фунта 95 пенсов. Право его публикации было приобретено за неслыханную сумму в (микрофон, задетый ногою Пипера, сдобно хрюкнул)… американским издателем.
– Что ж, неслыханную – это тоже годится, – сказал Френсик. – Нам и такая реклама отнюдь не помешает.
Но мисс Бизли поспешила восполнить нечаянный пробел. Она обернулась к Пиперу.
– Два миллиона долларов – очень щедрая плата за первый роман, – сказала она. – Вы, надо полагать, были весьма поражены, оказавшись…
Пипер с грохотом скрестил ноги. На сей раз ему удалось не только пнуть микрофон, но заодно и опрокинуть стакан воды на столе.
– Прошу прощения, – выкрикнул он. Вода стекала по ноге мисс Бизли, а она продолжала выжидательно улыбаться. – Да, весьма поражен.
– Вы не ожидали такого потрясающего успеха?
– Нет, – сказал Пипер.
– Господи, да хоть бы он дергаться перестал, – сказал Джефри. – Можно подумать, что у него пляска святого Витта.
Мисс Бизли ободряюще улыбнулась.
– А вы не хотели бы рассказать нам что-нибудь о том, как возник у вас замысел этой книги? – спросила она.
Пипер дико поглядел в глаза миллионам телезрителей.
– Я не… – начал он, но тут нога его судорожно дернулась и опять сшибла микрофон. Френсик закрыл глаза, а телевизор глухо зарокотал. Когда Френсик отважился снова посмотреть на экран, его заполняла настоятельная улыбка мисс Бизли.
– «Девства ради» – очень необычная книга, – говорила она. – Это история чувства, рассказ о том, как молодой человек полюбил женщину гораздо старше его годами. Скажите, а вы долго размышляли над своим сюжетом? То есть давно ли эта тема захватила ваше воображение?
На экране снова крупным планом появился Пипер. Лоб его был усеян бисером пота, челюсти ходили ходуном.
– Да, – простонал он наконец.
– О боже, мне это зрелище просто не по силам, – сказал Джефри. – Беднягу, кажется, сейчас хватит удар.
– И роман ваш, конечно, потребовал немалых трудов? – спрашивала далее мисс Бизли.
Пипер снова принялся ловить воздух ртом, отчаянно озирая телестудию. Потом глотнул воды и выдавил: «Да».
Френсик отер платком лоб.
– Да, кстати, – сказала неутомимая мисс Бизли с веселой улыбкой, отдававшей помешательством, – насколько я знаю, у вас очень и очень своеобразный стиль работы. Вы ведь, помнится, говорили мне, что пишете всегда набело?
– Да, – сказал Пипер.
– И пользуетесь особыми чернилами?
Пипер по-особому заскрежетал зубами и кивнул.
– А мысль эту подал вам Киплинг?
– Да. «Кое-что про меня». Это там, – отрывисто подтвердил Пипер.
– Ну, кажется, пошло, – сказал Джефри, однако мисс Бизли обманула его надежды: она слыхом не слыхала об автобиографии Киплинга.
– Кое-что про вас мы найдем в вашем романе? – спросила она, оживляясь. Пипер метнул на нее яростный взгляд. Вопрос ему явно не понравился.
– «Кое-что про меня» – там о чернилах, – сказал он.
– Про вас – о чернилах? – несколько недоуменно заулыбалась мисс Бизли.
– Он готовил чернила по особому рецепту, – сказал Пипер, – вернее, бой ему их готовил.
– Бой? О, как это интересно, – проговорила мисс Бизли, не чая выбраться из дебрей. Но Пипер завел ее еще глубже.
– Если сам готовишь индийские чернила – они темнее.
– Конечно, еще бы. И что же – такие темные, очень густые индийские чернила помогают вам писать?
– Да нет, – сказал Пипер, – они залепляют перо. Я пробовал разбавлять обыкновенными – никакого толку. Канальцы все равно засоряются. – Он вдруг замолк и с ненавистью поглядел на мисс Бизли.
– Канальцы? Вы говорите – канальцы засоряются? – переспросила она, очевидно полагая, что Пипер имеет в виду некие тайные протоки вдохновения. – То есть ваша… – Она тщетно попыталась на ходу приискать какой-нибудь современный кибернетический термин. – Ваша, так сказать, муза…
– Ведьма, – поправил Пипер, верный Киплингу. Мисс Бизли снесла оскорбление как должное.
– Вы говорили о чернилах, – подсказала она.
– Я сказал, что они засоряли канальцы. Я не мог написать больше слова за один раз.
– Оно и неудивительно, – заметил Джефри. – Ужасно было бы странно, если б мог.
По-видимому, это соображение пришло на ум и самому Пиперу.
– То есть приходилось все время прерываться и прочищать перо, – объяснил он. – Так что теперь я… – Он запнулся, – Это глупо звучит.
– Это звучит идиотически, – сказал Джефри, но мисс Бизли и ухом не повела.
– Продолжайте, продолжайте, – подбодрила она.
– Ну, теперь я беру бутылку Полуночных, даю им наполовину испариться, и когда они становятся такие, знаете, клейкие, я макаю перо и… – Пипер исчерпался.
– О, как это интересно, – сказала мисс Бизли.
– Все-таки хоть что-то высказал, и на том спасибо, – заметил Джефри. Сидевший рядом Френсик скорбно смотрел на экран. Теперь он понимал яснее ясного, что затея с Пипером была обречена изначально: черт его дернул согласиться! Раньше или позже все должно было пойти кувырком. Как и телепередача. Тем временем мисс Бизли рискнула вернуться к роману.
– Читая вашу книгу, – сказала она, – я поразилась, как глубоко вы поняли, что сексуальное жизнеощущение зрелой женщины должно выявиться физически. Не ошибусь ли я, предположив, что в вашем творчестве силен автобиографический момент?
Пипер злобно вылупился на нее. Мало того, что он якобы написал «Девства будь оно проклято ради помедлите о мужчины», теперь он же еще оказывается извращенцем-героем этих похабных похождений – нет, слуга покорный! Френсик понял его чувства и ушел с головой в кресло.
– Что вы сказали? – взревел Пипер, возвращаясь к прежней взрывной манере выражения, но уже без всякой запинки. – Вы всерьез думаете, будто я могу подписаться под такой гадостью?
– Ну, я, естественно, думала… – начала мисс Бизли, но Пипер отмел ее предположения:
– Все это более чем отвратительно. Юноша и восьмидесятилетняя старуха! Это подрывает самые основы английской литературы. Это гнусные, чудовищные, патологические излияния, которым не место в печати, и если вы полагаете…
Но зрители программы «Книги, которые вы прочтете» опять-таки никогда не узнали, что, по мнению Пипера, полагала мисс Бизли. Собеседников заслонила мощная фигура женщины, явно очень взволнованной, – она кричала: «Прервать! Прервать!» – и бешено махала руками.
– Господи, святая воля твоя, – ахнул Джефри, – это что еще за дьявольщина?
Френсик не отвечал. Он только зажмурился, чтобы не видеть, как Соня Футл неистово мечется по студии, пытаясь уберечь многомиллионную аудиторию от жутких признаний Пипера. Телевизор угрожающе заскрежетал. Френсик открыл глаза: перед его взором мелькнул летящий микрофон и воцарился беззвучный хаос. В понятном предположении, что на студию проник по ее душу какой-то полоумный мститель, мисс Бизли сорвалась со стула и кинулась к дверям.
Пипер ошалело озирался, а Соня, зацепившись ногой за кабель, сшибла стол, покрытый стеклом, и растянулась на полу с задранной юбкой. Несколько мгновений она брыкалась на виду у публики, затем экран померк и появилась надпись – ПО НЕЗАВИСЯЩИМ ОТ НАС ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ ПЕРЕДАЧА ВРЕМЕННО ПРЕКРАЩЕНА. Френсик уныло вперился взглядом в эти слова. Они вполне шли к делу. Да, обстоятельства уже ни от кого не зависели, это было совершенно ясно. Принципиальность Пипера и дикая выходка Сони Футл положила конец его карьере литературного агента. Утренние газеты выйдут с заголовками «Автор – не автор». Хатчмейер расторгнет договор и почти наверняка заставит уплатить неустойку. Словом, предвиделись ужасы без конца и края. Френсик повернул голову и встретил любопытствующий взгляд Джефри.
– Мисс Футл собственной персоной? – спросил он. Френсик машинально кивнул.
– Чего же ради она крушила телестудию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34