Но сначала в Норвегию, в Нарвик.
В это время ввалился Вильям. Он уже знал о приезде Роберта.
– Ну-ка, ну-ка, покажите своего моряка! Смотри, какой вымахнул! – Вильям бесцеремонно разглядывал Боба, тряс его за плечи. – Ну, как там воюете?
Роберт попытался перевести разговор на другое, но вмешался отец:
– Ты послушай, Вильям, что он рассказывает. Говори, говори, Боб! Какие тут тайны!
Крошоу-младший неохотно повторил то, что говорил отцу про Финляндию.
– Нам все не терпится! – Вильям иронически скривил губы. – С Гитлером не воюем, а к русским лезем… Ну и что же?
– Не знаю. Может быть, только слухи…
– Слухи? А линкор «Ройял-Ок» потеряли – тоже слухи? Слыхал ты об этом? Восемьсот моряков с контрадмиралом пошли ко дну. Да где – в собственном порту, в Скапа Флоу… Думали, объявить войну – это все. Даже мин не поставили. Шутки все шутите. Не хотите воевать с фашистами – так и скажите! – Вильям сердито отошел к камину. Его сухое лицо стало желчным и злым.
Роберт слышал об этом несчастье, случившемся месяца два назад. На базу британского флота в Скапа Флоу проникла немецкая подводная лодка и в упор торпедировала линкор «Ройял-Ок». Вскоре корабль перевернулся и затонул. Подводная лодка ушла безнаказанно. Подходы к базе не были заминированы. Но Роберту не хотелось спорить. Хоть дома не говорить про войну! Он ответил уклончиво:
– Ну, это случайность…
– Как так случайность? – Вильям резко повернулся. – А станут немцы бомбить Лондон, куда мы денемся? Есть у нас бомбоубежища? Это тоже случайность?
– Нет, Вильям, ты здесь не совсем прав, – Джон не утерпел и ввязался в спор. – Слыхал про убежища Моррисона?
Вильям деланно рассмеялся.
– Это железные столы-то? По одному на квартиру. Чемберлен хочет снабдить нас дополнительной мебелью. Полли, где ты поставишь себе этот столик – в спальне или на кухне?
– Нет, они стальные и, говорят, надежные.
– Хотел бы я посмотреть, как ты спрячешься, Джон, под стол, когда на нас посыплются бомбы!
– Ну, до этого не дойдет!
– Дай бог. Но как бы не получилось иначе. Гитлера натравливают на восток, а он возьмет да повернет на запад. Послал же он подводную лодку в Скапа Флоу… Вы послушайте, что говорит Гарри Поллит. Коммунисты правильно предупреждают.
Вильям полез в карман за газетой. Не нашел ее, сунул руку в другой.
Полли взмолилась:
– Джон, Вильям, ну хватит вам! Помолчите хоть перед сочельником! Будто мальчик приехал в отпуск, чтобы слушать ваши споры!
Вильям замахал руками.
Джон повернулся к жене:
– Не будем, не будем! Обещаем, что не будем?
– Конечно, больше не будем… Не осталось ли там у тебя чего-нибудь теплого?
– Вот это другое дело! – Полли пошла в кухню.
Джон бросил вдогонку:
– Сделай погорячее, Полли, да прибавь побольше лимонного соку. Ты сейчас увидишь, Вилли, что это такое! Полли расщедрилась к приезду сына.
Через несколько минут Полли вернулась с полными кружками бишопа. Она в самом деле была мастерицей готовить бишоп. У нее была своя дозировка портвейна, разбавленного теплой водой, лимонного сока и чего-то еще.
– Ну как? – торжествующе спросил Джон, глядя, как Вилли с наслаждением отхлебывает напиток.
– Я никогда не буду больше спорить, если Полли станет каждый раз нас так угощать. Обещаешь, Полли?
– Как бы не так! Нашлись богачи…
Мужчины сдержали свое обещание, хотя за разговорами просидели далеко за полночь.
Весь следующий день Боб провел дома. Праздник встречали в семье по доброй, старой английской традиции. Рождественская индейка удалась на славу – сочная, мягкая, с коричневой шкуркой, – прямо объедение! Полли уж постаралась! Несколько месяцев она копила на нее деньги. С самой осени выплачивала по частям дядюшке Хилду. В Ист-Энде так делали все хозяйки. Разве выложишь из одной получки такую сумму!
Сердце Полли наполнилось гордостью, когда она придирчиво щупала и разглядывала в лавочке розовато-кремовую птицу, у которой голова была завернута в бумажный кулечек. Тем более что дядюшка Хилд шепнул ей – он выбрал ей самую лучшую к приезду Роберта. Потом он повторил обычную свою остроту – индейка стесняется собственной наготы, потому закрыла кулечком голову… Полли знала повадки старого хитреца. О приезде сына он только что услыхал от нее самой, когда индейки были уже разложены на полке и на них лежали записки с фамилиями владелиц. Все же Полли это приятно слышать. Она нарочито громко ответила:
– Спасибо, дядюшка Хилд, за ваше внимание! Роберт приехал на несколько дней, пусть же полакомится. В армии их не кормят индейками. Он у меня в морской пехоте…
V
На второй день рождества всей семьей поехали к Греям. Ведь они еще не познакомились с родителями будущей невестки. Помешала война.
Чинно сидели за столом в старомодной квартире, скучные, чужие друг другу. Чопорная миссис Грей угощала гостей. Разговор не клеился. Сластена Вирджиния отказалась от пирога, хотя ей очень хотелось съесть еще кусочек. Говорили о погоде, о цвете лица Вирджинии – удивительно, как хорошо она выглядит!
Отец Кэт стал рассказывать о своей службе. Работал он старшим клерком в Сити, в банке Шрейдера. Полли не понравилась его манера говорить. Будто сам для себя, и такой у него снисходительный тон. Может быть, он недоволен, что ему предстоит породниться с семьей простого докера? Полли нахмурила брови. Такое предположение хоть кому испортит настроение.
Мужчины оживились только после того, как зашел разговор о войне. Грей, затянутый в черную тройку, подсел ближе к Джону. Белый стоячий воротничок стягивал его худую шею, делал похожим на какую-то птицу. На какую – Полли не помнила, – может, из зоопарка… О войне Грей рассуждал так же, как о своей службе, – самоуверенно. Только из вежливости он снисходительно выслушивал противоположную точку зрения. Но Джон, видимо, не замечал этого. Может быть, потому, что был навеселе от нескольких выпитых рюмок.
Полли примечала все, что происходило вокруг. Она подумала: вероятно, правда, что супруги с годами начинают внешне чем-то походить друг на друга. Вот у Греев даже выражение лиц одинаковое. Оба они светлоглазые, худощавые, нездорово-бледные, как многие горожане в это время года. Ее Джон молодец в сравнении с Греем, обветренный, загорелый, плотный. А этот не порозовел даже от вина. Как не похожа на них Кэт, совсем другая! Ничего общего! Какая она счастливая! Сидят рядом и переговариваются улыбками, взглядами. Боже мой, как знакомы ее повлажневшие глаза, устремленные навстречу другим, таким же влюбленным! Разговоры за столом совсем их не интересуют, им-то уже не до войны. Мечтают небось поскорее остаться одни. Еще бы – им и поговорить негде…
Отбыв положенное приличием время, начали собираться. Кэт, перемигнувшись с Робертом, спросила мать:
– Можно мне пойти погулять, мама? Мы немного пройдемся с Бобом.
Миссис Грей строго взглянула на дочь.
– Только ненадолго. – Она предпочитала, чтобы Кэт была под ее присмотром. – На час, не больше.
– Ну, мама! – умоляюще протянула Кэт.
Она надула губки и склонила капризно голову. Боб был в восторге от ее вида.
– Нет, нет! Позже – это неприлично. Не спорь, Кэт!
На улицу вышли вместе, дошли до остановки, где стояло несколько человек. Омнибус увез всех, кроме моряка и его невесты. Красный огонек стоп-сигнала исчез за поворотом.
– Куда мы пойдем? – спросил Боб.
– Не знаю. Куда хочешь. Мне так хорошо! – Она прильнула к нему. – Пойдем, как в Виндзоре. Помнишь? С закрытыми глазами, не зная куда…
– Пошли!
Кэт запрокинула голову и закрыла глаза. Перешли на другую сторону улицы.
– Осторожнее, здесь тротуар!
– А я не боюсь! – Кэт засмеялась, не открывая глаз. – Ты удержишь меня…
Фонари не горели, но Роберт отлично видел лицо Кэт, будто падающий снег озарял его призрачным светом. Боб обнял девушку, поцеловал. Почувствовал, как она вздрогнула.
– Боб, я так люблю тебя! – На лице ее блуждала неясная улыбка, она словно спала. – Ты не замерз?
– Нет…
– Дай сюда, – она просунула его руку за отворот своей шубки. Так шли долго, словно оцепеневшие, взволнованные близостью.
Кэт очнулась первая.
– Где мы? – Открыла глаза, огляделась. – Ты не узнаешь? Смотри-ка!
Они были в районе Темзы. Напротив виднелись ворота в порт. Боб не узнал их. Кэт напомнила:
– Но ведь это склады Липтона! Там вон скамейка с каменными драконами.
Боб попробовал оправдаться – он подходил сюда с другой стороны.
– Хорошо, хорошо… Но сейчас ты должен вспомнить все, что здесь происходило. Все, все! Я слушаю.
Они начали вспоминать. Воспоминаний было не так много, но их хватило надолго. Все выглядело таким значительным, а главное – все было светлым и чистым. Роберт не помнил себя более счастливым, чем в эту рождественскую ночь. Как мечтал он об этой встрече! Будто и не было месяцев, проведенных в Дувре. Война, служба отошли куда-то назад. А затемнение только помогало оставаться вдвоем.
Они все бродили, снова потеряв представление, где находятся. Вспомнили о Виндзоре.
– Помнишь, как мы обедали? Я была ужасно голодна…
– А как ты хотела лезть в воду… Скажи, а где теперь Стейнбок? Ведь мы из-за него познакомились.
– Все там же. По-прежнему всем обещает помочь… Но мне он все же помог. Я буду работать стенографисткой в каком-то военном отделе.
Кэт уже писала Бобу об этом. Зимой она посещала курсы, скоро должна окончить.
– Говорят, нам выдадут военную форму. Как ты думаешь, она пойдет мне?
– Еще бы, конечно!.. Скажи, а сколько ты получила писем?
– Тридцать два.
– Не может быть! Я послал тридцать четыре. А ты?
– Тридцать три.
– Значит, я люблю тебя больше.
– Неправда! – запротестовала Кэт. – Я отвечала на все письма.
Перед отъездом они условились писать два раза в неделю. Обязательно и не реже. Так до конца войны.
– Знаешь, я загадал, – сказал Боб, – когда я получу от тебя сто четырнадцать писем, кончится война – и мы поженимся.
– Почему сто четырнадцать?
– Я сосчитал – прошло сто четырнадцать дней с того времени, как мы познакомились, до моего отъезда. Поняла?
– Тогда я буду писать каждый день.
– Можно и чаще.
Никто бы не мог сказать, тем более они сами, где, по каким улицам той ночью бродили влюбленные – высокий моряк и девушка в меховой шубке. Они снова очутились в районе доков. Перешли площадь. Здесь горели синие фонари. Кажется, на том углу их подкараулил шофер такси. Боб усмехнулся. Сказать или нет? Вспомнил другое. Полез в карман.
– Кэт, а ты узнаешь эту монету? – Он показал серебряный шиллинг.
Девушка зубами стянула перчатку. Другую руку держал Боб. Взяла монету, теплую и блестящую синевой.
– Что это?
– Ага, не знаешь! Это шиллинг, который ты дала мне на дорогу. Помнишь, когда мы прощались…
– Значит…
– Ну да, я шел пешком, мне не хотелось тратить твой шиллинг. Это мой талисман, я берегу его.
– Но это так далеко! Какой же ты глупый!..
– У каждого в жизни должна быть своя монета.
– Не философствуй…
Оба вспомнили грустное расставание в начале войны. Как ни старались они забыть о том, что есть война, она неизменно вплеталась в воспоминания.
В тот последний вечер Роберт проводил ее до дома, и они долго еще стояли в подъезде. Кэт догадалась спросить: «Боб, а как ты вернешься домой? У тебя есть деньги?» – «Сказать по совести – нет. Но я доберусь». – «Нет, нет, возьми! Тебе на автобус хватит». Боб заупрямился, но вынужден был взять деньги. А теперь оказывается – он шел среди ночи пешком.
– Это не совсем так – с полдороги я остановил какую-то машину.
– Все равно далеко.
– Зато у меня сувенир.
– Хорошо, пусть он будет наш, общий… Но теперь-то у тебя есть деньги?
– Есть, есть!
– Послушай, а сколько сейчас времени? – Кэт всполошилась: прошел час, еще и еще час с тех пор, как они вышли из дома. – Ну, теперь мне достанется!..
Стали прощаться. Кэт торопилась, но они еще долго стояли на улице, прислонившись к стене, стояли грустные и счастливые. Мягкие хлопья снега медленно падали на меховую шапочку Кэт, на плечи моряка. Со стороны могло показаться, будто они боялись шелохнуться, чтобы не осыпался падавший на них снег. Но улица в этот час ночи была пустынна, и никто не видел их трогательного прощания…
Рождественский отпуск промелькнул быстро. На третий день рождества Боб уже возвращался в Дувр. Ехал он с тоскливым чувством и еще больше влюбленный. «Черт побери, – думал он в поезде, – скорей бы кончалась война! Хорошо говорить дядюшке Вильяму – сидит себе дома и спорит с отцом. Испытывал ли он когда-нибудь такое чувство?» Роберт уныло глядел в окно.
Да, война продолжалась, и она мешала ему, его счастью. Так мешала! Хотя Роберт не смел жаловаться на свою судьбу, ему удалось неплохо устроиться – он служил шофером у командира бригады в морской пехоте. Моряки жили в казармах на берегу, но все время ждали, что их вот-вот отправят куда-то в Нарвик.
В феврале разговоры об этом прекратились – финны заключили мир с русскими. Ну и хорошо! Роберт разделял мнение отца: нечего встревать в чужие дела, русские с финнами разберутся сами.
Вскоре поползли слухи, что их бригаду отправят во Францию. Но слухи так и остались слухами. Действительно, с какой стати морскую пехоту станут загонять в окопы! Бригада предназначена для десантных операций.

Глава шестая
I
В Копенгаген самоходная баржа пришла из Штральзунда порожняком. Она стояла вторые сутки у товарных причалов, ожидая погрузки, но оптовая фирма, обычно такая четкая в деловых отношениях с датскими экспортерами, на этот раз своевременно не оформила документы, и капитан терпеливо ждал дальнейших распоряжений. Казалось бы, капитану следовало воспользоваться вынужденной стоянкой, чтобы проветрить трюмы, просушить их, подготовить баржу к погрузке, но трюмные люки все это время были плотно закрыты и сверху еще задраены плотным брезентом. А в остальном все выглядело буднично и обычно.
Матросы на палубе слонялись без дела, разглядывая близкий город. Он раскинулся по обе стороны пролива, с высокими шпилями, готикой старинных зданий. На порожке каюты сидела пожилая женщина, видимо жена капитана, и неторопливо что-то вязала, не обращая внимания на порт, привычная к новым местам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109