Присутствовали среди приглашенных и вице-президент телефонного треста Уильям Гаррисон и мистер Дэвис, один из директоров «Стандарт ойл» – крупнейшей нефтяной компании Штатов. За столом сидели еще несколько президентов, директоров и председателей наблюдательных советов – всего двенадцать апостолов, собравшихся на тайную вечерю в фешенебельный отель «Пенсильвания».
Среди участников встречи только два человека, два брата, абсолютно разных по внешности, не имели прямого отношения к замкнутому клану миллиардеров. Это были руководители известной адвокатской фирмы «Салливэн энд Кромвель» – братья Аллен и Джон Фостер Даллесы. Оба они не стоили и пятисот тысяч долларов, но были приняты в деловое общество, как принимают в аристократических семьях домашнего врача или нотариуса-душеприказчика: с ними делятся семейными тайнами и сокровенными мыслями.
Джон Фостер Даллес сидел между Надсеном из «Дженерал моторс» и представителем телефонного треста. Профессия адвоката наложила на него свой отпечаток. Представительный, гладко причесанный, с холеным и напряженно-предупредительным лицом, он походил на приказчика из ювелирного магазина, знающего себе цену.
Аллен Даллес ростом был не высок, лицом простоват, носил усы; неандертальские, выпирающие надбровные дуги придавали ему выражение тупой жестокости, хотя он и отличался достаточной хваткой и остротой ума. Вместо галстука Аллен Даллес предпочитал носить бабочку, прикрепленную к манишке тонкой резинкой. Эта привычка родилась у него после трагической гибели одного из сотрудников фирмы, который был задушен собственным галстуком.
По странному совпадению в отеле «Пенсильвания» собрались как раз в большинстве своем те члены всесильной национальной ассоциации промышленников, которые года два тому назад в такой же абсолютной тайне встречались с германскими эмиссарами, с двумя баронами – Типпельскирхом и Киллингером. Это было в ноябре 1937 года. Посланцы Берлина расписывали перед ними выгоды нацистского строя. Промышленники Штатов в упор ставили вопросы и получали такие же прямые ответы. Типпельскирх, генеральный консул в Бостоне, развивал идею сотрудничества Соединенных Штатов с Германией, раскрывал заманчивые перспективы: вот если бы овладеть такими гигантскими, неисчерпаемыми рынками, как Китай и Россия! Он подзуживал и разжигал аппетиты. Немцы распределили роли на совещании. Киллингер говорил о достоинствах внутренней политики нацистского строя. В Германии Гитлера коммунистов заставили прикусить языки, всех левых утопистов упрятали в тюрьмы. Теперь в нацистской Германии нет-де почвы для классовой борьбы. Но посмотрите, сколько неприятностей причиняет она в других странах! Хотя бы в Америке.
Слова немцев звучали сладчайшей музыкой в ушах участников совещания. Слишком велико было искушение повторить опыт Гитлера в Соединенных Штатах. Ламмот Дюпон, восседавший сейчас на председательском месте, высказал тогда затаенную мысль собравшихся: «Нам следует стремиться к объединению под руководством какого-нибудь выдающегося деятеля, – Дюпон говорил о своем, американском Гитлере. – Мы будем признательны нашим немецким друзьям за каждую услугу, которую они смогут нам оказать».
Принятое решение скрыли в бронированном хранилище семьи Дюпонов, но мысли, отраженные в нем, витали и сейчас на совещании апостолов делового мира Америки. За минувшие годы им удалось кое-что сделать. По всей стране возникли организации откровенно фашистского толка – «Стражи республики», «Крестоносцы», «Союз свободы», «Христианские фронтовики», «Черный легион» и другие. Апостолы-магнаты не жалели денег на тайные взносы. Помогали и немецкие друзья, имевшие свои виды на фашизацию Соединенных Штатов Америки.
Но на этот раз в отеле «Пенсильвания» не было никаких заграничных эмиссаров. Американцы оставались одни. В гостиной, где сервировали стол, большие зеркала отражали собравшихся, и казалось, что их гораздо больше, чем было на самом деле.
За ленчем шел общий, ни к чему не обязывающий разговор о событиях в Европе, о рыночной конъюнктуре, о войне в Финляндии, где русские неожиданно прорвали линию Маннергейма. Только в конце ленча старик Дюпон высказал свое мнение о внутреннем положении в Штатах.
– С нашим правительством, – сказал он, – надо вести себя так, как мы разговариваем с покупателями дефицитных товаров. Мы должны диктовать условия и свою цену, мы, но не президент Рузвельт со своим новым курсом. На нашего президента, по-видимому, все еще влияет детский паралич, перенесенный им в зрелом возрасте. Я думаю, господа, было бы уместно обменяться сегодня нашими мыслями.
После ленча, когда все перешли в соседнюю комнату курить и пить кофе, общий разговор возобновился.
Все сходились на том, что правительство в столь благоприятной обстановке должно учитывать национальные интересы деловых кругов Соединенных Штатов. События в Европе дают возможность укрепить американские позиции. Надо только умело проводить нейтралитет и одновременно извлекать выгоды из обеих воюющих сторон. Представитель телефонного треста высказался более откровенно – надо доить Европу.
– Для нас Америка должна быть прежде всего, – сказал Ламмот Дюпон. Про себя он подумал: «Действительно, стоит заключить картельное соглашение с немцами, то, что предлагает Вестрик».
Дюпон высказал мысль, что военные силы в Европе находятся в равновесии и есть все основания предполагать, что англо-французский блок путем дипломатического воздействия сможет направить германскую агрессию на восток.
Представитель «Дженерал моторс» с присущей ему желчностью возразил:
– Война обладает своего рода цепной реакцией. Из символической в один прекрасный момент она может превратиться в реальную. Это опасно.
Все, кто участвовал в разговоре, отлично понимали ход мыслей Уильяма Надсена: его беспокоила судьба заводов Опеля в Руре, вернее – акции, лежащие в его портфеле. При настоящей войне заводы превратятся в мишени для англо-французских бомбардировщиков. Тогда акции превратятся в бумагу. Мистер Надсен и сам знал, что его невысказанные мысли читают остальные, тем не менее продолжал говорить о своеобразии войны в Европе.
– Я позволю себе, господа, процитировать, – сказал он, – выступление одного дальновидного и, я бы сказал, трезвого обозревателя. Я говорю о мистере Липпмане. Мы не можем полагаться на самотек. Послушайте!
Надсен неторопливо, с видом некоторого снисхождения, потянул за молнию на сафьяновой папке с серебряной монограммой, вынул газету, перелистал, нашел статью, поправил пенсне. Поверх пенсне он исподлобья посмотрел на собравшихся и прочитал:
«В той самой мере, в коей союзники обязаны принять во внимание нашу точку зрения, они должны применять такую стратегию, которая осуждала бы крупные наступательные действия. В Западной Европе следует вести преимущественно оборонительную войну, в форме блокады, контратак и дипломатического давления. Политика американского правительства и должна состоять в том, чтобы заставить европейцев придерживаться этой стратегии. Для этого, в частности, нам надо воздерживаться от предоставления займов Англии и Франции. Это заставит союзников бережнее расходовать свои ресурсы, отказавшись от крупных операций».
– Попробуйте возразить против железной логики автора! – прервал сам себя представитель «Дженерал моторс», придерживая газету пальцем в том месте, где он цитировал. Вице-президент не нашел нужным сообщать коллегам, что именно он сам месяца два тому назад инспирировал появление этой статьи в «Нью-Йорк геральд трибюн».
– «С другой стороны, – прочитал дальше Надсен, – необходимо убедить немцев в том, что их наступление на Западе также не принесет решающих успехов, но только ослабит армию, которая может спасти мир от большевистской опасности».
Что вы скажете, господа, по этому поводу? – закончил вице-президент, опуская газету.
Он сел и почему-то сердито посмотрел на окружающих, хотя все были с ним абсолютно согласны.
Значительный интерес участников совещания вызвало сообщение Джона Фостера Даллеса о последних новостях в международной жизни. Он говорил, не поднимаясь с кресла, откинув голову и тщательно подбирая слова.
По достоверным сведениям, исходящим из госдепартамента, Верховный военный совет союзников, заседавший на днях в Париже, решил послать в Финляндию англо-французские десантные войска численностью до ста пятидесяти тысяч штыков. У союзников возникает одна неясность: пропустит ли Германия их войска в Швецию и Норвегию? Не высказывая личной точки зрения, Даллес-старший намекнул, что союзники ждут помощи от Соединенных Штатов в дипломатических переговорах с Германией. Положение осложняется успехами русских в Финляндии. Они прорвали линию Маннергейма. Надо поторопиться.
Вот тогда и возникла идея отправить в Европу своего человека, который бы посмотрел, послушал, поговорил и с немцами, и с французами, с итальянцами, англичанами. А главное – подсказал бы им, что общие их интересы сосредоточены на востоке – в России.
За окнами гостиницы было пасмурно, сыро и начинало смеркаться. Слуги внесли свечи в тяжелых канделябрах и поставили их на общий стол, за который снова перешли двенадцать апостолов. Конечно, проще было бы включить электрический свет, залить им всю комнату, но яркий свет казался безжизненно холодным, а свечи приятно контрастировали с непогодой, создавали атмосферу интимности.
Заспорили о человеке, пригодном для миссии в Европу. Сошлись на том, что лучше всего предложить кандидатуру мистера Семнера Уэллеса, он подходит со всех точек зрения.
– Мы вас просим, мистер Даллес, – обратился патриарх Ламмот Дюпон к старшему из братьев, – изложите Уэллесу нашу точку зрения. Или кому другому, кого президент уполномочит выполнить европейскую миссию. Пусть он побывает в Берлине… э-э-э… пусть убедит кого там следует не препятствовать союзникам перебросить войска в Финляндию. Ему следует подумать, как сохранить восточноевропейский барьер против большевиков… Конечно, мистер Уэллес может иметь свою точку зрения, но с нашим мнением, – Дюпон широко развел руки, – с нами ему следует посчитаться.
– А в Москву ему не стоит поехать? – не подумав, спросил кто-то на краю стола.
На него оглянулись как на человека, допустившего большую бестактность. Дюпон иронически бросил:
– Россия для нас – только потенциальная жертва Германии, разменная монета… Там нечего делать.
Заключал совещание президент Национальной ассоциации энергичный мистер Джордано, американец итальянского происхождения. В конце он сказал:
– Мы коммерсанты, джентльмены, и нас в данном случае не волнуют идеологические мотивы. Мы должны защищать собственные интересы, видеть свои перспективы. Даже если при нашей помощи Англия выйдет из этой борьбы без поражения, она настолько обнищает экономически, настолько подорвет свой престиж, что было бы совершенно невероятным полагать, будто она сможет восстановить или поддержать господствующее положение в мировой политике. В лучшем случае, она станет младшим партнером в новой системе англо-американского содружества, центром которого будет военная и морская мощь Соединенных Штатов Америки.
Даллес-младший сидел не за общим столом, а в стороне, погрузившись в глубокое кресло. Он наблюдал, посасывая прямую английскую трубку. Со стороны тайная вечеря напоминала ему какую-то картину Рембрандта, какую – не мог вспомнить: глухой, черный фон, видны только лица да манишки, выхваченные неровным пламенем свечей в бронзовых канделябрах. Даллес ждал, когда президент ассоциации заведет речь о его предложении. Неужели забыл? Совещание близилось к концу, но разговора о новом обществе не возникало.
Однако Джордано не забыл о предложении адвоката. Оно могло стать логическим завершением совещания. Президент ассоциации приберег это к концу. Он поблагодарил Аллена Даллеса за патриотическую идею создать общество «Америка прежде всего» и попросил его взять на себя труд провести необходимые формальности. Прежде всего надо зарегистрировать общество, ну хотя бы через адвокатную контору «Салливэн энд Кромвель».
Джордано обратился к коллегам с просьбой поддержать новое общество. Сам он первым поставил четырехзначную цифру на подписном листе.
Лист пошел по кругу, из рук в руки. На нем появились двенадцать подписей, включая и росчерки братьев Даллесов. Апостолы благословили рождение новой организации. Во главе ее стал чикагский делец, отставной генерал Роберт Вуд, не скрывавший прогерманских взглядов. Вуд говорил открыто, что, была б его воля, он готов бы отдать Гитлеру всю Европу, а если надо, то и всю Южную Америку. Вуд считал себя патриотом – Северную Америку он оставлял для себя.
IV
Беннет Стивенс, «маленький Бен», как иронически называли его приятели, слыл заурядным сыщиком. Был он одним из пятнадцати тысяч рядовых сотрудников, числившихся в то время в списках Федерального бюро расследований.
Часами простаивал он в слякоть и непогоду на улицах, чтобы сообщить потом шефу, что такой-то субъект находился в баре, после чего, нетвердо держась на ногах, трамваем поехал домой. «Маленький Бен» среди ночи тоже должен был трястись за ним в неприютном вагоне через весь город, продрогший и голодный, как пес. Действительно, собачья работа!
Но Беннет Стивенс, имевший личный номер 712, верил в свою судьбу и не унывал. Особенно он уверовал в нее после того, как шеф поручил сыщику наблюдать за квартирой некоего Георга Сильвестра Фирека, Риверсайд Драйв, дом 305.
Джимен впервые проявил тут инициативу. С застенчивой улыбкой, будто он впервые разговаривал с любимой девушкой, Бен сказал шефу:
– Мистер Кетчел, может быть, вы разрешите мне наблюдать и за ближайшими телефонами? Там есть телефон в аптеке и в ночном баре. Возможно, кто-то вздумает позвонить Фиреку, раньше чем зайти на квартиру. – Он еще раз улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109