Боннэ недовольно повернулся к собеседнику:
– Это их дело, на что они рассчитывают. Моя задача – дипломатическим путем обеспечить безопасность Франции.
– Хотя бы ценой войны?
– О какой войне вы говорите, месье Терзи? Разве мы не сохранили мир в Мюнхене, вмешавшись в спор между чехами и Гитлером?
– Да, но после этого перестала существовать Чехословакия, и все же война, как видите, не за горами, – на подвижном лице журналиста появилась ироническая улыбка.
– Именно за горами! – Боннэ рассмеялся собственной остроте. – Нас отгораживают Арденны и дипломатический опыт. Из-за Данцига войны не будет, поверьте! Вы получите ее, когда немцы бросятся на Украину. Но нас это мало касается. Не так ли, маркиза?
Жюль заметил, что де Круссоль во время разговора украдкой бросала взгляды через зал, туда, где стояла Элен де Порт, оживленно говорившая с Абетцом – рыжеватым немцем с постоянной, будто искусственной улыбкой. Белокурую подругу премьера что-то, видимо, раздражало, тревожило, и она, забываясь, временами покусывала губы. Обращение Боннэ застало ее врасплох.
– Что вы сказали? Да, да! Мы не можем из-за Польши рисковать собственной безопасностью. Премьер придерживается такого же мнения. Я знаю, что немцы все на стороне западной культуры. Возьмите хотя бы Абетца. Интереснейший собеседник! Он много сделал для сближения наших стран.
Де Круссоль открыто посмотрела в ту сторону, где стояла ее соперница. Взяв под руку Абетца, Элен де Порт уводила его в другой зал. Маркиза нахмурилась.
– Месье Бенуа, – улыбнулась она Жюлю, – хотите оказать мне услугу?
– Я буду счастлив, приказывайте! – Про себя Жюль подумал: «Ей приятней служить, чем Маро, у нее хотя бы не торчат кости». – Что должен я сделать?
– Начать войну и захватить в плен Абетца! Но только сейчас же!
– Разрешите и мне принять участие в военных действиях? – Журналист с подвижным лицом и густой шевелюрой еще раз поклонился де Круссоль.
– Для подкрепления? Идите! Берите хоть всю нашу армию во главе с Гамеленом, но захватите в плен Абетца! – Де Круссоль засмеялась, потом тихо сказала: – Но имейте в виду, Абетц должен быть один, отнимите его у этой куртизанки.
– Все будет сделано!
Журналисты ушли выполнять поручение.
– Бьюсь об заклад, Жюль, – сказал Терзи, когда они вышли из курительной комнаты, – вы приехали сюда брать интервью у премьера! Не так ли?
– Откуда вы взяли?
– Не скрывайте! Я тоже кручусь вокруг де Круссоль. Но знайте – интервью уже лежит у меня в кармане.
– Каким образом?
– А так: де Круссоль говорит то же самое, что премьер. Она повторяет все его мысли.
– Все же я хотел бы встретить премьера.
– Я тоже. Де Круссоль нам поможет. Мне он нужен лишь для того, чтобы сослаться в статье на личную встречу. Нового он ничего не скажет… Однако мы, кажется, потеряли соприкосновение с противником! Где Абетц? Вы с ним знакомы?.. Отлично, уводите его, а я отвлеку графиню де Порт. Хотел бы я знать, что на уме у этого немца!
– Как и у всех, – карьера.
– Не только. Я знаю, что он хорошо платит редакторам за статьи прогерманского толка.
– Не все ли равно, кто платит. Политика – та же коммерция. – Жюлю Бенуа тоже кое-что перепадало от Абетца.
– Вы слишком циничны, Жюль. Идемте начинать войну.
Теперь почти все гости были в сборе. Извиняясь и кланяясь, журналисты пробирались все дальше, лавируя между группами споривших и рассуждавших людей. Фигура Абетца мелькнула и снова исчезла в дверях соседнего зала.
– А хозяйка умеет коллекционировать бывших французских правителей, – бросил Терзи, уклоняясь от плывущего над головами подноса, заставленного бокалами вина.
– И не только бывших, – будущих и настоящих.
В самом деле, среди гостей в салоне де Шатенье Жюль увидел и седоволосого, с моржовыми усами Леона Блюма – бывшего социалистического премьера, и Пьера Лаваля – приземистого и нескладного овернца с оливковым цветом лица, тяжелыми веками, толстыми губами и желтыми от никотина зубами. Был здесь и громоздкий Фланден, с длинной, лысеющей головой, прозванный «небоскребом парламента». К своему удивлению, Бенуа увидел в зале и престарелого генерала Гамелена – начальника генерального штаба. Он разговаривал с американским послом Уильямом Буллитом и в знак согласия кивал головой. У генерала были выцветшие добрые глаза и шелковистые светлые волосы, а сквозь детски розовую кожицу на щеках просвечивали тонкие лиловые прожилки. Только форма придавала генералу воинственный вид.
Журналисты раскланялись и прошли дальше.
Терзи сострил:
– Нашему генералу Морису больше идут колпак и мягкое кресло. Он соглашается всегда и со всеми.
– Но старик себе на уме, – возразил Жюль, – он соглашается и остается при своем мнении.
– Послушайте, – сказал Терзи, – все только и говорят о войне. Все, кроме генерала Гамелена. Слышали, они обсуждают с Буллитом достоинства устриц? Полезное занятие для начальника генерального штаба!
– Бросьте, Леон, – беззаботно отмахнулся Жюль, – раз генералы занимаются кулинарными разговорами, войны не будет!
– Не знаю, кажется, война гораздо ближе к нам, чем некоторые думают.
Они пересекли наконец зал и пробрались к Элен де Порт. Терзи представил ей Жюля. С Абетцом они оба были знакомы. Немец довольно бойко говорил по-французски и весело приветствовал журналистов.
– Господа, – воскликнул он, – давайте выпьем за дружбу, за единство культуры Запада против восточного варварства! Сегодня и почему-то, как никогда, уверен в нашей дружбе. Здесь я, кажется, больше француз, чем немец. Прошу, господа! Вы не откажетесь выпить с нами, мадам де Порт?
Абетц принял от слуги бокалы и предупредительно передал Элен де Порт, потом Терзи и Бенуа. Он отпил небольшой глоток, наслаждаясь тонким вкусом вина.
– Только в Париже я узнал, что существует белое бордо. В Берлине об этом не знают. А сколько нам нужно еще узнать друг о друге, хотя мы и соседи!..
Терзи отвлек Элен де Порт, начал говорить ей какие-то комплименты, а Жюль тем временем пригласил Абетца к маркизе де Круссоль.
Они уже скрылись за дверью, как графиня де Порт обнаружила исчезновение абонированного ею немца. В Париже Абетц выполнял совершенно непонятные функции – был завсегдатаем парижских салонов и ратовал за культурное сближение французов с Германией.
– Куда это они ушли? – недовольно спросила де Порт.
Терзи не утерпел:
– Я слышал, что маркиза де Круссоль просила доставить к ней Абетца…
– Так она здесь, эта интриганка! – на лице де Порт выступили розовые пятна. – Проводите меня, я не могу оставаться с ней в одном здании! А этому ассирийцу я никогда не забуду вероломство! Так и скажите!
Терзи добавил:
– Его фамилия Бенуа, графиня. Жюль Бенуа. Говорят, он поклонник нашего премьера.
– Тем более! Я вообще не понимаю: что находят в этом провинциальном учителе географии?
– Вы слишком резки, графиня… А вот и господин Рейно! – прервал себя Терзи.
Перед ними выросла маленькая фигурка смуглого человека, отдаленно похожего на японца.
Лицо Поля Рейно расплылось в улыбке, но она почти сразу погасла. Он заметил, что его подруга не в духе.
– Я только освободился, Элен. Теперь мы сможем провести здесь часок…
– Нет, мы должны уехать отсюда! Сейчас же! Я не хочу оставаться.
– Отлично! – сразу же согласился Рейно. – Я только что хотел предложить вам проехаться по городу. Сегодня замечательный вечер.
– Благодарю вас, месье Терзи, за ваше внимание, – де Порт повернулась к Леону. – Больше не беспокойтесь. Приезжайте во вторник ко мне, там не будет такой толкучки. – Графиня протянула руку, унизанную кольцами. – Если встретите господина Абетца, передайте мое приглашение. Я не успела этого сделать сама. Запомните: вторник, в шесть часов. До свидания!
Де Порт взяла под руку Рейно, и они вышли в холл. Терзи видел, как женщина, негодуя, что-то рассказывала «дофину». Рейно считали прямым наследником премьера. В политических кругах ожидали, что Рейно скоро займет пост премьера.
«Вот пауки в банке! – усмехнувшись, подумал Терзи. – Теперь заварится каша!» Он выпил еще бокал вина у подвернувшегося официанта и торопливо прошел в курительную комнату – ему хотелось присутствовать при разговоре де Круссоль с немцем.
Терзи нашел всех у того же окна. Группа пополнилась Абетцом, а подле маркизы стоял обрюзгший, с нахмуренными бровями премьер и влюбленными глазами смотрел на де Круссоль.
– Рассейте наши сомнения, господин Абетц, – с кокетливой улыбкой говорила блондинка. – Неужели Гитлер хочет поссориться с Францией? Я не хочу этому верить!
– Я только художник, маркиза, но не политик и все же знаю, что фюрер весьма дружелюбно относится к Франции. Стоит ли нам ссориться из-за Данцига!
– Вот именно! Вы слышите, господа? А что вы скажете, господин посол? – обратилась де Круссоль к подошедшему Уильяму Буллиту. – Что думают у вас в Америке? Мы говорим про войну.
Буллит учтиво поздоровался с дамой и поклонился мужчинам.
– Я предпочитаю говорить о мире, – уклончиво ответил он. – Меня связывает официальное положение…
– Нет, нет, – живо возразила де Круссоль, – мы говорим совершенно приватно! Вы находитесь среди друзей.
Терзи заметил, как мгновенно насторожился Абетц, но тотчас же восстановил беззаботную, игривую улыбку.
– Я не могу ни в чем отказать интересной женщине. Извольте. Если в Европе вспыхнет война, я сомневаюсь, ввяжутся ли в нее Соединенные Штаты. Об этом я уже говорил на открытии памятника американскому солдату в Пуэнт де Грав. Во всяком случае, сенат разъехался на каникулы, уклонившись от рассмотрения вопроса об американском нейтралитете. Сенатская комиссия решила вернуться к этому вопросу только в январе, не раньше. Мы не хотим вмешиваться в дела Европы. Что же касается востока, – Буллит понизил голос, – вы знаете мое отношение к русским. Нас не интересует, что произойдет на востоке.
– А что вы думаете об этом, господин премьер?
– Напишите то, что вы слышали. Это будет полезно знать вашим читателям.
Появление хозяйки прервало разговор.
– Господа, я надеюсь, вы останетесь ужинать? – Де Шатинье сказала это достаточно тихо, чтобы ее слышали только те, кого она приглашала.
Встретившись глазами с Жюлем, она сделала знак и отошла. Жюль пошел за ней следом.
– Простите меня, Жюль, вам лучше не оставаться на ужин. Не надо афишировать наши отношения. А завтра я жду вас на Елисейских полях. Помните, где мы встречались? Будь умником, Жюль!
Бенуа скрыл поднявшуюся обиду.
– Конечно, Маро, я понимаю, но предварительно позвоню. Я не уверен, что буду свободен…
Вечер подходил к концу. Менее именитые топтались в залах, стараясь попасть на глаза хозяйке и заручиться приглашением к ужину, но де Шатинье будто не замечала взглядов. Она была непреклонна. Не дождавшись приглашения, многие начали разъезжаться.
Жюль вышел вместе с Терзи. Леон неуверенно стоял на ногах.
– Хотите, я вас подвезу? – сказал Бенуа, у него тоже немного кружилась голова. – У меня здесь машина.
– Везите, – безразлично ответил Терзи.
Они прошли в переулок. Жюль открыл кабину, натянул перчатки и сел за руль. Машина помчалась вдоль набережной Сены.
– Значит, будет война, – немного помолчав, сказал Терзи. Шляпа его сползла на затылок.
– Откуда вы взяли? Наоборот.
– А вот и не наоборот! Разве вы не поняли, что говорил Буллит? Американцы дают карт-бланш Гитлеру. Абетц сегодня же сообщит об этом в Берлин. Такие разговоры приближают войну… Да, я, кажется, перепил…
– Меня это не волнует. Пусть Гитлер воюет с поляками. Из-за этого мне не будут платить меньше за мои статьи.
– Вы коммерсант, Жюль.
– А вы анархист. Вы ничему не верите и не признаете авторитетов. Всюду ищете грязь.
– Бросьте ханжествовать, Жюль! Грязь искать нечего, она выпирает всюду. – Терзи пьяно мотнул головой. Его стало разбирать еще больше. – Вы говорите, я анархист. Это я? Нет, мне только противно глядеть, как проходимцы и жулики рядятся в патриотов. А вообще я Свидетель. Свидетель с большой буквы… Я, Жюль, очень много знаю. Вы бы сгорели от зависти, если б… Кстати, знаете, почему Боннэ так рьяно выступает за дружбу с Гитлером?
– И не хочу знать! Дружить с Гитлером – значит отвести от себя войну.
– Жюль, не будьте страусом! – Терзи опустил ладонь на плечо Бенуа, почти ударил его. – Нет, не поймете. Но я скажу. Все равно… Мне иногда нужно говорить самому с собой. Слушайте! Боннэ врет. Помните сказку про лгуна: когда он начинает врать, у него растет нос. Это Боннэ. Сегодня нос у него стал еще длиннее. Министр запутался в банковских спекуляциях, а господин Абетц все знает, он его шантажирует. Боннэ ходит на задних лапках перед Берлином, иначе его разоблачат…
Жюль заерзал на сиденье. Ему не нравилось направление, которое принимал разговор.
– Значит, дурак. Надо чище работать.
– Не чище, а честнее.
– Это условность.
– Хорошо, но при чем здесь патриотизм, которым хвастается Боннэ?
– Не знаю. Что значит патриотизм? Это условность…
– Мы, кажется, поссоримся, Жюль. Впрочем, зачем, не надо! Вы такой же лавочник и обыватель. Кругом грязь и предательство. Иногда мне бы хотелось быть таким, как вы…
– То есть?
– Не утруждать себя мыслями.
– Вы пьяны, Леон. Но я не хочу обижаться.
– В этом я уверен. На обиды вы не способны. Потом – я иногда бываю вам нужен. Вам невыгодно обижаться… Да! – Терзи вдруг перешел на «ты». – Почему тебя любовница не пригласила на ужин? Почему ты на нее не обиделся?
– Откуда вы знаете? Она не любовница…
– Ну, бывшая… Я видел твою растерянную физиономию, как у моей таксы, нагадившей в комнате.
– Слушайте, Терзи, не злоупотребляйте гостеприимством! Вы едете в моей машине.
– Черт с вами, могу выйти. Из-за карьеры вы кого не возьмете в наложницы… Но я не осуждаю. Без подлости у нас не пробиться. А сегодня я удружил вам – вы приобрели врага на всю жизнь! – Терзи пьяно засмеялся.
– Кого?
– Я рассказал графине де Порт, как вы у нее из-под носа увели Абетца, и увели по просьбе маркизы.
– Ну и глупо!
– А мне наплевать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109