Речи писал им немецкий резидент Фирек. Трибуна конгресса стала трибуной фашистской пропаганды иностранной державы. В печати поднялся скандал. К удивлению Кетчела, его разоблачение переросло рамки обычного уголовного происшествия. Арестованным предъявили обвинение в подрывной деятельности против Америки. Газеты намекали на германских шпионов, орудовавших за спиной шайки, но Кетчел все же не допускал такой мысли. «Нельзя же делать подобные выводы, – думал он, – только на основании того, что во время обыска в конторе фирмы оказался германский подданный. Газетчики любят сенсации, горазды на всякие выдумки».
Кетчел считал свою часть дела выполненной. Он гордился, что ему удалось разоблачить шайку мошенников, загребавших доллары на незаконных почтовых операциях. Дальнейшее следствие поручили вести прокурору Мелони. Это по его части. Кетчел только помогал ему. И все же, хотя бы поэтому, шефу уголовного отдела приходилось сталкиваться постоянно с отголосками дела о «черной почте». По долгу службы он должен был интересоваться всем, что сообщали газеты о преступлениях, самоубийствах, аферах и грабежах. Не прошло мимо него и сообщение о катастрофе, во время которой погиб сенатор Лендина. Как сообщал репортер, сенатор будто бы сказал перед своим отлетом: «Я зашел слишком далеко, чтобы вернуться обратно». На аэродроме сенатор выглядел расстроенным, нервным, находился в мрачном, подавленном состоянии. Репортер предполагал, что катастрофа произошла не случайно. Скорее всего она связана с той же прогерманской группой в конгрессе и недавно раскрытой «черной почтой».
Обычно просмотром газетных вырезок Кетчел занимался в конце рабочего дня. Он переваривал Их несметное множество, – где-где, а в Америке происшествий хватает… Прочитав заметку о Лендине, Кетчел подумал: «Чего не придумают репортеры! Что ж, им тоже кормиться надо». Но сообщение все же заставило призадуматься: может, и в самом деле здесь что-то есть.
Некоторые стороны дела Кетчелу оставались неясными. Иногда он подумывал: изобрел бы кто аппарат, раскрывающий людские тайны… Впрочем, тогда исчезло бы само понятие тайны, тогда исчезла бы и его профессия детектива. Нет уж, лучше так, как есть. Лучше самому ломать голову.
Однако существуй такой хитрый аппарат, рожденный в мечтах старого криминалиста, у Кетчела раскрылись бы глаза на многие вещи. Возможно, Кетчел повел бы себя совершенно иначе, зная хотя бы, что предшествовало гибели сенатора Лендина.
За несколько дней до авиационной катастрофы в сером длинном здании американской палаты представителей, в комнате № 1424, числящейся за членом конгресса Гамильтоном Фишем, происходила конфиденциальная беседа. В ней принимали участие три джентльмена. Был здесь Джордж Хилл – личный секретарь конгрессмена, директор издательства «Флендерс Холл» Георг С. Фирек и сенатор Эрнст Лендина, избранный в сенат от штата Миннесота.
– Эта дурацкая история испортила мне много крови, – сказал Фирек. Он смотрел из окна на город, на громады каменных зданий, раскинувшихся на берегу Потомака, на Капитолий, напоминающий большой вокзал. В Вашингтоне, как в древнем Риме, был свой Капитолий. В нем размещался сенат. – Надо что-нибудь придумать. Вы слышите, мистер Лендина? – Фирек отошел от окна.
– Что я могу сделать? Это выше моих сил. И вообще мне все надоело, надоело! – Сенатор закрыл лицо руками, уронил голову. – Когда я избавлюсь от этого?!
– Прекратите истерику, сенатор! Мы взрослые люди, – Фирек холодно и жестко посмотрел на размякшего сенатора. – Вы знаете, чем грозит ваш отказ.
– Хорошо, я сделаю это, но в последний раз. Поняли вы меня? В последний раз… Потом, – Лендина нервно погасил недокуренную сигарету, – потом прошу не забывать, вы разговариваете с членом американского конгресса. Я не потерплю такого тона! Не потерплю!.. Извините, у меня заседание.
Сенатор порывисто вскочил с кресла и вышел из комнаты.
Фирек презрительно посмотрел ему вслед:
– Кисейная барышня! Учит меня разговаривать с конгрессменами! Дурак и слякоть!.. Пусть выполнит задание, а потом… – Фирек сделал жест, словно сбрасывая костяшку на счетах. – Займитесь им, Хилл. Надо подобрать другого председателя комитета. Кстати, что-то уж слишком длинное у него название – «Национальный комитет борьбы против участия Америки в иностранных войнах»… Нельзя ли что-нибудь покороче?
– Надо подумать. Но как теперь будет с почтой?
– Максимум осторожности. Все пропагандистские материалы должны проходить только через конгресс. Пусть читают речи на заседаниях, чтобы включить в «протоколы конгресса».
– Да, но возьмите, например, статью доктора Геббельса, ту, что получили мы по телеграфу.
– То же самое. Поручите тому же Фишу процитировать ее в своей речи. Таким образом, она войдет в протокол, и мы свободно разошлем ее бесплатно сенатской почтой. Конгрессмен имеет право рассылать свои выступления хоть в сто тысяч адресов… Скажите, Лендина не выступал еще по поводу войны в Финляндии? Маннергейму нужно оказать помощь.
– Ваш текст я передал ему, но он не выступал. Только включен в список ораторов. Но не думаете ли вы, что ему как председателю комитета неудобно выступать с таким заявлением?
– Глупости! Пусть выступает, потом еще пусть замнет это дело с «черной почтой», а потом уж это… – Фирек повторил свой жест, указательным пальцем сбросил со счетов невидимую костяшку. – Обязательно проследите, чтобы Лендина утихомирил там кого следует с этим дурацким делом в Ройял-Ок. Отец Кофлин нам еще пригодится… Если сенатор раскиснет, можете не стесняться. Он в наших руках, этот… член американского сената, – Фирек презрительно скривил губы.
Вот что произошло в палате представителей в центре американской столицы незадолго до таинственной гибели сенатора Лендина.
Криминалист Кетчел не мог, конечно, знать того, что происходит в алтаре правительства Соединенных Штатов, – район Капитолия был недоступен для его парней, через которых он черпал информацию об уголовных делах американских граждан. Члены конгресса, сенаторы пользуются неприкосновенностью перед законом. За свои поступки они отвечают перед богом и историей. Но Кетчел не был ни богом, ни летописцем, только средним американцем. Сенаторы и конгрессмены, выступавшие под диктовку германского агента Георга Сильвестра Фирека, могли действовать как им заблагорассудится. На то и американская демократия.
Однако другая вырезка из журнала, попавшая в рабочую папку криминалиста, вновь заставила ненадолго призадуматься мистера Кетчела. На страничке, выдранной из малоизвестного бюллетеня «Аур», он прочитал о разоблачении подрывной работы германского торгового атташе господина Герхардта Вестрика. Автор статьи достаточно откровенно указывал на связи Вестрика с американскими промышленными кругами. Вырезка попала к Кетчелу с запозданием. К ней была подколота другая, более поздняя заметка с опровержением ауровских выдумок. Газета «Нью-Йорк геральд трибюн» напечатала интервью с мистером Джоном Фостером Даллесом. Криминалист не знал, кто такой Даллес. Но раз печатают с ним интервью, значит, солидный джентльмен. Не станут же разговаривать репортеры с малостоящим человеком!
Даллес категорически заявил репортеру газеты: «Я не верю, чтобы мистер Вестрик мог делать что-нибудь плохое. Я знаю его очень давно и всегда питал глубокое уважение к его честности».
В заметке Кетчел вычитал, что Джон Фостер Даллес представляет адвокатскую фирму «Салливэн энд Кромвель». Такой человек не станет кидать слова на ветер. Интервью успокоило и убедило Кетчела. Ох уж и болтуны эти газетчики!
Следствие по делу о «черной почте» все продолжалось. Оно обрастало новыми деталями и подробностями. Прокурор и специальный помощник министра юстиции Уильям Мелони требовал от Кетчела все новых и новых данных. Человек он оказался хваткий. Кетчел любил работать с деловыми людьми, которые знают, чего хотят. Он мобилизовал всех своих парней, чтобы до конца раскрыть уголовную тайну, помочь восторжествовать правосудию. Но беседа трех джентльменов, происходившая в служебном помещении конгрессмена Гамильтона Фиша, имела прямое отношение к судьбе, карьере опытного криминалиста. Прокурора Мелони не так-то просто подсечь, но его можно лишить нужных материалов, а материалами, фактами располагает руководитель криминального отдела добрейший мистер Кетчел…
Однажды, в конце недели, когда шеф отдела криминалистики, прочитав очередную порцию вырезок, собирался покинуть бюро, к нему как бы невзначай заглянул один из его начальников, тот самый, что просвещал Кетчела о злокозненных деяниях коммунистов.
– Хелло, старина! – дружески и немного развязно обратился он к мистеру Кетчелу. – Я думаю, вы не откажетесь получить лишние полсотни долларов в неделю. Как вы на это посмотрите?
– Кто же станет возражать! Конечно, если я заслужил это… – пробасил Кетчел.
Наконец-то его работу решили отметить! Честно говоря, с этой «черной почтой» он повозился немало.
– Вот и отлично! Задержимся на минутку. Вам чертовски повезло, старина. Освободилось место в архиве. Нам нужен опытный и знающий человек. Это место будто для вас создано. С понедельника можете приступать к делу. Довольны?
Кетчел стоял среди кабинета в пальто и с тростью, увесистой, как дубина. Он заморгал глазами, не понимая, шутит ли с ним начальник или говорит всерьез.
– То есть? Что я буду там делать?.. У меня не закончено следствие… Да нет, нет, – Кетчел сердито засопел, – поищите кого-нибудь другого. Я совсем не хочу уходить из отдела. Как это понимать?
– Прежде всего не горячитесь. Подумайте. Я бы на вашем месте не отказался…
Кетчела вдруг поразила внезапная мысль. Он побагровел.
– Может быть, я вас не устраиваю? Может, я слишком стар? Тогда…
– Не валяйте дурака, Кетчел! Вы отличный работник и сами знаете это лучше меня. Кто бы мог так разворошить дело с «черной почтой»! – Начальник хотел подобру закончить с Кетчелом. – Вы подобрали прекрасных работников. Больше того – мы хотим передвинуть и вашего агента, как его… тот, что раскрыл убийство в Ройял-Ок…
– Семьсот двенадцать, – подсказал Кетчел.
– Вот-вот! Он толковый сыщик. Мы рекомендовали его в Бюро стратегической информации, к Доновену. Надо продвигать способных людей.
– А кто же останется на «черной почте»? Там еще копать да копать.
– Пусть это не беспокоит вас, старина. Главное сделано, остались сущие пустяки… Так, значит, по рукам?
Кетчел вдруг заупрямился:
– Нет, я лучше уйду со службы. Не просите меня! Нет, нет и нет!..
– Как хотите, – уже другим, холодным и официальным тоном ответил начальник. – Я очень сожалею.
В понедельник мистеру Кетчелу предложили подать заявление об уходе в отставку. Он так и сделал. Кетчел был упрям, как старый козел.
Что же касается Бена Стивенса, он поступил совершенно иначе. В понедельник, ворвавшись перед обедом домой, он, как всегда, имея в запасе хорошие новости, еще с порога закричал матери:
– Мутти! Мутти! Мне дали другую работу! Теперь я буду служить в ОСС. Ты знаешь, что это такое? Военная разведка! Сказали, что, возможно, придется поехать в Европу. Мистер Доновен со мной уже разговаривал. Я подхожу ему… Ура, мутти!.. Теперь скоро у нас будет свое ранчо! Мы будем ловить форелей!
Бен походил на большого развеселившегося ребенка.
Еще через неделю, в конце февраля, из нью-йоркского порта вышел очередным рейсом в Европу океанский лайнер «Куин Мэри». В каюте первого класса расположился мистер Семнер Уэллес, направлявшийся с особой миссией в Европу, по личному заданию президента Рузвельта. Рядом такую же каюту люкс занял мистер Майрон Тейлор – новый полномочный посол при папском престоле в святом Ватикане. Тоже в каюте первого класса, на той же верхней палубе, в Европу плыл мистер Доновен, руководитель Бюро стратегической информации.
У каждого из трех джентльменов, пассажиров «Куин Мэри», в Европе были особые задания. Разведчик, дипломат и представитель святого престола поторапливались к берегам Европы. Обстановка требовала этого. Каждого из них тревожило положение в Финляндии. Прорвав линию Маннергейма, русские могли раньше времени закончить войну. Это не входило в расчеты трех джентльменов, посланных в Европу деловыми, политическими и военными кругами Соединенных Штатов.
Тем же пароходом, среди немногочисленных сотрудников Уэллеса, Тейлора и Доновена, отправлялся за океан и молодой, подающий надежды джимен, государственный человек Беннет Стивенс. Каюту ему отвели двумя палубами ниже, вместе с каким-то секретарем. Но крохотная каморка с двумя койками и круглым иллюминатором не стесняла нового сотрудника военной разведки. Он был на седьмом небе: пароход вез его в Англию, на родину предков! Разве не мечтает об этом каждый американец!..

Глава третья
I
До самого вечера Жюль не имел возможности позвонить в лечебницу. Правда, днем, перед поездкой в Венсеннский замок, в ставку Гамелена, он разговаривал с дежурным врачом. Тот сказал, что роды могут начаться в любое время, но беспокоиться нет никаких оснований, самочувствие Лилиан прекрасное. Все, несомненно, обойдется благополучно. Доктор заранее поздравил отца с новорожденным и просил звонить позже.
От Гамелена Жюль заехал в редакцию и позвонил еще раз. Номер был занят. Ехать так рано домой не хотелось. Ему не улыбалась перспектива провести в одиночестве вечер.
Будучи женатым, Жюль ненадолго изменил образ жизни. Ему претило быть домоседом. Сначала они вместе с Лилиан еще частенько появлялись в обществе. Но после того как фигура Лилиан начала портиться, когда заметна стала ее беременность, жена неохотно покидала квартиру. Вскоре она совсем перестала выезжать из дома. Что касается Жюля, то не мог же он оставаться постоянно с женой! Его профессия заставляла постоянно бывать на людях, вращаться в обществе, чтобы находиться в курсе политических событий. Так думал Жюль, убеждая не только жену, но и самого себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109