– Я перенес бы еще одну ампутацию, – кричу я, – чем услуги этого "парикмахера"!
Через час мои щеки и подбородок приобретают более или менее приличный вид. Теперь усы! Я особенно забочусь об их форме. Он принимается за дело, и на этот раз я чувствую, что лезвие режет самым настоящим образом! Я сжимаю губы – от усов не осталось и следа! Процедура окончена.
Ляшеналя отправляют в Бутвал в первой партии, руководимой Ребюффа. Я следую во второй. Вокруг нас столько зелени, что я не узнаю дорогу, по которой мы прошли три месяца назад. К вечеру мы оказываемся на вершине какого-то холма. Ишак рядом со мной.
– Взгляни, Морис! – говорит он и просит шерпов повернуть мои носилки так, чтобы я мог видеть покидаемую нами страну. В этот час все дышит какой-то неясной печалью. Возникает ли это чувство при виде высокогорных долин, грандиозных вершин, виднеющихся на горизонте, или при воспоминании о нашей почти невероятной борьбе, или это происходит потому, что мы чувствуем, что реальность незаметно переходит в мечту? Мы с Ишаком молчим.
Через несколько минут мы снова соприкоснемся с внешним миром.
Волнующая эпопея, связавшая нас с этими горами, вскоре отойдет в прошлое. Носильщики готовятся меня поднять: длинная процессия должна продолжать свой путь. Я пытаюсь дотронуться локтями до лица, мне кажется, что оно все изрезано морщинами. Должно быть, у меня совершенно седые волосы… Мое сердце переполнено, и я отворачиваюсь. Мы молча отправляемся искать ночлег.
На следующий день перед Бутвалом мы встречаем Нуаеля, вернувшегося из своей поездки в Горакпур.
– Хэлло, ребята! – едва завидев нас, кричит он издали. Вскоре он присоединяется к нам.
– Как поживаешь? Как в Индии – жарко?
– Угнетающе – настоящая баня!
Нуаель сообщает, что вагоны будут на станции Наутанва 6 июля, то есть завтра. Нельзя терять ни минуты. В сильную грозу, под проливным дождем мы прибываем в свой старый лагерь в Бутвале, где застаем Ляшеналя. Только тот, кто страдает, может понять страдания другого. Вот уже несколько дней Ляшеналь с бесконечным терпением и поразительным искусством возится с моими пропитанными гноем бинтами. Конец дня отводится для операции. Несколько раз я почти теряю сознание.
Весь груз собран. Но вопрос в том, достанем ли мы на следующий день грузовики, чтобы добраться до начала индийской железнодорожной линии, куда мы должны прибыть к 10 часам? Я прошу Ж.Б… сделать все, что в его силах. Он немедленно отправляется в путь среди ночи сквозь дремучие, гнилые джунгли, чтобы добраться до Бетсари. Утром 6 июля грузовики прибывают. Это триумф Ж.Б… и я его горячо поздравляю. Мы расплачиваемся с носильщиками и отправляемся в Наутанву. В джунглях полно обезьян; наше появление их нимало не смущает. У одного грузовика лопается камера. Нашему – не хватает бензина. Однако все устраивается: из двух вышедших из строя машин можно сделать одну действующую.
Наконец мы прибываем в Наутанву и размещаемся в двух вагонах, кажущихся нам настоящими дворцами. Вскоре после полудня весь багаж погружен, и поезд отправляется в Горакпур. Строятся всевозможные планы. Все мечтают как можно быстрее вернуться во Францию. Все члены экспедиции, в течение трех месяцев проявлявшие исключительное мужество и терпение, сейчас готовы на что угодно, лишь бы выиграть сутки. Однако трудно увязать самые разные желания. Что касается меня, я намерен во что бы то ни стало сдержать обещание, данное в самом начале экспедиции, и нанести визит магарадже Непала. Удо будет сопровождать меня в Катманду. С нами поедут также Ишак и Нуаель. Остальные отправятся в Дели, где будут ждать нас несколько дней. Ляшеналь же, чтобы избавиться от сильной жары, поедет на один из высотных курортов, например в Муссори.
Пока обсуждаются эти планы, Удо занят своим обычным делом. С ножницами в руках он «очищает» руки и ноги, несмотря на жару 45°С в тени и полчища москитов. Мы приближаемся к Горакпуру. Теперь очередь Ляшеналя.
Через два часа экспедиция разделится, и почти неделю он будет лишен заботы нашего доктора.
Нас невероятно трясет; как Удо трудно оперировать: для ампутаций он пользуется остановками. На перегоне все приводится в боевую готовность: разматываются бинты, раскладываются все необходимые вещи, готовятся лекарства, ножницы держатся наготове, чтобы Удо смог приступить к работе, как только поезд остановится.
– Давай, Бискант, твоя очередь! – торопит Удо. – Саркэ!
Ляшеналь предусмотрительно снял свои бинты сам и, готовый к жертве, протягивает палачу свою ногу. На станции перед Горакпуром он теряет два пальца на правой ноге. С тремя другими будет покончено в самом Горакпуре.
– Осторожней, Удо! Пожалуйста, поосторожней!
– Клянусь тебе, я делаю все, что могу, Бискант. Я не могу сделать большего.
– Давай, быстро!
Ляшеналь держит ногу обеими руками. Глаза у него почти вылезли на лоб, он умоляет Удо о пощаде.
– Горакпур, – говорит Шац. – Мы приехали!
Поезд замедляет ход. Кузи, Ребюффа, Шац и несколько шерпов готовятся прыгнуть в багажные вагоны. Все снаряжение необходимо быстро перегрузить в другие вагоны, прицепленные к поезду, отправляющемуся через час в Лакхнау.
С Удо крупными каплями льет пот. Он режет и режет, не обращая внимания на вопли Бисканта: остается полчаса, а надо отнять еще один палец. С того момента, как он начал, их уже набралось много. На этот раз ножницы слишком велики.
– Быстро, Мата, маленькие ножницы!
В этот момент поезд резко останавливается.
– Проклятие! – Ножницы упали в дверную щель. Удо выходит из себя. – Я пока буду продолжать, а ты попытайся их достать.
– Ничего не выйдет. Невозможно за одну минуту снять с петель громадную дверь!
– Черт с ними, буду продолжать этими!
Это вовсе не нравится Ляшеналю, но с большим пальцем должно быть покончено…
– Но я не хочу! Осторожней, осторожней! – говорит он сквозь рыдания.
У дверей появляются местные жители.
– Убирайтесь к… – рычит Удо. Они не понимают слов, но подчиняются, а это главное.
– Нет, Удо, пожалуйста!
На этот раз терпение Удо лопается. Он останавливается и смотрит на Ляшеналя.
– Ну, это, наконец, уже слишком! Ты мог бы быть хоть немного более покладистым.
Ляшеналь теряет дар речи… "Если быть покладистым, – думает он, – Удо с легкостью мог бы отрезать мне обе руки и обе ноги!"
На платформе все время толпится народ, пройти трудно.
– Саркэ! – кричит Удо и делает неопределенный жест рукой, означающий: "Убери все здесь!"
Омерзительный запах отпугивает даже местных жителей. Саркэ и Путаркэ принимаются задело: они широко открывают дверь и импровизированным веником выметают все, что находится на полу. Среди прочего мусора виднеется внушительное число пальцев всевозможных размеров, вылетающих на платформу к ногам остолбеневших жителей. Поезд отправляется через несколько секунд.
Как только перевязка закончена, Террай хватает Ляшеналя и уносит его. Мы едва успеваем крикнуть:
– До свидания, Бискант! Держись! До Дели!
Раздаются свистки, поезд дергает и среди криков трогается. Мы проплываем мимо массы людей. Я едва успеваю заметить Террая, машущего нам на прощанье парой ботинок.
Убаюканный ритмичным пением колес, я мечтаю об этой далекой столице, куда мы направляемся, об этом городе из "Тысячи и одной ночи".

Есть еще другие Аннапурны

Поезд индийской компании О.Т.Р. мчится на всех парах. Ишак, Нуаель, Удо и я молча лежим на длинных полках купе, освежаемые струей воздуха из вентилятора. Мысли улетают, постепенно наступает ночь.
После двадцатичетырехчасового путешествия по равнине Ганга с комфортом, который нам кажется невообразимым, приезжаем в Раксаул. Здесь проходит граница Индии и Непала. Под руководством Саркэ и Панзи, сопровождающих нас до Катманду, наш багаж быстро перебрасывается на непальский вокзал. После Аннапурны Саркэ не отходил от меня ни на шаг. Работы ему хватало… Я часто вспоминаю о его выдающемся тридцатишестичасовом переходе, решившем, по существу, судьбу экспедиции. Катманду – это город его грез, сказочное видение, о котором он не смел и мечтать. Он, безусловно, заслужил эту награду, так же как и ветеран крупных гималайских экспедиций Панзи, преданность и спокойное добродушие которого так привлекательны. Сирдар Анг-Таркэ не смог к нам присоединиться: на его родине произошло громадное наводнение, и он очень тревожился за свою многочисленную семью. Он попросил отпустить его и уехал прямо в Дарджилинг. Прощание в Горакпуре было особенно трогательным. Кроме заработанных денег шерпы получили щедрый бакшиш и все личное снаряжение, представляющее для них большую ценность. Даже в Европе такое снаряжение является ультрасовременным. Шерпы поочередно приходили прощаться со мной, складывая, по индийскому обычаю, руки вместе. Некоторые, например Путаркэ, медленно кланялись в знак уважения, затем, касаясь меня рукой, прикладывались лбом к моей одежде. Хотя они и были довольны, что разделались с экспедицией, которая долго останется у них в памяти, однако на лицах была написана неподдельная печаль.
Присланному магараджей офицеру дано задание: смотреть, чтобы мы были обеспечены всем необходимым, и помочь добраться до Катманду. Плохая новость: поезд уйдет только завтра. Мы разочарованы, но отнюдь не удивлены: в Непале всего три паровоза! К счастью, ожидание удается сократить благодаря стараниям трио офицеров связи: Нуаеля, Ж.Б… и непальского офицера. Сегодня в три часа ночи уходит товарный поезд, к нему прицепят для нас специальный вагон-люкс. Генерал Бижая, министр иностранных дел и родной сын магараджи, дал телеграфное предписание предоставить этот вагон в наше распоряжение.
Ночью, под надоедливый аккомпанемент сверчков и прочих насекомых, мы размещаемся в роскошном купе. Мои товарищи уже крепко спят, когда поезд медленно отходит от станции. В пути так ужасно трясет, что я боюсь, как бы меня не выбросило из постели. Ширина колеи всего 60 сантиметров! Крошечный вагон демонстрирует чудеса равновесия, от продольной и поперечной качки начинает мутить. Всю ночь не смыкаю глаз. Мы проезжаем через дремучие, гнилые джунгли.
Утром прибываем на конечную станцию. Офицер магараджи угощает нас сытным завтраком. Около вокзала приготовлены машины: для нас автобус, а для снаряжения – грузовой "шевроле". Меня усаживают на переднее сиденье. Уже больше месяца мне не приходилось быть в таком положении, но я настолько похудел, что не могу оценить по достоинству предоставленный мне комфорт. Тридцать километров, отделяющих нас от Бимпеди, можно было бы покрыть за несколько минут. Мы же потратили на этот путь более двух часов. Дорога узкая, но неплохая. Через многочисленные горные реки перекинуты стандартные, готовые мосты. Эта дорога – единственная в Непале, и жители очень ею гордятся. Она является важной жизненной магистралью, ведущей в Катманду. Понемногу набираем высоту. По временам встречаются серпантины. Грузовик неотрывно следует за нами. Взгромоздившиеся на него шерпы в восторге. Большое количество местных домов покрыто гофрированным железом. Это, пожалуй, наиболее безобразный из даров западной цивилизации местному населению. В 11 часов приезжаем в Бимпеди, где нас ожидают лошади и «дэнди» Носилки для переноски пассажира в сидячем положении

.
Дорога здесь кончается, и, чтобы добраться до Катманду, куда мы должны прибыть к вечеру, приходится использовать горную тропу, непроходимую для автомашины.
У Удо болезненные фурункулы, которые он получил, ухаживая за нами, и, следуя моему примеру, он выбирает себе "дэнди". Тропа сразу же начинает подниматься серпантинами по очень крутому склону.
Поразительно ловкие носильщики ухитряются идти так, что я не чувствую ни малейшего толчка. Смена происходит на ходу, без снижения темпа. Путешествие длится весь день. «Дэнди» слишком мал для меня, и я вынужден согнуться чуть ли не вдвое, всячески оберегая свои повязки. Долго оставаться в таком положении невозможно. Удо "для храбрости" делает мне уколы солюкамфоры. Вдоль дороги разбросаны рест-хаузы – здания, предназначенные для отдыха приглашенных гостей магараджи. В час дня мы прибываем в крепость, занятую соединением гурков. Непальцы, видимо, очень гордятся этим укреплением, построенным в стиле Вобана Знаменитый французский военный инженер. (Примеч. перев.)

.
После легкого завтрака в рест-хаузе, расположенном наверху крепости, мы снова трогаемся в путь, так как до Катманду еще далеко и нам предстоит перейти через два перевала.
Мое положение становится невыносимым. Единственный выход, уже испытанный в мрачные дни Лете, – отупеть, оцепенеть, постараться отвлечься от настоящего, забыть о страданиях и боли. Как будто уже смеркается. С перевала высотой 2000 метров открывается горизонт. Подняв голову, замечаю множество тросов, пересекающих долину. Канатная дорога? Не может быть! Да! Это канатная дорога, причем, как я узнаю, самая длинная в мире: она тянется более чем на 30 километров и обслуживает Катманду с его окрестностями, то есть более ста пятидесяти тысяч жителей.
Мои товарищи на резвых лошадях ушли вперед. Говорят, они нас будут ждать у начала автомобильной дороги. Откуда здесь автодорога? Я не могу скрыть удивления, когда узнаю, что до Катманду мы доедем на машине. Как сюда могла попасть автомашина? Надеюсь, не по этой узкой тропе, где мы сейчас проходим с трудом!
Урывками удается получить кое-какие сведения.
– Она доставлена носильщиками? – И, обернувшись к Удо: – Значит, они толкают машину по этой тропе? Чепуха, посмотри, какая крутизна! В некоторых местах не пройдут рядом и двое пешеходов. Да возьми хоть сейчас! Мы только что перешли по металлическому мостику не более полутора метров шириной.
– Они не толкают машину… Они ее несут.
– Невероятно! Говорят, есть даже грузовики… а как же два перевала по 2000 метров?
Мои собеседники объясняют:
– Машина со снятыми колесами устанавливается на большой платформе, которую несут 50–70 человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38