В наших спальных мешках уютно и тепло. Снаружи свирепствует пурга.
– Как… ты куришь?
Знаменательный день! Лионель Террай курит только в исключительных случаях.
Мы без конца возвращаемся к основной теме.
– Как ты думаешь, остальные смогут подняться с ходу? И после небольшой паузы:
– Ах, если бы муссон дал нам время!
При слабом свете фонаря я едва вижу кольца дыма, поднимающиеся от наших сигарет. Лицо Террая тонет в темноте.
Скоро ли Нуаель придет из Тукучи с основным грузом снаряжения и продуктов?
Однако усталость дает о себе знать. Террай, экономный, как всегда, гасит свет. Через несколько минут мы погружаемся в небытие…
Ночью чувствую какие-то толчки. Слышится продолжительное ворчание; чья-то рука задевает меня по лицу. Зажигается свет.
– В чем дело?
– Ничего, просто мне пора!
– Как, уже?
Террай поспешно натягивает ботинки, выходит из палатки и будит шерпов. В продолжение всей экспедиции он неизменно верен своей тактике ранних выходов. Конечно, он прав, так как снег на рассвете намного лучше. Но какое нужно мужество! Оно есть лишь у него. Закрыв глаза, я с глубоким удовлетворением думаю о том, что, пока остальные трудятся в поте лица, я могу нежиться в тепле, а шерпы будут всячески за мной ухаживать! С первым проблеском зари слышу звонкое:
– До свидания, Морис!
– До завтра, желаю успеха!
Террай аккуратно застегивает палатку. Незаменимый Террай! Я не знаю во Франции никого, кто бы больше приближался к типу идеального товарища для экспедиции.
Проходят часы, солнце освещает и согревает палатку. В лагере абсолютная тишина. Оба моих шерпа тоже отдыхают… Однако уже поздно. Лежа в спальном мешке, начинаю кричать:
– Ангава! Кханна! Кханна! Слышны приглушенные голоса, затем:
– Yes, sir!
Начинается какая-то возня.
Медленно выползаю из спального мешка. Ботинки замерзли, и, чтобы их надеть, приходится долго по ним колотить. Надеваю пуховую куртку, кепи, очки: можно высунуть нос наружу. Погода великолепная, но все дно ущелья закрыто морем облаков. Над головой – ясное небо. Ночью выпало много снега, и я думаю о Террае, пробивающем сейчас себе путь. С помощью бинокля можно различить его следы, и вскоре я обнаруживаю связку как раз под первой стеной. Он воюет со своими шерпами и, вероятно, кричит до хрипоты. Рассматривая окрестности лагеря III, внезапно вижу две черные точки, спускающиеся оттуда.
Ведь все четверо должны подниматься в лагерь IV; очевидно, плохое физическое состояние моих товарищей сильно подорвало их моральный дух.
В ущелье Миристи-Кхола появляются тяжелые облака, их необычный сероватый цвет внушает тревогу. Меня одолевают мрачные предчувствия. Не предвещает ли это начало муссона?
Даватондуп чувствует себя все хуже и хуже. С первой же группой я отошлю его в лагерь I. Сейчас он стонет, лежа в своем спальном мешке, и держится двумя руками за живот.
Снова идет снег. Залегаю в палатку и, лежа на надувном матрасе, начинаю дремать. Вскоре раздаются крики. Это наверняка Ляшеналь, я кричу в ответ. Сейчас, после многочисленных рейсов, следы на плато так перепутались, что звуковой сигнал будет очень кстати. Через несколько минут появляются Ляшеналь и Кузи.
– Нет смысла продолжать, – говорит Ляшеналь, – меня всего вывернуло наизнанку!
– А у меня адски болела голова, – прибавляет Кузи, – даже приняв аспирин и снотворное, я не сомкнул глаз.
– Если бы ты его слышал! – подтверждает Ляшеналь. – Он жаловался всю ночь, ему казалось, что череп раскалывается на части.
– Влияние высоты, – говорю я. – Вы правильно сделали, что спустились. А как другие? Пойдут ли они вверх с Лионелем?
– Знаешь, – объясняет Ляшеналь, – мы все неважно чувствовали себя наверху, особенно после того, как всю ночь шел снег. Я не могу тебе точно сказать. Думаю, что они дожидаются Лионеля, чтобы решить вместе с ним.
Входим в палатку. Ляшеналь явно наслаждается комфортом. У Кузи на спуске головная боль исчезла – знакомое явление: как только теряешь несколько сот метров высоты, все признаки горной болезни бесследно пропадают. Пока товарищи переодеваются и высушиваются, я иду к Ангаве выяснить насчет завтрака. Тут уж скупиться не приходится. Все резервы должны быть пущены в ход, чтобы поставить на ноги наших товарищей! При такой тяжелой работе они почти ничего не ели с позавчерашнего дня.
К моему большому удовольствию, сытный завтрак имеет у товарищей огромный успех. Вскоре мы растягиваемся на матрасах, и беседа идет уже в более оптимистичных тонах.
Внезапно палатка открывается, показывается взволнованное лицо Ангавы.
– Бара-сагиб, идут другие сагибы! Затем, после паузы:
– Бара-сагиб, слушай!
Действительно, до нас доносятся какие-то крики.
Так как снег валит непрерывно, я быстро надеваю гетры, штормовку и выхожу. В десяти метрах ничего не видно. Время от времени отчетливо слышу какие-то крики. Это, несомненно, сагиб, так как шерпы понимают друг друга на очень большом расстоянии. Голос доносится не со стороны лагеря III, а откуда-то гораздо ближе к гребню "Цветной капусты". Две возможности: или кто-то из лагеря III уклонился при спуске влево и попал в зону трещин, или это кто-нибудь из лагеря I, поднявшийся слишком высоко. Во всяком случае, очевидно, что опасность ему не угрожает, так как в горах можно всегда отличить сигнал бедствия. В свою очередь начинаю кричать. Несмотря на расстояние, неизвестный меня услышал, он как будто понял и уходит влево. Крики приближаются, я могу уже давать объяснения:
– Влево, все время влево, вдоль большой трещины… Я повторяю это, пока не доносится ответ:
– Понятно!
Через четверть часа к нам приближается белое, шатающееся привидение, в котором я с трудом узнаю Шаца.
– Где Ребюффа?
– Я спустился один!
– Как! Ты что, спятил? В плохую погоду и в такой обстановке! Это уж черт знает что!
Я чувствую, что мое лицо краснеет от гнева.
– Но послушай, старина, – оправдывается Шац, – я не мог поступить иначе, я чуть не сдох в лагере III и не только бы не смог помочь завтра Лионелю, но просто был бы там лишним ртом. Поэтому я и решился спуститься!
Я разозлен не на шутку. Кажется, впервые с момента отъезда экспедиции я выхожу из себя:
– Черт возьми! Находясь в весьма неважной форме, ты лезешь на рожон, причем абсолютно без всякой пользы! Представь себе, что Ангава не услышал бы твоих криков… Ты бы там и остался!
Ну ладно, что было, то прошло. Сейчас нужно, чтобы наш товарищ пришел в себя после пережитых треволнений. Горячий чай и сытная пища вызывают краску на его лице. В свою очередь он проникается царящим в лагере оптимизмом и видит будущее уже в более розовых тонах.
– Лионель добрался до лагеря III? – спрашиваю я.
– Он сильно задержался из-за глубокого снега. Спускаясь в тумане, мы с Гастоном наткнулись на него. Он был в таком приподнятом настроении, что мы вернулись с ним обратно.
– Как это получилось, что Гастон не пошел с тобой?
– Сейчас я тебе объясню. Мы устроили небольшой военный совет. Лионель сказал, что лагерь IV должны установить те, кто ночевал в лагере III, то есть Кузи, Ляшеналь, Гастон и я. Хотя двое спустились, задание все равно необходимо выполнить.
– Значит, вы решили подниматься вместе с ним?
– Совершенно верно.
Как всегда, для Террая – дело прежде всего. Он считал, что именно так он выполнит свой долг!.. Но Шац продолжает:
– Я страшно устал и сказал Лионелю, что будет глупо, если я завтра загнусь на склоне. Лучше всего мне спуститься для отдыха. Позже мы с Кузи снова составим связку.
– Значит, завтра Лионель и Гастон идут вверх?
– Да, если будет приличная погода.
Смогут ли они продолжать, кто знает? Может быть, именно им улыбнется счастье?
Снаружи доносится какой-то шум, шерпы оживленно переговариваются. Еще что-то новое? Высовываю голову из палатки и вижу Аджибу, поднявшегося из лагеря I, в сопровождении нескольких шерпов. Сзади него стоит молодой носильщик по имени Панди. Несмотря на технические трудности, он прекрасно дошел до лагеря II. Теперь он уже почти шерп. Чтобы отметить это повышение в звании, мы дарим ему великолепный нейлоновый жилет, который он тут же с гордостью надевает. Аджиба протягивает мне два листочка, читаю вслух:
"Лагерь I, 29 мая 1950 г.
Марсель Ишак Морису Эрцогу
Анг-Таркэ прибыл в 12 часов 10 минут. В базовом лагере находится груз для 22 носильщиков.
Для челноков между базовым лагерем и лагерем I можно использовать молодого парня, которого привел сюда Анг-Таркэ. Сам Анг-Таркэ спускается сейчас в базовый лагерь, чтобы встретить Нуаеля и его 15 носильщиков. Он постарается отобрать некоторых из них для челноков.
Отошлите Аджибу как можно скорее со списком необходимых вещей (высотные палатки?).
Нужно ли, чтобы мы сопровождали шерпов между лагерями II и III и когда именно?
Марсель Ишак".
Какая хорошая новость!
Итак, Нуаель подходит! Теперь мы получим все запасы продовольствия и уверены, что недостатка ни в чем не будет. В лагере царит радостное оживление.
Вторая записка – от Нуаеля. В ней он пишет, что получил мой приказ, и сообщает о своем скором прибытии. Это послание отправлено из Тукучи 25-го числа, на другой день после прибытия Саркэ. Вот молодец! За 36 часов он прошел путь, обычно требующий 4–5 дней, он хорошо поработал для экспедиции, и ее начальник сумеет отблагодарить его при удобном случае.
Чтобы отпраздновать эти счастливые события, мы открываем бутылку рома… Но нельзя терять время. Аджиба должен немедленно спускаться, чтобы продолжать свои челночные рейсы. Поэтому я тут же пишу сагибам нижних лагерей следующую записку:
"Лагерь II, 29 мая 1950 г.
Эрцог Нуаелю, Марселю и всем сагибам
Благодарю Нуаеля за быструю переброску тыла. Это вселяет в нас большие надежды. Вчера установил лагерь IV в верхней части ручки «Серпа». В настоящее время в лагере III (6600 метров) находятся Террай, Ребюффа и два шерпа.
Ближайшая цель: установить лагерь V перед завершающим штурмом, который будет производиться последовательными связками.
Марселю – очень срочно: пусть Саркэ, Аджиба, Путаркэ и Панди поднимутся сюда завтра как можно раньше с двумя большими палатками, двумя спальными комплектами (мешки и матрасы) плюс 1 большой примус (кольман) и 2 литра бензина плюс кассеты к киноаппарату (отсылаю заснятые) плюс аптека (снотворные пилюли, 10 тюбиков аспирина, 8 банок мази против обморожения, пять тюбиков глетчерной мази) плюс 4 пары гетр плюс дополнительный высотный комплект.
Остальное добавить продуктами (не забыть колбасу, бутылку коньяку).
Взять из рюкзака Ляшеналя чулки, три пары носков, кеды, рубашку, кальсоны.
Связь по УКВ сегодня в 20 часов.
Кузи и Шац завтра спустятся и дадут дополнительные указания.
Важно: все это нужно отправить очень рано, так как ты с Ляшеналем ждем здесь, чтобы выйти в лагерь III с Саркэ и Путаркэ.
Если погода будет хорошей, надеемся на успех!
Морис Эрцог".
Аджиба и Панди принесли высотный комплект, продукты и одну УКВ-рацию. Сегодня вечером в 20 часов, как условлено, попробуем наладить связь. Наконец-то! Сообщение с тылом будет теперь значительно облегчено.
Я очень доволен работой Нуаеля: он показал нам, на что способен. Если бы не он, победа до наступления муссона была бы невозможна. Иду взглянуть на Даватондупа, которого я хочу возможно скорее отправить вниз. Он выглядит совсем умирающим, и, конечно, спускать его сейчас в такую бурю невозможно. Отложим это на завтра. Аджиба не теряет даром времени и удаляется налегке своей широкой, неуклюжей походкой. За ним семенит Панди. Через несколько минут они исчезают в тумане.
Устанавливаю рацию. Время от времени нажимаю на педаль:
– Алло, говорит Эрцог. Мата, как меня слышишь?
В ответ раздается только треск. Вскоре я ловлю индийскую музыку, исполняемую в бешеном темпе. Еще немного – и я пущусь в пляс здесь, в самом сердце Гималаев, на высоте 6000 метров!
– Алло, говорит Эрцог. Мата, как меня слышишь? Снова молчание.
В 20 часов 15 минут, как условлено, связь прекращается. Радио действительно является слабым местом в экспедициях. Это, пожалуй, наше единственное упущение, но оно сможет иметь большие последствия. Немного огорченный
неудачей, я возвращаюсь в палатку, где застаю своих товарищей почти уснувшими.
На следующее утро погода хорошая: воздух исключительно прозрачен, солнце уже освещает палатку. Хорошо отдохнув за ночь, я без промедления вылезаю наружу. Маленькие снежные кристаллы блестят на солнце, как алмазы: ночью, вероятно, был мороз. План ясен: нужно дождаться челнока из лагеря I (надеюсь, что он не запоздает) и тут же выйти с грузом в лагерь III. Кузи и Шац все еще чувствуют себя неважно. Кузи думает отдохнуть здесь, тогда как Шац склоняется к тому, чтобы спуститься еще ниже – в лагерь I. Он будет сопровождать Даватондупа, состояние которого за последние три дня не меняется. В Ляшенале я замечаю перемену, его движения стали гораздо живее. Это бросается в глаза, когда он вылезает из спального мешка, проверяет, чем заняты шерпы, смотрит, где находится Террай…
Его самочувствие явно улучшилось, может быть, теперь он вновь в хорошей форме? В таком случае мы могли бы выйти первой же связкой.
– Но что там делает Аджиба? – спрашиваю я с нетерпением. Я ясно приказал ему выйти из лагеря I возможно раньше. Нам самим ведь надо сегодня уйти!
По очереди смотрим в бинокль:
– Смотри, Бискант! Хорошо видно, как поднимаются Ребюффа и Террай со своими шерпами.
– Они движутся очень медленно, – отвечает он.
– Снег очень глубокий. Им трудно идти.
Голубоватая дымка, предвещая хорошую погоду, поднимается из глубины ущелья Миристи-Кхола и растворяется в лучах солнца. Делаем несколько фотоснимков окружающих вершин и лагеря.
– Уже полдень, а Аджибы все нет!
За обедом возникает длинная дискуссия о проводниках Шамони. Ляшеналь излагает мнение о своей профессии. Проходят часы, Шац собирается спускаться с Даватондупом, и для меня становится ясно, что сегодня в лагерь III мы уже не выйдем.
– Салям, Бара-сагиб!
– Салям!
Уже 18 часов; к моей радости, появляются наконец Анг-Таркэ, Путаркэ и Саркэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38