Об этом князе история решительно ничего не знает. Зимой 1195 года «преставися князь Изяслав Ярославич менший месяца февраля, и положиша его в Феодори монастыри», однако неизвестно, где и когда он княжил. «Тоя же зимы месяца марта преставися благоверный князь Глеб Юрьевич туровский (по другим источникам не то „добрянский“ не то „дубровицкий“. — В. Ч.)… И привезоша его в Киев. Сретоша тело его митрополит с игумены и князь великий Рюрик. Положиша его во церкви святого Михаила златоверхого». Существуют разнотолки о том, чей это был потомок и где его на самом деле похоронили…
Наши средневековые историки постоянно фиксировали также места упокоения видных священнослужителей, многих княгинь и даже малолетних князей. Так, в 1199 году умер в шестилетнем возрасте Ростислав Ярославич, внук киевского князя Владимира Мстиславича, живший в Новгороде при отце, и летописец отметил, что положили его «в монастыри святого Георгия». В 1201 г. умерла мать этого князя-младенца, супруга Ярослава Владимировича «имянем Елена» и положена бысть в церкви святыя Богородицы в монастыре». Сообщение 1202 г.: «Toe же зимы преставися великая княгиня Ярославля, невестка великого князя Всеволода, Ефросиниа Борисовна в Переяславли и положена бысть в церкви Бориса и Глеба подле отца и матери».
И вот перед нами загадочный факт — один из самых известных князей того времени Игорь Святославич, внук Ольгов, умерший великим князем черниговским, не был похоронен в Спасо-Преображенском соборе, где находился главный некрополь, усыпальница чернигово-северских князей XI-XII-XIII вв. Да и вообще не существует никаких известий о его захоронении в храме. Конечно, нет летописных сведений о месте погребения и некоторых других князей того времени. Но если допустить, что Игорь был автором «Слова», восставшим в своем сочинении против христианских канонов и кощунственно возродившим общественную память о языческих верованиях, то не могли ли церковники, знавшие о его авторстве, запретить .родственникам упокоить тело «богоотступника» под святыми сводами?
Приведу для контраста подробное татищевское переложение летописных сведений о болезни, смерти и похоронах одной современницы Игоря, отнюдь не выдающейся, не оставившей никакого следа в политической или культурной жизни средневековой Руси. «6713 (1205)… Великая княгиня Мария Всеволода Юрьевича, лежа в немощи 7 лет и видев кончину свою, пострижеся в монастыри, его же сама устрои. И пребысть в нем 18 дний, преставися марта 19 дня, прежде отхода своего созывая чада своя и много их поучая, како жити в мире и любви, люди судити во правду, зане много чита божественных книг. Егда же иде в монастырь, везоша ю на санех. По ней иде князь великий и чада ея, сынове и дщерь, и множество народа, вси плакахуся. Проводивше же ю в монастырь, возвратишася и не видеша ю до смерти, зане не хоте никого же видети, кроме единыя дщери Всеславы (Вышеславы Ростиславли), иж приеха пред тем, при ней же и скончася. По смерти же положиша ю во гробе каменне и погребоша во церкви святой Богородицы. Константину же, сыну большему, прииде весть, яко мать его скончася, горько плакася, зане ему мать не яви, яко име намерение пострищися, и то учини в другий день по ея отходе».
Если бы мы имели такие же достоверные подробности о последних днях, кончине и похоронах Игоря Святославича, нам наверняка открылись бы многие сокровенные тайны и его времени, и его личности!.. Глубокой печалью веет от сдержанных слов: «6710 (1202). Преставися князь черниговский Игорь, сын Святославль. Той же зимы явися затмение в луне декабря 29».
Фантастически случайное совпадение редкого космического явления со смертью Игоря вызывает ассоциативные мысли о том, что он, литературный гений космического, почти неправдоподобного дарования, закончил свою земную юдоль непонятым и осужденным современниками, открыв своей жизнью и смертью череду трагических судеб в русской литературе новых времен…
И, быть может, сыновья Игоря, безусловно, осведомленные, об авторстве отца, разворошившего.упреками «Слова» княжеский муравейник Русской земли и одновременно призывавшего к единению, разделяли отцовские идеалы и помыслы, знали о попрании его законных прав на Киев? Есть поразительный исторический факт, который ни летописцы, ни позднейшие историки никак не объясняют. Может, за ним стоит нераскрытая тайна личности Игоря? Или он как-то связан с причиной довольно ранней смерти князя, который уже четыре с половиной года должен был занимать великокняжеский стол?
«6710 (1202). Преставися князь северский Игорь Святославич декемвриа 29-го дня». (В. Н. Татищев. «История Российская», т. 1N, стр. 168). Странно, что Игорь назван князем северским, но мы не будем гадать о причине такого поименования, обратим внимание на точную дату смерти — 29 декабря 1202 года. По языческому и христианскому обряду человека обычно хоронили на третий день. И вот сразу после похорон Игоря Святославича будто прорвалась плотина — Ольговичи, среди которых уже, очевидно, большой вес имели Игоревичи, соединившись с войсками Рюрика Ростиславича, напали на Киев, учинив неслыханное разоренье древней столицы Руси. «И створися велико зло в Рустей земли, якого же зла не было от крещенья над Кыевом. Напасти были и взятья — не якоже ныне зло се стася: не токмо едино Подолье взяша и пожгоша, ино гору взяша .и митрополью святую Софию разграбиша и Десятиньную святую богородицю разграбиша и монастыри вси и иконы одраша…»
Произошло это 2 января 1203 года, то есть на следующий день после похорон Игоря, и можно предположить некую связь между двумя столь близкими событиями. Простившиеся с телом отца Игоревичи должны были тут же сесть в седла и скакать, меняя коней, долгую ночь по заснеженной дороге, чтоб на следующий же день подступить к Киеву. Позже три сына Игоря — Роман, Святослав и Ростислав, призванные галичанами на княжеские столы как внуки Ярослава «Осмомысла», будут повешены местным боярством — такой массовой и жестокой казни князей на Руси не было «от крещенья над Кыевом» и не будет никогда позже…
Есть и другие загадки, связанные с жизнью и смертью Игоря Святославича. Почему летописцы посвятили его младшему брату Всеволоду, князю удельному, развернутый, с чувством написанный некролог, а о смерти Игоря Святославича, умершего после четырехлетнего черниговского стольного княжения, сообщили столь скупо, в одну строчку? И почему во враждебной Игорю Лаврентьевской летописи, которую, очевидно, цензуровал сам Всеволод Большое Гнездо, покойный даже не удостоился отчества? Приведу это сверхкраткое летописное сообщение и — опять для контраста — последующую фразу: «В лето 6710. Преставися князь Черниговьскый Игорь. Того же лета преставися княгыни Михалкова Февронья, месяца августа в 5 день, на память святого мученика Евсегния, и положена бысть в церкви святыя Богородица, в Суждали» (ПСРЛ, т. 1, 1846, стр. 175).
…Однако самое таинственное открылось мне в знаменитом рукописном средневековом источнике — Любечском синодике. Не раз я вчитывался в этот исключительный по своей исторической ценности документ, где записаны для поминовений при церковных службах черниговские удельные и владетельные, стольные, называемые «великими», князья.
Отсутствие в Любечском синодике Владимира Мономаха, его отца Всеволода Ярославича, а также Бориса Вячеславича, сына смоленского князя Вячеслава Ярославича, сидевших на черниговском столе в последней четверти XI в., объясняется просто — составители синодика справедливо считали законными владетелями Чернигова только потомков Святослава Ярославича, четвертого сына Ярослава Мудрого. Но почему в этом драгоценнейшем историческом документе не назван по имени князь Игорь? Загадка! Читаю список в том месте, где должен значиться Игорь Святославич. Синодик упоминает «Великого князя Ярослава черниговского, в иноцех Василия, и княгиню его Ирину». Как известно, Ярослав Всеволодович княжил в Чернигове с 1177 по 1198 год. Назван по именам и отчеству великий князь Всеволод-Даниил Святослав(ич) черниговский (Чермный) и княгиня его Анастасия. Этот князь впервые занял черниговский стол в 1204 году.
Как мы знаем, с 1198 по 1202 год великим черниговским князем был Игорь Святославич, однако Любечский синодик между Ярославом Всеволодовичем и его племянником Всеволодом Святославичем помещает некоего «Великого князя Феодосия Черниговского…». Но в Чернигове никогда не сидел князь Феодосий, и вообще на Руси среди сотен удельных и великих князей не было князя, носившего такое имя! Если Игорь Святославич не назван в синодике, то это чрезвычайно показательно, только я предполагаю, что под псевдонимом «Феодосий» — это имя самого досточтимого святого русской церкви — записан в поминальник Игорь! Допускаю, что он, будучи автором полуязыческого «Слова», «покаялся» перед смертью в своих «грехах», принял схиму и в синодике значится его монашеское имя.
И еще очень важное. В Любечском синодике есть продолжение поминальной записи о загадочном великом князе черниговском Феодосии — в ту же строку местные священники записали «и княгиню его Евфросинью». Не Ярославна ли это «Слова», мать всех детей Игоря?
Под именем Евфросиньи Ярославны супруга Игоря проходит во всем современном «Слово»-ведении. Ее впервые назвала Екатерина II в своих «Записках касательно российской истории», но источник этого сведения нам неизвестен, как и источник первоиздателей «Слова», также назвавших жену Игоря Евфросинией. Не исключено, что Екатерина II, наверняка не знакомая с Любечским синодиком, который был обнаружен в крохотной провинциальной церкви сто лет спустя после ее «Записок», знала какой-то не сохранившийся летописный манускрипт.
Загадка имени Ярославны остается, и пока единственный достоверный источник — Любечский синодик, где она, Евфросинья, названа «княгиней», то есть супругой князя Феодосия, под которым, вероятно, следует подразумевать Игоря. Кстати, только в этом синодике названы по именам современницы Евфросиньи Ярославны — Мария, жена великого князя киевского Святослава Всеволодовича, н жена Ярослава Всеволодовича черниговского Ирина…
И Любечский синодик молчаливо хранит главную для меня тайну! Если Евфросинья — это Ярославна «Слова», а «Великий князь Феодосий Черниговский», то почему тогда Ярослав-Прокопий Всеволодович-Кириллович, очевидно, также принявший перед смертью схиму, значится в поминальнике и по своему светскому имени, и по монашескому (Василий), а для поминовения его преемника на княжеском столе Игоря оставлено только монашеское имя? По какой такой важной причине средневековые черниговские священники, записав полными именами множество князей, среди которых немало второстепенных, таких, что даже не зафиксированы в летописях, не решились назвать ни светского, ни христианского имени великого князя черниговского Игоря-Георгия Святославича-Николаевича? Исключено, чтоб они не знали этих имен, но не исключено, что они знали, кто был автором «Слова», отвергнувшим христианскую смиренническую мораль и возродившим рудименты языческих верований…
Наконец, еще одна глубокая тайна того времени, которая приоткрылась мне много лет назад. Она связана именно с годами черниговского княжения Игоря. Приведу для начала слова замечательного знатока русской старины, историка, археолога, великого библиофила и собирателя рукописей Ивана Егоровича Забелина, книжный дар которого составил основу московской Исторической библиотеки: «Все, что сохранилось от прежней жизни человечества… могло сохраниться под видом памятников… Каждый памятник есть… свидетель, очевидец великого, в бесконечном разнообразии единого дела, именуемого творчеством… Только подробным описанием и расследованием… почтенных остатков старины мы достигнем возможности выяснить себе нашу историю» (И. Е. Забелин. История и древности Москвы. М., 1867, стр. 29).
Это высказывание можно отнести и к великому памятнику истории, культуры и духовной жизни наших предков — Игореву Слову, и ко всем иным свидетелям стародавних времен — былинам, летописям, иконам, берестяным грамотам, средневековым законоположениям и официальным документам, монетам, гербам, печатям, предметам ремесел и прикладного искусства, архитектурным сооружениям.
Огромен объем информации, заложенный в любом памятнике архитектуры! Он, снабженный «подробным описанием и расследованием», свидетельствует о материалах, ремеслах, инструментах, мастерстве и строительных приемах предков, степени разведанности и освоения ими природных богатств, развития техники, технологии, транспорта. Каждая страница каменной летописи несет на себе печать своего времени, хранит историческую память о давних событиях, людях, их верованиях, достатках, духовной и творческой жизни, об их межобластнических и международных культурных связях. В памятнике запечатлены их понятия о красоте, чувстве меры, симметрии, пропорции, гармонии, об использовании ими эстетики строительного материала, пейзажа, цвета, света, рельефа. Как ценнейший продукт культуры, памятники архитектуры воспитывают эстетически, сообщают эмоциональные заряды положительного знака, будят мысль, вовлекают, человека в процесс познания, напоминают о вечных ценностях, участвуют в формировании психического склада народа и, приобщая к деяниям предков, утверждают жизнь в поколениях, укрепляют веру в будущее. Памятники становятся национальными святынями, государственными символами; они несут высокие общественные понятия, соединяя людей и содействуя гуманистическому развитию человечества. Возведенные или восстановленные в мирные времена, они напоминают о счастье созидания и творчества, о пагубности и аморальности войн, побуждают стремления к миру.
Черниговская Параскева Пятница! Стоит мне закрыть глаза, как она выпукло, рельефно является в воображении причудливым пирамидальным столпом, будто бы легкими своими красными стенами, изящными пучковыми пилястрами, небольшими апсидами, узкими оконцами, серебряными арками-закомарами, орнаментальными мережками, светлым барабаном — «вся добра возлюбленная моя, и порока несть в тебе»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81