А у Лидии появилось чувство, что предсказанный срок высвечивается какой-то грязной убогостью. Куцым обрывком ликующего блаженства бессмертия...
- Но сорок пять лет - это же мало, это почти завтра, - выкрикнула Лидия, трясясь всем своим плотным ярким телом.
...Но все уже задавали Айосье свои вопросы.
Егор обещал тщательно перепечатать протокол сеанса и каждому подарить экземпляр. Свое обещание он выполнил уже на следующий день. Видимо, не спал всю ночь.
...С годами, как бы шутя, он все чаще заводил разговор об этом спиритическом сеансе. Небрежно, в придаточном предложении, чтобы не заподозрили ничего, ронял: "Осталось двадцать девять лет... двадцать шесть... двадцать лет..." И постепенно в его голосе нарастал оттенок напряжения.
На другой день после спиритического сеанса Лидия сидела в своей комнате и смотрела в окно. Если б на одну чашу весов положить весь мир, а на другую Егора, то он перетянет все, с мрачным счастьем думала она.
3
Слухи о том, что на комсомольском собрании будут разбирать духовидцев во главе с Крутывусом, никого не удивили: "Протоколы" этого опыта в четырех машинописных экземплярах вращались во всех параллельных десятых и даже в девятых. Автоматически Егору присвоили статус зачинщика.
- Комсомольцы верят в духов! - завуч Валентина Мартемьяновна гневно тыкала пальцем в гонористую подпись "Крутывус". - Не скрывается даже!
Вообще-то учителя и сами с огромным интересом прочли протокол спиритического сеанса. Видать, материализм уже достал всех и хотелось чудесного. Но страх перед компетентными органами толкал создать образ врага. Эта роль и отводилась Егору.
...Класс замер, вдыхая чугунный воздух собрания. Директор, завучи и парторг по-разному держали в руках замусоленные "Протоколы". Кто-то - как важную улику, кто-то - брезгливо, как будто бумага заражена особо опасными микробами. И только классная руководительница Татьяна Николаевна взяла протокол и повертела в руках, как простую бумажку. Татьяна Николаевна передала улику посланнику райкома ВЛКСМ, тихонько и умненько сидевшему во втором ряду. Классная и райкомовец обменялись взглядами однокурсников. Оба вспомнили вдруг, как однажды в общежитии он - тогда просто Толя - показал Тане девять способов самоубийства с помощью батареи отопления.
Перебрав листки, комсомолист встал и сказал со вздохом:
- Никогда этого не пойму! У нас что мало возможностей сделать жизнь интереснее без мрака?!
"А зачем ты мне показывал девять способов расстаться с жизнью?" - про себя уличила оратора Татьяна Николаевна. И в этот момент Лидия вдруг почувствовала, что все обойдется.
Егор сидел гордо, но без наглости, а примерно как ученый, на которого ополчилась вся инквизиция. Этот достойно-умный вид Лидию нисколько не обманул: поредевшая зелень на его фоне выдавала, что парень сильно боится. Ей хотелось перебросить ему надежное чувство, что в будущем они все равно будут вместе. Она даже была довольна, что все идет таким чередом: высокомерие-то у Егора облезет и он станет уделять ей больше внимания или времени. Или всё время - она бы не против, - которого не существует по Канту...
Лидия видела, что единственные, кто здесь не тяготился и не скучал, были Галька с Вадиком: они сидели рядом и прямо срослись плечами. Лидия не к месту вспомнила жалобы Гальки: Вадик целуется, как будто уже опытный. А он - Вадик - сидел безмятежный, не подозревая ни о своей опытности, ни о том, что вносит ею столько смятения в немудреный мир девичьих откровений.
- Как может в наше просвещенное время произойти такая дикая история? как артист-любитель протяжно воззвала завуч Валентина Мартемьяновна. - Идеи социализма, а не эта дурная мистика должны влиять на нашу жизнь!
- А как же быть с основным вопросом философии? - въедливо спросил Егор.
- Это с каким еще основным вопросом? - испугалась Мартемьяниха.
Все засмеялись. Стало легко. Лидия предложила взять Егора на поруки.
Комсомолист заиграл ей навстречу светлыми глазами:
- Тут вот девушка с оттенками топленого молока в голосе предлагает на поруки... Нет! Выговор и строгий - но без занесения в личное дело!..
Строгач без занесения! Все были за. Егор потом, пьяный от радости, неуклюже сжал тугую Лидину руку выше локтя:
- Какой он сказал у тебя голос? С оттенками топленого молока?
И еще раз сжал руку. В будущем, много раз возвращаясь в это сейчас, которое отстоялось в памяти грустной радостью, Лидия поняла - в общем, не хотела она этого понимать, но куда деться?.. Это когтистое пожатие Егора получилось где-то близким к дружескому. Без глубокого тепла. А она сама?.. Топленое молоко... Материнство какое-то, фу, глупости.
4
- Не беспокойся, - говорил отец, - у кого-то уже есть поклонники, у кого-то тоже нет. У Аллы нет... За тобою будут еще ухаживать вовсю! И оттенки топленого молока в голосе не помешают. Вот увидишь!
А Лидия продолжала после уроков ходить с Аллой, а иногда с Галькой и непременным ее приложением Вадиком по улице Героев Хасана, где жил Егор. По всему было видно, что ни с кем из девушек он не встречается. Но уж лучше бы встречался, что ли, думала Лидия. Тогда... отбросить его вместе с надеждой!..
Однажды на перемене Галька позвала Аллу в коридор и по секрету сообщила: Вадик вчера на свиданку лупу приносил - ее, Гальку, рассматривал в лупу, кожу на лице, на руках. Улыбку с ямочками хотел рассмотреть. Секрет искал - откуда ямочки.
Галька почему-то волновалась, и ясно было, что Аллу она выбрала на пробу: как та отнесется. Если нормально, то можно будет рассказать и Лидии.
- Он говорит, что я другая, не как все, но хотел это научно понять, что ли...
Алла смутно понимала, что Вадик относится к Гальке, как к существу уникальному, единственному в своем роде, и от этого - еще более ценному. Но все равно лупа - это уж вообще непонятно... Рассказ Гальки поразил Аллу так, что она минуту не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни языком - так была углублена в новое переживание. Так вот оно как бывает: мальчик приносит лупу и...
- Ну что ты молчишь? - спросила Галька.
- Ну что сказать - ты молодец, - сказала Алла, хотя понимала, что никакой заслуги Галькиной нет.
Алла ловила себя на том, что ей тоже хочется что-то такое в ответ рассказать, чтобы кто-то считал, что кожа на кистях рук Аллы особенно нежная. Сквозь лупу, не сквозь лупу - но нежная, но особенно. Но у Аллы ничего не было в жизни - плоскость, скучная пустыня там, где у Гальки вовсю шумел и развивался разноцветный пейзаж. Так Алла и стояла, закованная восхищением и хорошей, дружеской, но завистью. Она чувствовала, что отстает от Гальки. И даже от умной Лидии, у которой что-то с Егором - хоть и одностороннее. А у Аллы никакой стороны нет. Ну, тут надо покопаться. Как это так: у Лидии есть, а у нее нет? Наверное, что-то тоже есть. Она прислушалась к себе: есть. Точно есть!
Позвали Лидию, и она сказала:
- Лупа, конечно... А вот мой папа моей маме вообще на свиданиях светлячками волосы украшал, честно!
И всё. Лупа померкла. Раз и навсегда. Светлячками волосы! Здорово.
Алла долго набиралась уверенности и однажды по секрету сказала Гальке:
- Я сейчас знаешь что хочу... про Егора! Он ведь, негодяй, на два фронта сразу работает. То на Лидию посмотрит, то на меня.
Она выигрывала и проигрывала сразу. Выигрывала в интересе. Но проигрывала в порядочности, обвиняя Егора понапрасну. Егор был весь в другом. Его интересовали толстые журналы, он брал их у Шахецких, но сама Лидия Шахецкая как бы не очень его волновала.
- Скажу Лидии, что я решила пожертвовать Егором. Ради дружбы (и тут ей стало хорошо на душе).
Лидия совершенно не удивилась, что Алле вдруг тоже стал нравиться Егор Крутывус. Он ведь замечательный. Лидию удивило, что Алла сказала однажды:
- А давай вместе поставим по свечке! На снегу, чтобы снег охолодил огонь... Надо смотреть на огонь свечи, представлять, что это сгорает твоя любовь. И нужно повторять: "Свеча догорает - любовь улетает". И когда огонь коснется снега, погаснет, надо представить, что все внутри уже наполнилось тоже холодом. И все навсегда уйдет! Мне мама сказала.
- И чего это она тебе сказала? Зачем? - удивилась Лидия. - Мужчин впереди много, а мы с тобой единственные. Давай не будем ссориться из-за Егора. Давай подождем до Нового года, если он нас пригласит... Ну, а если пригласит, то сам выберет среди нас с тобой...если тебя, я мешать не буду! Ни за что!!! Дружба - это для меня все!..
Они высоко о себе думали в этих бесконечных разговорах о Егоре, словно у них нет и тени сомнения, подозрения, что Егор может выбрать третью.
Но он их не пригласил.
"Дорогая Юлечка! Пишу тебе в новогоднюю ночь!
Мы с Аллой были разные. Каждая - несгибаема в своем решении. Я бесконечно мучиться своей драгоценной любовью к Егору. Алла - сжечь ее и заледенить. Она выбрала свечу потолще, чтобы магической силы в ней было побольше. Я стояла в отдалении, отсчитав восемь шагов, хотя сама не знаю, почему - восемь... Так я была уверена, что непонятная сила не заденет меня. А в окне Крутывусов глухо задернуты шторы, и я даже подумала, что в мире будет меньше тепла после того, как свеча Аллы сгорит...
Видимо, в это время Егор получил приказ мамы вынести мусор (оказывается, у них никто не собрался, потому что умер дед Егора).
- Свеча горела на снегу, свеча горела! Привет! А вы чего тут делаете?
Алла молчит, а я спросила:
- Что ты будешь делать сегодня ночью?
- Предки уснут, а я собираюсь провести опыт. Исследование необычных состояний психики. Выпью вина, включу самонаблюдение. И все буду записывать. Потом напечатаю "Протокол опьянения" на машинке. В четырех экземплярах. Но вы никому ...ни слова!
Так мы долго еще бы стояли, но в форточку высунулась мама Егора:
- Егор-маленький! Где ты так долго?
Оказывается, папу Егора тоже зовут Егором! Он Егор Егорович! И мама зовет его "Егор-маленький". Это в семнадцать-то лет!.. Но я тут вот от чего, Юлечка, огорчилась. Моя мама тоже, если я на минуту опаздываю с прогулки, кричит в форточку: "Немедленно домой!" Но не потому, что опасается за меня, маленькую, а потому что я должна быть взрослой и точной, как взрослые!.."
3. Университет
1
Первого сентября университет показался Лидии пустыней, где стоит посреди песков памятник - Ленин, денно и нощно объясняющий Горькому основы материализма.
Прошедшее лето - одна вспышка прошлого и больше ничего. Как сдавала экзамены, что делали родители... Впрочем, про родителей вот что запомнила: перед мамой стоял на коленях сам Александр Юрьевич Грач! В коридоре филфака. Мама вычитала его докторскую диссертацию и сделала более тысячи поправок, а он за это на колени, при всех... Эффектно, ничего не скажешь... Вдруг Лидия из-за постамента услышала знакомый едкий голос:
- А когда Кант сказал, что времени и пространства не существует, то все мистики - во главе с Вивеканандой - встали и зааплодировали.
Лидия увидела, что памятник вообще-то утопает в зелени: купы деревьев тут и там украшали пустыню где-то внутри сознания Лидии. Она была рада, что может подойти, увидеть Егора, ощутить, что жизнь едина, что нет полного разрыва между школьной жизнью и новой, университетской.
Лидия вспомнила, что вчера Алла говорила: Егор помог поступить и Фае Фуфаевой, написал за нее сочинение. Конечно, с сочинением помочь можно нужно лишь рядом сесть. Но как же Фая сдала устный экзамен? Она ведь все читала по диагонали и искренне полагала, что Печорин убил Ленского...
Юноша, стоявший рядом с Егором, блистал крахмальной красотой. Лицо Егора казалось благополучным и очень здоровым рядом с лицом его собеседника. Лидия уже не видела лепестковости в чертах Егора-маленького то ли он взрослеет, то ли она уже может замечать у него всякие недостатки. Чувство освобождения такое. Она подошла к беседующим:
- Привет! А Фая где? Я - Лидия Шахецкая, а вы кто?
- Привет-привет, сказал Егор. - Фая сейчас должна подойти.
- А я Евгений Бояршинов. Просто - Эжен. Так что Кант?..
- Здесь не кантовать, - попросила Лидия.
- У! Твоя фраза - как волшебное северное сияние над бескрайней бедной тундрой, где карликовые деревца жалко жмутся к земле, - восхитился вдруг Эжен.
Егор сделал оскорбленное лицо: это он тундра?!. Или Кант? Эжен смотрел на кипение Егора и думал: ага, теперь я буду знать, на какую кнопку нажать, чтобы воздействовать на тебя, эта кнопка - интеллект. Похвалю за ум - одно, не похвалю - другое.
Чтобы как-то выйти из тупика молчания, Лидия сказала:
- Может, наоборот: Егор - северное сияние, а мои слова - тундра?
- Может быть, и так, - легко согласился Эжен. Он давно понял в своей почти бесконечной семнадцатилетней жизни, что, провоцируя собеседника, легко раскрыть в нем интересные глубины.
В колхоз, на уборку картошки ехали в одной машине . Егор решил сесть рядом с Эженом. А Лидию движения студенческих тел притиснули почти вплотную к Эжену с другой стороны. Справа от Лидии сидела ярко накрашенная девушка, которая сходу предложила следующим летом вместе поехать на целину или в стройотряд. "Надя", - представилась она после этого. Вдруг под парусными выстрелами тента Лидия увидела, что кузов окружен зелеными купами деревьев, и сама не заметила, как призналась Наде:
- Я поклялась неизвестно кому, что если поступлю в университет, поеду по распределению, куда Родина пошлет - хоть в самую глушь!
При этом она так и думала: "РОДИНА". Ведь речь шла о судьбе, а судьба примерно такой же величины, как и Родина.
Похожий на молодого хозяйственного мужичка Витька Шиманов, сидевший напротив Нади, спросил у нее:
- Ты веришь в алые паруса?
Половина кузова подумала, что этот Витька Шиманов безнадежный дурак, другая половина одобрила его за тонкий юмор.
Егор смотрел на Шиманова: парень, конечно, пошире костями, чем остальные, но не такой здоровяк, чтобы над ним брать шефство интеллектуальное. Они, здоровяки, обычно придавлены своими мясами, они нуждаются... Жаль, Володя Пилипенко все еще болтается в десятом классе. Ладно, хорошо, что родители дали на всякий случай много денег. Егор чувствовал, что этот "всякий случай" сведется к определенному случаю и он купит себе и окружающим много вина для знакомства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18