-И упаси Бог вас возвращать! Кланяйтесь от меня Анне Лукьяновне и Льву Аронычу!
Начался ликующий мажорный киножурнал: там сеяли, плавили сталь, запускали самолеты, испытывали машины, ткачихи ткали десятки километров ситца, в общем, всеми силами старались развеселить Лидию. Но у них ничего не получилось, пока не раскрылась дверь и в призрачном трепещущем конусе лучей появился Солодкевич. Но появился он с большим добавлением: курсовички и дипломницы мерцающей стайкой потянулись за ним.
Лидия поняла вдруг, что папа прав: Солодкевич смешной человек. Какой-то малолетка, если он это вот все специально сочинил... Фильма она не запомнила. Он закончился, и Лидия первая выскочила из зала. Она направилась в общежитие к Надьке.
В комнате Надьки не было, и Лидия побрела на общую кухню. Там вся в распущенных волосах стояла Инна Разлапова и что-то быстро мешала в кастрюльке, пыхающей зеленым паром.
- Фитиль вывариваю - от примуса, - деловито пояснила она, - знаешь, какой пояс красивый будет.
Лидия заглянула в кастрюлю: там в пузырчатых слоях вилось нечто вроде плоской зеленой змеи.
Лидия хотела спросить, но тут же сама вспомнила, что Надька должна была делать стенгазету.
- А ты, Инна, почему не делаешь "Горьковец"?
- Я еще из себя-то не все сделала, - и Инна озабоченно подлила в варево что-то из уксусной бутылочки и подсыпала краски из пакета. Долго все перемешивала.
Пар побежал вверх с фиолетовыми прожилками, отбрасывая на лицо Инны размытые рефлексы.
Пылая Солодкевичем, Лидия с топотом обрушилась с пятого этажа на первый.
- Что с тобой? - искренне испугался Женя. - Бледная...
Но он тут же спохватился и добавил, набирая привычный тон:
- Словно ты попала под первый трамвай, как Гауди в Барселоне!
Лидии показалось: сердце вскочило на коня. Она замерла, надеясь, что Женя еще произнесет какое-то количество звучных красивых слов. Надька с сигаретой наготове, как мужик, переминалась с ноги на ногу: "Пойдем поговорим!".
Лидия обрушила на Надьку бурные жалобы, а та пристрастно выслушала, потом напоследок затянулась от плюгавого окурка и сказала:
- Ты, девка, не поняла! Здесь все... вообще-то ты должна чуть ли не ликовать. Солодкевич испугался, вот и набрал для уверенности этот цветник ходячий...
Вдруг Лидия резко устала: давай, Надька, ни слова больше о нем.
- Ладно. Вот тебе новость: Фая выходит замуж за Егора. Она сказала, что уже на третьем месяце.
Усталость как будто смыло этим известием.
Лидия встрепенулась: надо бежать в тихое место, домой, зализать раны, а после ванны, впечатляющего ужина и дремоты с книжкой на диване - можно посочинять поздравительные оды на свадьбу Егора и Фаи. Скорее, скорее!
Надька ворвалась в помещение, где камлали над стенгазетой, и метнулась к Бояршинову. Женя в это время стоял возле доски и вещал:
- Несчастные! Вы даже не представляете, как можно нарисовать траву! Вот так рисует Жан Эффель (заскрипел мелом по доске), это три запятых. А вот так изобразил бы Ван Гог - три змейки. На иконах, - он вознес перст, какая-то первозданность.
Надька остановилась. Послушала немного, но на Дюрере (пантеизм, в каждой травинке Бог) безжалостно прервала:
- Слушай, философ, догнал бы ты Лидию, проводил... вы вообще очень дополняете друг друга.
- Что? Лидию? - захохотал Женя. - Эту городскую дурочку, мутирующую в городскую сумасшедшую!..
Все, кто присутствовал, растерялись. Женя и раньше говорил оригинальные гадости, но про окружающий, про отдаленный мир. Своих, которые сердцевина мира, он не трогал. И это мило всех сплачивало, делало своими в огромной мере. По неопытности они не знали, что его нужно было остановить сразу. Теперь все вдруг спохватились... Чтобы отвлечься от тяжелого перекатывания внутри - последствия слов Бояршинова, - они продолжили работу над "Горьковцем". И все они думали: как отомстить за Лидию.
Егор бормотал:
- Конечно, можно обозвать каждый атом, но...
- Но станет ли от этого мир лучше? - закончил Витька Шиманов.
4. Рюмка мести
1
- Но Лидия ничего не должна знать, а то запоет опять: "Да Женя не такой, внутри он гораздо лучше". Есть в ней это пустое интеллигентствование.
- Девочка из профессорской семьи, что вы хотите...
- На нашей с Фаиной. Свадьбе. Мы осуществим! Возмездие. Это будет операция "рюмка мести"!-Егор, конечно, был уверен, что прекрасное будущее обеспечено: мы будем работать, развиваться, и в результате... Свадьбу Егор допускал как приятный довесок к твердому сценарию грядущего. - Спирт подкрасим соком, а Женя пить не умеет... вот и будет месть.
- А где спирт взять?
- У Аллы Рибарбар, она же медик.
- У, кислогубый, - лихо подхватила Галька идею мести, когда после лекций Надька зашла к ней в магазин. - Сказать, что Лидия - сумасшедшая!
Теперь уже Галька после работы зашла к Алле Рибарбар.
- Как Вадик? - спросила подруга.
- Пишет, что соскучился, а ты как - завела кого-нибудь?
- Венера любит досуг, - степенно ответила Алла. - А где у меня досуг? Знаешь, сколько медикам задают учить... А на свадьбе Егора кто-то будет из мужчин свободный?
На свадьбе из мужчин был еще Володя Пилипенко - Вол, бывший телохранитель Егора в школе. Его взбодренное холодом лицо постепенно в квартире нагрелось и начало струиться невиданным здоровьем. А Володю поразило, как блестят гладко зачесанные волосы Лидии:
- В твою голову можно смотреться, как в зеркало!
- Слушай, меня тоже все спрашивают, что я с волосами делаю, чем их смазываю, а я ничего... Мы, Володя, с тобой поговорим после, ладно? Я должна еще поэму досочинить... Ты ведь в этом году школу закончил: куда-то поступил?
- Поступал в универ на физику, не прошел.
- Жалко, потом это обсудим, хорошо?
- Прошлое - ничто, будущее - всё! - холодно-хрустальным голосом заявил Бояршинов. - Один звонок может изменить всю жизнь, судьбу.
Он собирался звонить в редакцию журнала "Юность", куда месяц назад послал свой рассказ.
- Да ну, не может быть. Один звонок не может изменить жизнь, возразил Вол.
Бояршинов не удостоил его ответом. Он уже со смехом показывал жениху щепотку фиолетовых лепестков, туго спеленутых ниткой: мол, купил невесте мерзкий кусочек цветов - ничего другого не нашел.
Невеста, то есть Фая, удачно скрывавшая свой токсикоз жеванием яблока, призывала всех рассаживаться. И тут Лидия заметила, что Галька с Аллой как-то странно-подозрительно хихикают вокруг Жени, накладывая ему салат в тарелку и что-то переставляя в приборе.
- Вы чего?
- Да ты, Лидия, посмотри на блюдце под лимонами. Узнаешь? Это его мы вертели здесь на спиритическом сеансе!
Мстители учли все, кроме того, что рассеянная Лидия сядет рядом с Женей. Мама Егора быстро сказала первый тост за молодых, Лидия подняла рюмку и хватанула чего-то расплавленного, но, видя, что все пьют и не морщатся, подавила кашель. Володя, сидевший справа, еще потянулся к ней чокнуться, и она еще раз глотнула спирт, закрашенный соком. Это была "рюмка мести"!
Крепясь на стуле, Лидия ощутила жажду и яростно выпила остатки.
Теперь если взять большие ножницы и нарезать на мелкие разноцветные куски все, что было, а потом кое-что потерять, остальное же склеить в произвольном порядке, получится то, что стала воспринимать Лидия после выпитого спирта.
Лидия искала в себе центр тяжести, чтобы встать и уйти домой, а там, в тиши, расставить по местам все куски сегодняшнего дня. Фая сразу же поняла, что Лидия выпила "коктейль мести". Пошептавшись с Надькой, она снарядила Володю проводить Лидию. Пришлось рассказать ему про "городскую дуру" и про план мести. И про рассеянность Лидии...
Лидия властно приказала шубе надеться на плечи, и та послушно прошелестела и легла на плечи, а шапка села на голову. На самом деле Володя в это время долго мучился, пытаясь втиснуть ее крупное тело в одежду. Калейдоскоп кусков нарезанной действительности крутился в голове Лидии. Она слышала, как Женя, захлебываясь от восхищения собой, произносит длинный тост:
- ...Я смотрю на часы-они остановились. Пусть жизнь никогда не остановит нас, как эти часы! Я вижу арбуз: он разрезан. Пусть жизнь никогда не разрежет нашу компанию на отдельные куски...
Только тут до Егора дошло, что "рюмка мести" попала не по адресу, и он восхитился непредсказуемой драматургией жизни. Но тут же слетел с высот суперменства, схватил бутерброд с ветчиной и стал совать его в рот Лидии: "3акуси!" Она лишь вяло помяла челюстями. "Вспотеет, мы пойдем", - сказал Володя и вывел Лидию.
На улице Володе пришлось в прагматических целях обнять ее. Она, конечно, статная от природы, но и он как никто силен физически! Первый снег обильно наметал пышные сугробы, и Лидия уселась в один из них:
- Ты, Володя, иди! Не задерживайся. Я уже свой дом вижу... А мне нужно многое продумать. Да и родители не должны увидеть... в таком виде. Я немного очнусь пока. Ты Жене не говори, что я купалась в сугробах тут...
Володю поразило, что она еще думала о Жене, но, впрочем, ей не известно ведь, как он о ней отозвался. Ему хотели отомстить, но Лидия же и подорвалась на этом спирте. И хорошо ведь, думал Володя, хватая ее чуть ли не в охапку и волоча к дому. Сначала Лидия чувствовала, что это как бы отцовские объятия. Вдруг откуда-то - обжигающе-бешеные прикосновения снега к шее: это Володя растирал ей шею и лицо, чтобы привести в сознание. И как бы по необходимости - целомудренно-обнимая Лидию, он старался сильнее прижать ее к себе. Но вот они уже возле самого ее подъезда, а Лидия снова села в сугроб:
- Всё! Сама... Спасибо, Володя! Иди. Я сама тут... Подожди! Не говори ничего никому... Жене ни слова.
Он ее тащит, весь в поту уже, а она села в сугроб и говорит только о Жене!..
- Лидия, лежать в сугробе - это бывает, но для профессорской дочки не очень хорошо. Вот кто-то мимо пойдет и увидит.
Он поднял ее и начал втискивать в подъезд, приговаривая: все будет нормально, не надо бояться родителей. Все вообще будет прекрасно: вот что означал его полубратский поцелуй. Все произошло так внезапно, что Лидию не успело даже затошнить от присутствия... от такого присутствия (потом Алла скажет: Володя - единственный мужчина, от которого Лидию не тошнит!). Это был первый поцелуй в ее жизни. Просто он ее, как спящую красавицу, разбудил! И она ответила тоже поцелуем! Тут-то она и протрезвела: ого, вот какие силы, оказывается, таятся в очень простом, нежном... нежном... хорошее средство протрезветь, надо бы сразу так. И напрасно она боялась родителей: супруги Шахетские были в восторге, когда увидели Володю, который, плотно обнимая их дочь, вошел в дверь. Они поверили, что эти подсобные объятия несут в себе много искреннего.
Лев Ароныч, как купец, потирал руки до полуночи, а Анна Лукьяновна без конца бормотала:
- Какой могучий молодой человек, с умным красивым лицом!
2
Через неделю Володя ушел в армию.
Но всю эту неделю - семь дней - каждый день встречая Лидию, он чувствовал, что его куда-то вот-вот унесет, но не про армию думал, а куда? Каждый день он твердил Лидии, что не он ее спас от мерзлого сугроба и звенящего ледяного тела, а она его - от плутаний в пустоте...
Она же видела Володю в каком-то светящемся живом изумруде.
Квартира вела себя очень деликатно, всем своим нутром подчеркивая, что дома они вдвоем: "Не бойтесь, ребята, во мне сейчас никого, кроме вас, нет!". Это выражалось дружелюбным журчанием в санузле, пением счетчика и еще какими-то неизвестными, но не пугающими звуками. Лидия в это время мучительно боролась с яичницей на кухне (с одного края она колыхалась жидко, а с другого уже подгорала). В кабинете профессора Шахецкого Володя рассматривал побитые и склеенные горшки научно-обшарпанного вида. Но как молодой растущий организм он с интересом прислушивался к скворчащим звукам из кухни. По направлению к кабинету потянулась струйка чада, за ней ворвалась Лидия с криком: "Садись за папин стол!".
- А чем эти сосуды склеены?
- Бери ручку! - еще свирепее закричала Лидия.
Он безропотно и даже с веселым ожиданием сел в кресло (пронзительный писк моды шестидесятых: оно крутилось вокруг своей оси).
- Теперь пиши! - приказала Лидия.
- А что?
- Научный труд!
- Но я должен поднять соответствующую, очень соответствующую литературу, - и он поднял Лидию на руки.
На миг ей даже показалось, что она взлетела сама, а он только для порядка ее в двух местах поддержал.
В это время входная дверь открылась и степенно вошел Аркадий. На самом деле не замечая Лидию и Володю, хотя в это трудно поверить, он расстегнул пальто и прошел к книжным полкам. Затем метнул в сестру обличающую молнию взгляда:
- Где истории Византии? Я поспорил с Демой о монофизитах. Если ты роешься здесь, то зачем?!
Лидия увесисто-упруго спрыгнула с рук Володи, и они бежали на кухню от дальнейших обличений. Володя послушно поглощал обугленную яичницу.
- Лидия! Теперь давай поедем ко мне, - внезапно сказал он, и фраза прозвучала утонченно-развратно, как цитата из Мопассана.
Лидия задрожала и подумала: а, будь, что будет. Сегодня три пapы, их побоку. И они прогромыхали через весь город к коммуналке Володи.
На подходе к дому Володя сказал: в этой коммуналке они в восьмом классе встречали новый год в ванной, в самой ванне, все дети одного возраста собрались и инсценировали книгу "Трое в лодке", там была темнота, и один лаял. А девочкам сказали, что...
Лидия не слушала. Она думала, что все должно произойти на кровати. Все, а что все?
Оно все там и произошло. Володя разложил на покрывале с нездешними жар-цветами какие-то тусклые, поломанные фотографии и документы. В общем, весь семейный архив. Хотя думали о будущем, но и прошлое по какому-то здоровому инстинкту не отбрасывали. Володя показал свое свидетельство о рождении:
- Вот видишь: отец... А вместо отца... вернули в виде справки о реабилитации. Даже лагерной пыли не осталось. Мать всегда ласковая, а я бы в детстве все отдал, чтобы иметь такого сурового, с огромными недостатками... как у тебя или у Егора.
- Ты куда? - спросила Лидия.
- Там мама оставила поесть, мы сейчас... вдвоем, я принесу. Много оставила, ты мне поможешь.
Он принес жареной картошки и суп:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18