Я знал это место. Оно находилось в трех четвертях мили от моего дома, на противоположной, северной стороне реки.
Он сел, не дожидаясь приглашения, и стал молча и выжидательно рассматривать меня.
Он был блондином, довольно красивым, лет девятнадцати или двадцати. Его акцент смутил меня. Он явно не был иностранным, речь Грега была очень чистой, и в то же время, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так говорил. От моего внимания не укрылись и два странных выражения – честное имя и фиск. Естественной вещью было бы сказать: «Это имя ничуть не хуже, чем любое другое».
«Фиск» же явно было ругательством.
В его футболке, шортах и туфлях не было ничего особенного, если не считать того, что они сидели на нем гораздо лучше, чем на любом другом человеке, и казались совершенно новыми. Но для великанов это, судя по всему, было нормой.
Он был совершенно спокоен, и меня даже поразила его непринужденность и неожиданное молчание – словно бы он ждал, что я скажу ему, зачем он пришел.
– Ну, мистер Смит? – сказал я, когда мне надоело ждать. – Или вам больше нравится Грег?
– Я хочу застраховаться на случай катастрофы в Шатли в следующие двадцать четыре часа, – холодно заявил он.
– От катастрофы? – переспросил я.
– Да, от катастрофы.
– В следующие двадцать четыре часа?
– В следующие двадцать четыре часа. Ваша сообразительность, Вэл, вызывает восхищение.
Тут возникало множество возможностей. Я выбрал одну из них.
– Мы не можем заключить с вами никакой сделки, пока вы скрываетесь под ложным или неполным именем. Джон Смит меня не устраивает. И Грег, тоже.
Уже во второй раз, на короткий миг, его глаза зажглись злобой, и я понял, что этот человек опасен. Ему не нравилось, когда перед ним возникали препятствия. Хотя у него было симпатичное лицо и он вел себя относительно вежливо, чувствовалось, что в любой момент этот человек может превратиться в животное. Огромное, опасное животное.
Я решил немного изменить тактику.
– Мы всегда можем предоставить более выгодные условия при страховке от определенных неприятностей.
Скажем, если вы хотите застраховаться от наводнения…
Он усмехнулся, разом включив все свое обаяние.
– Наводнение ведь очень маловероятно, не так ли? Говорят, что река никогда не стояла так низко.
– Катастрофа в течение ближайших двадцати четырех часов в Шатли, – сказал я, – тоже маловероятна. И еще одно, Грег – вам уже исполнился двадцать один год?
– А это еще здесь причем?
– Если нет, то могут возникнуть определенные трудности.
– Так вы продаете здесь страховку, или нет?
– Я не продаю страховку, Грег. Я ее организовываю, если условия страховки выгодны обеим договаривающимся сторонам. Ну, давайте все-таки разберемся – вы хотите застраховаться, Грег? Вы не являетесь жителем Шатли.
– Да.
– И вас интересует страхование на ближайшие двадцать четыре часа?
– Мы собираемся пробыть здесь только двадцать четыре часа, – просто ответил он, – ну, может на час больше, или на час меньше.
– На какую сумму вы предполагаете застраховаться?
– Ничего особенного. Может быть, миллион фунтов. Возможно два.
Похоже, подумал я, пора вернуть разговор в разумное русло.
– Боюсь, что подобная сделка вряд ли сможет состояться, – сказал я. – Хотя в теории, страховка от непредвиденных обстоятельств возможна, скажем таких, как дождь в определенный день, или не урожай пшеницы, или задержка при поставке каких-то товаров; тут всегда возникают трудности при формулировании текста контракта и на выработку окончательного варианта уходит много времени. Будет совершенно невозможно составить подобный контракт в указанное время…
Грег расхохотался так, что оконное стекло задребезжало.
– Вэл, вы говорите, как самый настоящий старик, – заявил он сквозь смех.
– Значит, вы не рассматриваете все это всерьез? – задумчиво спросил я.
Он, наконец, перестал смеяться.
– Нет, конечно. Так, возникла одна идейка. Ничего себе идейка, в самом деле – но, как вы правильно заметили, не слишком реальная. Мне было интересно посмотреть на вашу реакцию.
– Что это за девушка, – неожиданно спросил я, – чье платье исчезает?
Совершенно не удивившись, Грег ответил:
– Такое может быть у любой, когда они надевают люксон.
– Люксон?
– Ну, видите ли, дело заключается в том… это один из парадоксов женской логики… Если она одета в платье, в совершенно приличное платье, части которого, периодически исчезают, в этом нет ничего такого – ведь на самом деле, платье остается на месте и только создается иллюзия, что оно исчезло.
– А почему никто не пьет пиво?
– Нам не нравится его вкус. И это вульгарно.
– Вульгарно?
– Ну, от него толстеют.
– Грег, откуда вы взялись?
– Отсюда.
– Отсюда? Может быть. Но всяко не из Шатли.
– Отсюда, – дерзко повторил он.
– А что это за разговоры о дуэли?
Мне снова удалось смутить и разозлить его. В глазах Грега зажегся красный свет животной ярости.
– Дуэль? Мне ничего о ней неизвестно, – резко ответил он. – А что знаете вы? А ладно, не имеет значения.
Он встал и направился к двери.
– Жаль, что вы не захотели заключить сделку, – бросил Грег через плечо. Уверенность вновь вернулась к нему. – Впрочем, я так и думал. Кстати, вы знакомы с Джилом Карсвеллом, не так ли?
– Да, но какое…
– И с Кларенсом Муллинером?
– Да. На самом деле…
– На самом деле он появится здесь в 15. 10.
И Грег аккуратно закрыл за собой дверь.

* * *
Джил позвонил мне прямо из банка – первый раз за все время его работы там – и сказал:
– Вэл, мне необходимо немедленно с тобой встретиться. Давай где-нибудь выпьем.
– Хорошо, – сразу согласился я, – встречаемся в «Коппер Бич».
– В этом хромированном морге?
– Там сейчас никого не будет.
– Понятно. Ладно. Встречаемся там, через пять минут.
Я сразу же направился в «Коппер Бич».
У двери меня схватил за рукав Томми – так ему не терпелось сказать мне что-то.
– Она снова прошла мимо, мистер Матерс. Если вы поторопитесь, то успеете догнать ее.
– Спасибо, Томми, – ответил я, высвободился из его цепких пальцев и вышел на яркое утреннее солнце.
В пятидесяти ярдах впереди шла девушка в розовом костюме. Хотя мне была видна только ее спина, я сразу понял, что это Белоснежка. Ее стройные, изящные бедра были лишь одним из атрибутов единственной на миллион фигуры, идеально дополняющей единственное на миллион лицо; было бы преступлением прикрывать такие ноги даже тончайшим нейлоном.
Тут меня ждал небольшой сюрприз: я никак не предполагал, что такая девушка будет ходить в одном и том же наряде два дня подряд.
Так как на сей раз она была одна, я вполне мог догнать ее и попытаться заговорить. Но мне не пришлось этого делать. Как раз в этот момент она бросила взгляд назад и на сей раз не стала делать вид, что никогда в жизни не видела меня. Девушка остановилась и подождала меня.
Когда я подошел довольно близко, ее плечи стали обнаженными. На этот раз я сумел хорошо разглядеть, как это происходило. Краем глаза я видел нижнюю часть жакета и юбки. Создавалось впечатление, что это мой взгляд прожег огромную дыру в ее одеянии.
Вокруг было несколько прохожих, и некоторые из них глазели на нее. Правда, по большей части, они делали вид, что ничего не замечают. (Мы ведь находились в Шатли.)
Когда между нами осталось десять футов, жакет Белоснежки снова стал целым, но зато юбка стала совсем коротенькой, как у пляжного костюма. Потом костюм обрел целостность, если не считать большого круглого выреза вокруг пупка.
Вырез был не совсем точным образом – материал костюма и тело девушки переходили друг в друга, как свет и тени от мерцающей в темноте свечи.
Теперь уже не только ее иссиня-черные волосы заставляли меня думать о ней, как о Белоснежке. Все ее тело, а к этому моменту я уже видел его большую часть в натуре, было бледно кремовым, а таким жарким летом добиться подобного результата было совсем непросто. Все великаны были сильно загорелыми.
Она пришла вместе с великанами, но не была одной из них.
Я остановился.
– Привет, – сказал я.
Она улыбнулась.
– Меня зовут Вэл Матерс, – представился я, – и я подозреваю, что вы меня хорошо знаете.
Этим я сразу заработал очко. Ее глаза округлились и она спросила:
– С чего вы это взяли?
– Вы узнали меня в баре вчера вечером.
Она кивнула, признавая, что так оно и было. Но больше она ничего не стала говорить.
– Кто вы? – спросил я.
– Миранда.
– Просто Миранда?
Ее костюм, что было довольно странно, перестал меняться. Возможно тут все зависело от того, под каким углом смотришь. Движимый духом эксперимента, я протянул руку, чтобы коснуться ее талии…
… Она больно ударила меня по руке, хотя в ее движении не было злости.
– Нужно сначала дождаться приглашения, – холодно заметила она, повернулась и, к моему глубокому разочарованию, пошла прочь. Я ждал большего от этой встречи.
Сзади ее костюм выглядел совершенно обычным, как и у любой другой девушки.
Джил уже ждал меня в «Коппер Бич». Хотя в баре было не так пусто, как прошлым вечером, здесь было не более полудюжины посетителей.
Мы устроились в углу, там, где прошлым вечером сидели великаны.
Джил и я были одного роста, и даже веса, и одно время походили друг на друга. Теперь он носил очки и с его лица не сходило упрямое выражение: оставьте-меня-в-покое; я очень надеялся, что выгляжу иначе.
Джил мог бы добиться чего угодно. То есть теоретически, способности позволяли ему это. На практике же он не добился ничего и никогда не добьется.
Будучи человеком чутким, я понимал его лучше, чем кто бы то ни было, за исключением, быть может, Барбары.
Но никто и ничем не мог ему помочь. Потому что он сам ничего не мог сделать для себя.
Малейшая критика, тень намека на порицание, даже шутливого, наносила ему глубокую рану. Он был страдалец.
Из тех, что раз слегка поцарапавшись, будут кровоточить не один день. Если же Джил совершал настоящую ошибку, то он не меньше месяца приходил в себя. Но эта ошибка могла быть чисто символической, даже и не ошибкой вовсе. Кому-нибудь было достаточно намекнуть, что он сделал нечто глупое и он начинал страдать. Долго и молчаливо.
Конечно, он защищался. Всю свою жизнь он тратил на то, чтобы защищаться от нападения, которого никто и не собирался на него совершать.
Я жалел его почти также сильно, как себя. Что толку от почти гениальных способностей, если небрежная реплика дурачка-клерка могла привести к месяцу беспрерывных страданий?
Джил женился на Барбаре, другом странном гении – она рисовала, занималась лепкой, писала стихи и наотрез отказывалась удаляться от своего дома более чем на пять миль. Видимо, у нее были такие длинные корни.
– Что тебе известно, Вэл? – неожиданно спросил Джил, после того, как официантка принесла нам пиво. – Как ты думаешь, что здесь происходит?
Я достал монетку.
– Давай разыграем подачу.
Джил проиграл, и я предложил ему начинать.
– Банда каких-то ребят болтается вокруг нашего дома, – сказал он. – Их почему-то очень интересует Гарри.
Гарри был двухлетним сыном Джила и Барбары. Он был их единственным ребенком и таковым и останется по двум весьма убедительным причинам. Барбара больше не могла иметь детей. Да и Джил – как он мне однажды признался одним пьяным вечером, когда мы оба изо всех сил жалели себя – тоже.
– Могу я одолжить у тебя Дину? – спросил он. – Она бы составила компанию Барбаре.
Так значит вот в чем было дело.
– Приезжает Джота, – напомнил я ему. – И он собирается остановиться у вас.
– У нас? – удивился Джил. – У тебя прекрасный, большой дом. А у нас…
Он замолчал.
Туалет у них был на улице. Деревянные ступеньки крыльца так скрипели, когда вы поднимались в их квартиру, что создавалось впечатление: сейчас рухнет весь дом. Когда один или два года назад, все дома проходили переоценку, почти у всех – в том числе и у нас – стоимость почти удвоилась. А вот дом Джила стал стоить вдвое меньше – человеческие существа вообще не должны жить в подобных развалинах.
Работая банковским клерком, Джил зарабатывал большие деньги – другие, получая меньшую зарплату, и имея даже по несколько детей, умудрялись жить вполне прилично. Но Джил и Барбара были начисто лишены практической сметки. Они регулярно покупали вещи, без которых могли совершенно спокойно обойтись, забывая купить самое необходимое.
– Наверное, мы справимся, – со вздохом согласился он.
– Ты по-прежнему хочешь, чтобы Дина пожила у вас?
– Да. Мне нужно уходить на работу, а Барбара нервничает.
– От Дины будет немного проку.
Джил нетерпеливо пожал плечами. Он всегда начинал проявлять нетерпение, когда кто-то не мог сразу понять его – даже тогда, когда он не сообщал всей необходимой информации.
– Я не думаю, что эти ребята хотят чего-нибудь плохого. Может быть, они вообще больше не появятся.
Просто Барбара целый день находится одна в доме… Я подумал о Дине, потому что она тоже, в основном сидит дома. А если там будет еще и Джота…
Он не закончил, а я не стал ничего уточнять.
Насколько нам было известно, Джота лишь однажды нарушил те дружеские узы, которые было никак нельзя нарушать.
Джил знал, что тогда произошло – Шейла рассказала Барбаре. Сама мысль о том, что Джота может начать приставать к Барбаре, казалась мне совершенно фантастичной, но Джил, видимо, считал иначе.
– Хорошо, – согласился я. – Постараюсь уговорить Дину.
Как ни странно, Дина прекрасно уживалась с Джилом и Барбарой. Грустные гении не любят конкуренции и не переносят критики, а Дина была неспособна ни на то, ни на другое.
Больше мы не стали говорить о Джоте. Барбара позаботится о Дине, а оказавшись без меня и Шейлы (которой она странным образом доверяла) Дина не будет отходить от Барбары.
– В этих ребятах есть что-то странное, – заметил Джил. – Они пришли в банк поменять деньги. Серебряные монеты на банкноты. Никто кроме меня не заметил одной очень необычной вещи. Почему-то я никому не сказал об этом.
Джил порылся в карманах и достал две полукроны, два флорина и два шиллинга. Он больше ничего не сказал, поэтому я стал сам рассматривать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26