На столе стоит та самая бутылка вина, которую обнаружила полиция наутро после убийства. Вот Иван с улыбкой, бесспорно позируя для линзы, держит нож, который торчит в спине Стоика. Тот, всплеснув руками, валится вперед. Вот, сидя на корточках рядом с трупом Стоика и по-прежнему улыбаясь, Иван замер перед линзой – одна рука сжимает рукоять ножа, вторая держит бокал с вином.
– Это далеко не все. Расмус, линзу, пожалуйста.
Сатир взял со стола Немезиса линзу и встал перед Иваном. Линза ожила. Обломок до рези в глазах вглядывался в ее мерцающее нутро и видел… Идет человек, очень большой человек, в котором Иван без колебаний признал Урсуса. Его кто-то окликает, линза наплывает, делая изображение больше и четче. Это Иван. Он подходит к Урсусу, оглядывается на снимающую линзу, улыбается, позволяя запечатлеть свое лицо в мельчайших подробностях, и наотмашь бьет Октита чем-то тяжелым. Урсуса спасает лишь неимоверное здоровье и чутье. Он успевает заслониться и даже навязать какую-то борьбу, но удар в голову потрясает здоровяка. Тяжелая палка продолжает подниматься и опускаться. Наконец Урсус падает и больше не двигается.
– Глядите-ка, дем Октит оказался крепким орешком! Даже вам не по зубам. Может быть, кофе?
Иван бездумно кивнул. Из головы не шла удовлетворенная улыбка Ивана из линзы, с которой тот избивал Урсуса.
Однако, когда открылась дверь и принесли кофе, у имяхранителя нашелся новый и очень серьезный повод не верить собственным глазам. Вошел… он сам, Иван, собственной персоной – высоченный и здоровенный обломок, несущий кофе на подносе. Один прибор двойник поставил перед Немезисом, второй – на столик для гостей. После чего, опустив поднос, встал рядом с сатиром.
– Вы по-прежнему говорите «нет»? Убежден, «нет» – мерзкое, отвратительное, плохое слово. Стоит вам его произнести, полиция очень скоро получит на руки фотографии и линзу с записью. Ваше резюме?
Иван огляделся по сторонам. Да, его взяли в клещи. В крепкие, острые клещи, из которых не вырваться.
– Вы сами полноименный, Немезис. Можете стать моим клиентом в любой момент. Неужели вас это совсем не пугает?
– Милейший Иван, я художник. Живопись – мое призвание, для нее – мое Имя. Смотрите, любуйтесь! – Немезис развел руками, показывая на стены. – Картины мои. Я художник и, как все художники, в поиске. Может быть, звери придут за мной… когда-нибудь, но не теперь. Моя лебединая песня еще не спета, я чувствую это! Сказать по чести, художник совершенствуется всю жизнь. Бесконечно, непрерывно движется к вершине, возле которой горги роют лапами вечные снега. Но ведь вы подождете моего восхождения на этот блистающий пик? Немного, лет сорок?
– И ваш случай конечно же окажется не подвержен неудаче?
– Разумеется! – Немезис отпил кофе. – А хотите, я подарю вам «Закат на Ифидисе»? Встреча с высоким искусством в какой-то мере компенсирует вам моральные терзания. Я понимаю, сейчас вы предаете сами себя, клянете почем зря, клеймите позором. Но это пройдет. Просто сейчас обстоятельства сильнее. Вы поймете это очень скоро.
– Ладно, заверните. Прихвачу ваш шедевр, – сказал Иван. – Только без рамы, она не впишется в мои интерьеры. Дадите время подумать? До полной луны еще два дня.
– Без рамы нельзя, это законченная вещь, – сказал Немезис. – Вечером перед наступлением полнолуния вы должны дать ответ. Ваш двойник заедет за вами в шесть.
– Нет-нет. Если можно, обойдемся без зеркальных отражений. Новая встреча со своей темной половиной кажется мне пошлой, как водевиль для безымянных.
Немезис подал знак, и лже-Иван подернулся рябью, заструился, будто горячий воздух в пустыне. Стал нечетким, как смазанная фотография. Обломок даже глаза прищурил и заслонился рукой, оберегая глаза от фокусов ожившего миража.
– Это полиморф. Зовут Нерей, – пояснил Немезис. – Принимает любой облик. Ну… почти любой. Кое-что ему все-таки не позволяется. И он это знает, правда, малыш? Нельзя принимать облик папочки Немезиса, это смерти подобно.
Полиморф оплыл, словно стеариновая свеча, перестал струиться, потом внезапно, рывком обрел четкость и стал вполне обычным человеком. Заурядным, чуточку грузным мужчиной. Встретишь на улице – пройдешь мимо. Он подошел к стене, снял то, что Немезис назвал «Закат на Ифидисе», завернул в газеты и перевязал жгутом.
– До завтрашнего вечера, имяхранитель, – сказал Немезис и отсалютовал кофейной чашкой.
– Вас не сильно расстроила потеря двоих болванов на водах? – язвительно спросил на пороге Иван. – Я не хотел. Они первые начали.
– Не берите в голову. – Чернокнижник небрежно отмахнулся. – Вы правильно сказали – болваны. А болванов в мире как мух. До встречи…


Привет из прошлого

Дома Иван распаковал картину, критически оглядел и так, и эдак, повертел в руках, перевернул вверх ногами: Усмехнулся и отставил в сторону. Нагнулся подобрать с пола газеты и наткнулся глазами на интригующий заголовок. «Двойное убийство!» – аршинными буквами возвещали «Ведомости».
Бормоча: «Интересно, интересно», он развернул газетный лист. В статье, переполненной восклицательными знаками и многоточиями, писали, что на северо-восточном побережье рыбаками обнаружены два мужских тела. Трупы не поддаются опознанию, так как лица утопленников сильно изъедены морскими обитателями. Окружная жандармская служба вынесла вердикт о насильственной смерти. У одного из найденных острым предметом перебит позвоночник, второй убит рубящим ударом в лицо. Не исключено, орудием убийства послужил тот же предмет. Загадкой для полиции является не только личность убитых, но и место совершения преступления. В округе никто из жителей не пропал. По всей видимости, убитые были нездешними.
– Значит, расщелина все же ведет в море, – поднял Иван палец, будто продолжая давешний спор с Кастором. – Парень с девчонкой из легенды вполне могли бежать. Не только они, их младшие брат и сестра тоже.
Настроение улучшилось, будто получил привет от старых друзей. Иван еще раз взглянул на картину и неожиданно для себя расхохотался. Стало удивительно легко, и уверенность, что все образуется, снизошла на него как долгожданная вечерняя прохлада. Он бросил взгляд на творение Немезиса.
– Место этому шедевру только в музее, – усмехнулся Иван. Повернулся к линзе, заказал к подъезду конный экипаж и в хорошем расположении духа сварил себе кофе.


Забудьте слово «нет»

Урочным вечером, едва пробило шесть, в дверь позвонили. Давешний полиморф молча стоял на пороге и ждал.
– Очень вовремя. Проходи, ты мне нужен.
– Хозяин ждет ответа.
– Знаю. Сейчас поедем к нему. У меня для него готов отдарочек.
Взгляд полиморфа сделался вопросительно-удивленным.
– Я приготовил для твоего хозяина ответный подарок. Как человеку искусства. Что, на твой взгляд, подходяще? Все же ты в какой-то степени моя половина, и вкус у тебя быть просто обязан.
На столе стояли две картины, написанные в одной манере.
– Мазня мазней, – скривился полиморф. – Мы берем это с собой?
– Обязательно.
– Тебе придется выпить это. – Нерей подал Ивану небольшой пузырек с бесцветной жидкостью. – Ты не должен знать, куда мы едем.
– Опять?
– Уже пора привыкнуть.
– Так и жизнь можно проспать, – проворчал Иван, но тем не менее содержимое пузырька выпил.

– …Проснитесь, имяхранитель, ну просыпайтесь же. Так и жизнь можно проспать!
Иван протер глаза.
– Не далее как час назад я говорил то же самое вашему помощнику.
– Увы, лишь время сущее, все остальное тлен. Мы стали ближе к нашей цели еще на час. Надеюсь, вам хватило времени для принятия решения?
– О да, конечно. Я подумал и решил отказаться от слова «нет». Вы правы, мерзкое и неприятное слово. От него веет какой-то безысходностью.
– Это просто восхитительно! Я надеялся на ваше понимание. Позвольте предложить отобедать с нами. Предстоящая луна потребует от вас большего мужества, чем обычно. Ведь именно сегодня звезды пророчат вам неудачу. Ноктис, увы, погибнет, и храбрый имяхранитель окажется бессилен перед силою полной луны. Расмус, бродяга, готовь обеденную залу! Труппу котофеев и синих дев на сцену! Лучшие вина на стол! Вам, имяхранитель, как обычно, мадеру?
– Почему-то не удивляюсь тому, что вы изучили меня досконально. Да.
– Лучшую мадеру на стол! Дражайший Иван, ну скажу я вам, это будет пиршество! – Немезис взмахнул руками, словно дирижер. – Но, может быть, вам перед подвигом противопоказан алкоголь?
– Полноте, дорогой астролог. Что за сомнения? Чуть-чуть доброго вина для поднятия духа не повредит.


Уж полночь близится…

К восьми часам нелепо-роскошная обеденная зала была убрана со щедростью, граничащей с безвкусицей. «Он не мог сделать красиво, поэтому сделал богато», – усмехнулся Иван. Страсть хозяина к золоту и его оттенкам смахивала на патологию. Практически все в обеденной зале было сделано из золота или раскрашено под него.
«Немезису впору менять псевдоним. – Иван прикрыл глаза. – Например, Мидас! Чем плохо?»
На сцене творилось нечто невообразимое. Бал в бестиарии. Под аккомпанемент «поганых арфистов», странных существ, более всего похожих на заключенных в огромные веники истощенных негритят, невообразимые получеловеческие пары исполняли что-то отдаленно напоминавшее балетное адажио.
– Хороши прелестницы? – не поднимая головы от тарелки, спросил Немезис. – Синие девы. Не желаете уединиться? Очень рекомендую. Выбирайте любую. Если нравятся мальчики, берите их партнеров, котофеев.
– Девочку, это непременно! – Иван искоса бросил взгляд на часы и поднял бокал. – Ваше здоровье!
Прислуживали сатиры и колченогие зайки. Нельзя сказать, что их присутствие здорово улучшало аппетит. Лишь к перемене блюд Иван освоился в этом странном доме и перестал обращать внимание на фантазии природы. В девять часов Иван, сально ухмыляясь, удалился с примой «синих дев». В кабинет Немезиса он вернулся к десяти, изрядно навеселе.
– Скоро полная луна! – патетично доложил Расмус.
– Пора, Иван! – Немезис вышел из-за стола прощаться. – Вас отвезут на место. Рад, что удалось достигнуть понимания. За фотографии и линзапись не извольте беспокоиться. У меня они как в банке. Давайте прощаться?
– Давайте, давайте прощаться! – Иван полез обниматься и сдавил хозяина так, что у того глаза полезли на лоб. – Извините, если что не так, драгоценный Немезис! Синяя дева – это впечатление на всю жизнь!
И уже на пороге, хлопнув себя по лбу, обернулся:
– Чуть не забыл! У меня же для вас подарок. Я нашел в вас родственную душу и не могу не отдарить! Нерей, неси!
Заинтригованный хозяин приподнял брови. Через несколько минут сатир и полиморф установили картины на столе, и Иван торжественно сдернул покрывало с первой.
– Мой подарок хозяину дома! «Восход на Погребальном!» Ура!
– Иван, вы пьяны! Это же то самое полотно, что я подарил вам! Вы перебрали мадеры!
– Ну что вы! Вот ваше полотно! – Обломок сдернул покрывало со второй.
Картины, стоящие рядом, походили друг на друга как два оттиска одной печати. Аляповатые пятна, линии, круги. Иван услышал сказанное сатиром вполголоса: «Ну и мазня!»
– Вот ваша, а вот моя. Сам написал! Или, наоборот, вот ваша, а вот моя.
Немезис подбежал к столу, долго не мог выбрать, наконец схватил одну из картин и перевернул. «Имяхранитель Иван», гласила надпись на обороте.
– Я тоже очень способный, хоть и обломок, – гордо бросил имяхранитель и смачно рыгнул.
– Что вы несете! Вы всего-навсего обломок! У вас нет Имени, а у меня есть! Я художник, а вы… вы… просто тупая машина! – Чернокнижник разошелся не на шутку. – Не смейте равнять себя со мной! Наша договоренность еще не делает нас друзьями!
– Да, нехорошо получилось. – Иван поскреб загривок. – Ну я пойду?
– Идите! – рявкнул Немезис и устало опустился за стол.
Иван, понурив голову, двинулся обратно к выходу. На пороге он остановился:
– Я тут что подумал… Если любой обломок, да просто тупая машина, может написать такое, выходит, что и у него есть Имя? Есть талант?
– Чушь! – взревел чернокнижник. – Нет у вас никакого Имени! На то вы и обломок! Об-ло-мок! Тупая ма-ши-на!
– Ну тогда выходит – у вас нет Имени!
– Попали пальцем в небо! – ехидно скривился Немезис. – И вы это прекрасно видите!
– Тогда получается, что живопись не ваше призвание. Это не ваша стезя.
– Враки! Выдумки! Все кругом восхищаются моими работами! Беда лишь в том, что не всякий идиот дорос до настоящего искусства!
– Кто восхищается?
– Расмус, Нерей, вам ведь нравится?!
– О да, хозяин! Очень глубоко и концептуально!
– Съели, имяхранитель?
– Которая из двух нравится больше? – вместо ответа невинно вопросил Иван.
– Эта! – И оба подручных показали на разные картины.
– У меня тут случайно завалялась линзапись из одного авторитетного источника… Профессор Гелиополисской художественной академии ознакомился с вашим шедевром и сделал кое-какие выводы.
Иван достал из сумки карманную линзу, включил запись.
«…Молодой человек, что за дикие каракули вы принесли? Мало того что эта… эта мазня глубоко вторична, так и цветовая гамма просто ужасна! Можете мне поверить, место этому примитивному новоделу на помойке. Человек, сотворивший подобное, не в себе… Не в себе, но с явными претензиями».
– Маз-ня! – отчеканил Иван и, глядя на картины, покачал головой. Затем вытянул перст в сторону подручных Немезиса. – А этим не верьте. Врут! Хамы и лизоблюды!
Расмус и Нерей задохнулись от обиды, раскрыли рты и забыли закрыть.
– Ну я пошел? – Обломок очередной раз собрался выйти. Немезис, бледный как полотно, смотрел то на картины, то на своих приспешников, то на Ивана.
– Хотя я тут подумал… – Иван третий раз вернулся с порога. – Ошибки случаются. Человек думает, что его талант – живопись, а на самом деле что-нибудь совершенно другое. А что у вас? Неужели не догадываетесь?
Чернокнижник, раздавленный, размазанный неожиданным откровением, как соус по тарелке, казалось, не слышал, что с ним говорят.
– Талант полноименного в том, что у него получается лучше всего и чему он отдается всей душой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63