Обогнав Ивана, Кусай непременно оборачивался, и имяхранитель мог поклясться, что при этом в глазах у негодника светилось торжество. Так они мчались минут около десяти. Ухоженная дорожка давно закончилась, превратившись в наполовину заросшую травой стежку, когда Ивану показалось, что он слышит удары металла по камню. Он без раздумий переменил направление бега и вскоре оказался возле стены. Теперь стало совершенно ясно, что долбили именно ее. Иван нехорошо ухмыльнулся и побежал вдоль стены, на звук. Еще через минуту-другую выяснилось, кто этим занимался.
– Ты чего творишь, привратник? – спросил Иван все еще прерывистым после бега голосом. – Ошалел?
Александр вздрогнул от неожиданности, очередной его удар, нацеленный на расширение свежего пролома, пришелся вскользь. Брызнули желтые искры, заклубилось облачко пыли. Уже в следующее мгновение Планид оправился, перехватил поудобнее узкую кувалду на длинной ручке, какими орудуют железнодорожные рабочие, вбивая в шпалы костыли, и молча двинулся на имяхранителя. Намерения его были столь очевидны, что их сумел бы распознать даже самый тупой безымянный.
Дальнейшее заняло менее минуты. Началось чередой страшных ударов кувалдой, а закончилось одним ошеломительным тычком в солнечное сплетение привратнику. Единственное, что более-менее запомнилось Ивану из этой минуты, был пронзительный визг Кусая, бестолково метавшегося под ногами противников. Визг оборвался в тот момент, когда Александр, сдавленно крякнув, осел на землю и привалился плечом к стене. Иван вырвал из его ослабевшей руки оружие, откинул подальше, а потом присел, зажал в кулак потные волосы горбуна и с силой потянул, заставляя откинуть голову назад. Тонкие, бледные губы Планида разошлись, обнажив некрупные и не слишком ровные зубы. Глаза привратника были закрыты, тонкое свечение Имени полностью угасло, словно впиталось в овчину душегрейки. Вряд ли кто-нибудь способен был сейчас узнать в нем полноименного.
– А теперь давай без утайки, – сказал Иван жестко. – Какого дьявола ты это делаешь?
– Да пошел ты, обломок, – без выражения ответил Александр и попытался отвернуться.
Имяхранитель сжал волосы крепче, дернул так, что голова привратника чувствительно ударилась о стену, и вдавил предплечье в его напрягшееся горло.
– Мы здесь не в казаков-разбойников играем, эв Планид. Может быть, ты не понял, так я объясню. Мне поручено задание, выдан за него аванс. Поэтому я в данный момент не обломок, а официальный карающий орган настоятельницы Ипполиты. Причем орган, наделенный весьма широкими правами. Если решу, что ты, дружок, представляешь опасность для Цапель, раздавлю тебе кадык, и дело с концом. Учти, к тому идет. И еще учти: максимум того, что мне за это грозит, – вышибут из храма без выплаты оставшегося гонорара.
– Дави, – прохрипел Александр. – Дави, сволочь! А только я для тебя и рта не раскрою.
Иван грязно, по-матросски выругался, засадил кулаком привратнику в челюсть, так что тот враз обмяк, и поднялся с колен. Убить полноименного – любого полноименного! – он не посмел бы ни при каких обстоятельствах. Однако бешенство, вызванное собственным бессилием, требовало немедленного выхода. Иван подобрал злополучную кувалду и с наслаждением начал ломать рукоятку через колено. Рукоятка была необыкновенно прочной, но только не для Ивана.
Только не для Ивана, которого только что переиграл побежденный.
Потом он швырнул останки кувалды через стену, потрепал ластящегося Кусая по теплой спине, погрузил бессознательного Планида на плечо и зашагал в сторону храма. У него было весомое основание полагать, что Ипполита на этот раз сообщит гораздо больше подробностей о предстоящем сватовстве, чем при первой встрече.
А основание и впрямь было очень весомым. Очень. Если ощущения не подводили имяхранителя, то пудов этак шесть живой (пусть и беспамятной) массы.


Щетина

К настоятельнице его не пустили. Та как раз встречалась с посланниками двора и принять имяхранителя, пусть даже задержавшего виновника, не могла. Ивану, расположившемуся со своей странной ношей в приемной, пришлось выдержать долгую дуэль на взглядах с Ипполитовым секретарем, женоподобным молодым человеком, от которого тонко пахло модными ароматами и резко – порочными наклонностями. К исходу пятой минуты Ивану стало казаться, что неприязнь во взгляде секретаря сменилась очевидным интересом и тот едва сдерживает желание переместить масленый взор на торс имяхранителя… а возможно, и на кое-что еще. Поэтому Иван решил, что с него довольно, слегка придавил сонную артерию начавшему шевелиться Планиду и, мстительно плюнув на пол приемной, направился к Сонюшке. В конце концов, именно она была доверенным лицом Ипполиты и могла прояснить многие неясности. Конечно, если имела такие полномочия.
Иван почему-то был уверен, что она – имела. Особенно при сложившихся обстоятельствах. Вероятно, неменьшими знаниями и полномочиями обладал душистый «завитой затылок», но разговаривать с ним о деле Иван согласился бы только в рамках отдельно составленного контракта. При условии, что сумму собственного гонорара в контракте он проставил бы лично. И сумма эта была бы… ах, какой кругленькой была бы эта сумма!
Сонюшка, в отличие от Цапель, чьим пристанищем были комнаты в семиместных корпусах, занимала отдельный домик. Добравшись до него, Иван не стал разводить церемоний, а попросту толкнул коленом дверь и вошел внутрь. Верный Кусай вбежал следом.
Крошечная прихожая соединялась напрямую с комнатой, которую можно было назвать девичьей светелкой. Сонюшка сидела за туалетным столиком антикварного вида и расчесывала влажные волосы. В первый момент Ивану показалось, что девушка обнажена, однако потом он разглядел перетянувшую высокую грудь полосу шифона телесного цвета и полотенце на бедрах.
– Доброе утро, – сказал он и облегченно сгрузил массивную ношу на пол.
Кусай, прошмыгнув мимо расслабленно-неподвижного привратника, шустро обследовал углы. При этом зверек потешно двигал носом и похрюкивал. Мимоходом потершись о ногу Сонюшки, он влез под столик и тут же захрустел чем-то вкусным.
– Оказывается, считаться обломком иногда чрезвычайно выгодно, – с усмешкой проговорила Сонюшка, обращаясь будто к самой себе или, возможно, к Кусаю. – Можно без стука врываться к полуодетым дамам и нахально глазеть на них в собственное удовольствие. Здравствуй, Иван. Вижу, Александр все-таки заигрался.
– Выходит, ты знала, что это он крушит стены? – сердито спросил имяхранитель.
– Скорей догадывалась, – сказала Сонюшка и поднялась с банкетки, обитой тисненым бархатом.
Полотенце, лежавшее на ее бедрах, упало. Иван заморгал и поспешно развернулся на пятках – успев тем не менее отметить, что волоски на лобке девушки аккуратно подстрижены, а в пупок продето крошечное золотое колечко с алым камешком.
За спиной раздался торжествующий смешок, зашуршала ткань.
– Мовеф смотфеть, – спустя минуту-другую сказала она.
Иван с некоторой настороженностью обернулся.
Теперь на ней была легчайшая туника в античном стиле и изящные сандалии с ремешками, высоко охватывающими голени. Во рту она держала добрый десяток длинных черепаховых шпилек, которыми ловко скрепляла пышную прическу. «Персефона», – с удовольствием подумал Иван и спросил уже значительно миролюбивей:
– Тогда почему мне никто не потрудился сказать, чьих это рук дело?
– Фо-первыф, – сказала она, не разжимая зубов, – я не быа на сто просентоф уфе'ена. А во-вторых, – последняя шпилька заняла надлежащее место, – хотела посмотреть, на что способен хваленый имяхранитель.
– Ну и как, посмотрела? Не напрасно хвалят?
– По-моему, вполне законно. Мне даже хочется тебя чмокнуть от восхищения.
– За чем же дело стало?
– Думаю, за твоей щетиной, – рассмеялась она.
Иван смущенно хмыкнул и потер колючую щеку, соображая, чем бы парировать. Может быть, заявить, что несколько часов назад щетина была лишь немногим короче и это вовсе не мешало им целоваться? Пожалуй, пойдет, решил он, но высказаться не успел. Под ногами завозился очнувшийся Планид. Иван опустился на одно колено и стал с любопытством ждать, как тот поведет себя дальше.
– Все-таки стоило сообщить мне о догадках в отношении него сразу, – сказал он. – Глядишь, не пришлось бы воевать.
– Наверное, ты прав, – легко согласилась Сонюшка. – Здорово ему досталось? Скоро оклемается?
– Ну, – в раздумье пробормотал Иван, – до полной кондиции дойдет минут через десять. Полагаю, так.
Александр приподнял голову, тихо застонал и звучно брякнулся лбом об пол. Снова затих.
– Или через пятнадцать. – В голосе имяхранителя возникло сомнение.
– Тогда ждать не станем. Идем, нам пора.
– Далеко ли?
– К парадному крыльцу. Сейчас состоится торжественное отбытие из храма императрицы-матери. По регламенту я обязана на нем присутствовать.
– Ты-то понятно, – сказал Иван и скроил озадаченную гримасу. – А босой, небритый обломок в купальных панталонах?..
– Ничего страшного. – Сонюшка беспечно махнула рукой. – Прости, Иван, но главное значимое слово в отношении тебя – именно обломок. Ее величество вряд ли сильно поразилась бы, будь ты вообще без штанов.
– Благодарю за прямоту.
– Ой, только давай без поз, хорошо? Не первый день на свете живешь. – Она присела на корточки, звонко похлопала ладонью по икре. – Кусай, а ну-ка вылезай оттуда, мальчик! Давай-давай живенько!
Зверь выбрался из-под столика и вперевалочку подбежал к девушке, от которой немедленно получил порцию энергичных ласк, более похожих на взбучку. Но, кажется, ему это нравилось.
– Это действительно мангуст? – спросил Иван.
– Не совсем, – ответила Сонюшка, продолжая с силой трепать уши Кусая, – хоть и родственник. Это выдровая циветта, иначе мампалон. Вообще-то он водоплавающий, но здесь перешел на сухопутный образ жизни. В бассейн и даже в наш форельный ручей забирается крайне редко. Наверное, незачем – и без того девчонки кормят до отвала. Да, Кусайка? Хорошо ты у нас жрешь, негодник?
– Все-то ты знаешь, – со смесью восхищения и иронии сказал Иван.
– К сожалению, не все, – сказала она, поднимаясь с корточек. – Например, я не знаю, кого выберет императрица-мать.
– А для тебя это по-настоящему важно?
– Это важно для всего Пераса, имяхранитель, – неожиданно серьезно проговорила Сонюшка.


Берегитесь злых соблазнов

Церемония прощания с императрицей Клавдией вызвала у Ивана приступ самого настоящего бешенства, подавить которое стоило неимоверных трудов. Слишком уж явно происходящее напомнило ему аукцион, проводимый Колон-коллегией для арендаторов безымянных.
Как-то раз Ивану довелось присутствовать на одном из таких торгов. Отвратительное зрелище, напоминающее картинки рынка рабов из учебника истории. И хотя сами безымянные, коих придирчиво отбирали арендаторы (большей частью эвпатриды с сельскохозяйственных островов), были к собственной судьбе вполне безучастны, имяхранитель покинул аукцион со стойким предубеждением против современной экономический политики Пераса.
Сегодняшнее действо развивалось по сходному сценарию. Старая императрица неспешно двигалась мимо ряда Цапель и рассматривала их цепким взглядом покупателя. Реакция девушек на внимание государыни разительно отличалась от поведения безымянных на аукционе, и это было еще хуже. Видеть откровенную радость человека, ставшего товаром, – мало приятного. Когда Клавдия на миг остановилась подле Сонюшки, гнев имяхранителя достиг наивысшего градуса. Иван вдруг подумал, что зря так рьяно бросился прошедшей ночью на торгов. Нанеси лунные псы Сонюшке несколько малоопасных царапин – и императрица-мать прошла бы мимо нее с куда большим равнодушием, чем мимо прочих девушек. Он уже почти настроился высунуться из-за спины Сонюшки с заявлением, что она отнюдь не Цапля (обломку простительна любая беспардонность), когда ее величество пожала плечом и шагнула дальше.
По-настоящему надолго коронованная особа задержалась только возле Феодоры. Даже тренированная годами дворцовой жизни мимика не сумела скрыть восхищения, которое испытала императрица при виде этой чаровницы. Когда Клавдия о чем-то вполголоса спросила у гетеры – слова были плохо различимы, но в голосе императрицы отчетливо звучала симпатия, – Иван почти физически почувствовал, как ревниво затрепетали десятки девичьих сердец. Ему стало понятно, кого придется отныне сопровождать буквально по пятам, оставив нейтрализацию торгов целиком на совести «диких».
Сонюшка, видимо, подумала о том же: она еле заметно топнула ножкой и шумно задышала.
Когда экипажи монаршего кортежа скрылись из виду, Ипполита повернулась к Цаплям, начавшим шуметь и двигаться, и с нажимом заявила:
– Милые мои журавушки! Я знаю, какие мысли вас волнуют. Понимаю, что ваш здравый смысл задавлен сейчас чувствами, первое из которых – надежда. Понимаю, что свойственное Цаплям милосердие к ближнему сейчас шатается и гнется под напором зависти, скорее всего беспочвенной. Понимаю и поэтому прошу вас об одном, постарайтесь не наделать глупостей. Кое-кто из вас уже натворил много такого, о чем наверняка будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Берегитесь, берегитесь злых соблазнов, сестры мои и дочери. А сейчас, – тон ее смягчился, – пожалуйте отдыхать. Кто хочет, может отправляться в Гелиополис, насчет транспорта я уже распорядилась.
Взмахнув девушкам рукой – «расходитесь», настоятельница двинулась к Ивану.
– Секретарь сказал, что вы полчаса назад чрезвычайно настойчиво рвались ко мне, да еще тащили с собой еле живого Планида. Что-то случилось?
Иван кивнул.
– Что-то действительно важное?
– Да.
– Сонюшка, это так?
– Думаю, вам следует принять имяхранителя, эвисса. Безотлагательно.


Потеря

Чего-то в этом роде, видимо, следовало ожидать. Полноименный – почти всегда более хрупкое создание в части нервной организации, нежели обычный человек. А уж сросшийся с Именем сиамец, каким являлся Александр, особенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63