– Муншин высморкался. – Я понятия не имел, что все так произойдет. Я уже много месяцев понимал, что не могу продолжать отношения с Иленой, но не ожидал, что это произойдет сегодня.
Айтел покачал головой.
– А от меня ты чего хочешь? Чтобы я подержал ее за руку?
– Нет, я думал… – Вид у Муншина был несчастный. – Чарли, она ведь не знает здесь ни души.
– Так пусть едет назад в город.
– Мне невыносима мысль, что она одна. Она может что угодно выкинуть. Чарли, я просто с ума схожу. – Муншин уставился на носовой платок, который сжимал в кулаке. – Это ведь Илена сказала, что мы должны расстаться. Но я-то знаю, каково ей это. Всю вину она взвалит на себя. Будет считать, что недостаточно хороша для меня.
– А ведь это так, верно? – сказал Айтел. – Ты тоже так считаешь.
– Ну хорошо, прогнивший – это я. Никчемный – тоже я. – Муншин остановился перед Айтелом. – Чарли, я помню твои слова, воспроизвожу их в точности. Ты сказал мне, что, когда был мальчишкой, только и думал о том, как добыть себе женщину, а теперь не знаешь, как от нее избавляются.
– Я тогда просто занимался болтологией.
– Неужели ты не способен посочувствовать человеку?
– Тебе?
– Не мог бы ты зайти к ней?
– Я же с ней не знаком, – возразил Айтел.
– Можешь представиться как мой друг.
Айтел выпрямился в кресле.
– Скажи, Колли, ты поэтому одолжил мне деньги две недели назад?
– Какие деньги? – сказал Муншин.
– Не волнуйся по поводу того, что Серджиус присутствует при нашем разговоре, – сказал Айтел и рассмеялся. – Мне стыдно за тебя. Две тысячи долларов – немалая для Карлайла Муншина сумма для расплаты с безработным режиссером, который избавит его от девчонки.
– Чарли, ты испорченный человек, – громко произнес Муншин. – Я одолжил тебе деньги, потому что считаю тебя своим другом, и мне не следовало бы говорить тебе, что надо проявлять такт. Если об этом пойдет слух, мне каюк. – И продюсер провел пальцем по горлу. – Сейчас же я думаю прежде всего об Илене. Пусть этот мальчик будет свидетелем. Если с ней что-то случится, виноват в этом отчасти будешь ты.
–. С тобой не соскучишься, Колли, – начал было Айтел, но Муншин прервал его.
– Чарли, я не шучу: эту девочку нельзя оставлять одну. Разве я говорю, что я прав? Чего ты хочешь – моей крови? Предложи по крайней мерс какое-нибудь решение.
– Перебрось ее Мэриону Фэю.
– Ты просто камень, – сказал Муншин. – Человек страдает, а ты говоришь такие вещи.
– Я схожу к ней, – вдруг вырвалось у меня.
– Ты отличный малый, – усмехнулся Муншин, – но эта работа не для тебя.
– Не встревай, – рявкнул на меня Айтел.
– Даже мальчик готов к ней пойти, – сказал Муншин. – Скажи мне, Чарли, у тебя совсем вырезали сердце? Ни капельки не оставили? Или ты стал слишком стар, чтобы справиться с настоящей женщиной?
Айтел развалился в кресле, раскинув ноги, и уставился в потолок.
– О'кей, Колли, – медленно произнес он, – О'кей. Всякое одолжение требует встречного. Напьюсь с твоей девчонкой.
– Ты просто золото, Чарли, – прохрипел Муншин.
– А что, если произойдет сам знаешь что? – проронил Айтел.
– Ты что, садист? – спросил Муншин. – Я даже не думаю о таких вещах.
– А о чем ты думаешь?
– Что тебе понравится Илена и ты ей понравишься. Ей будет приятно, что человек твоей репутации и такой внушительной внешности любуется ею.
– О Господи, – вздохнул Айтел.
Зазвонил телефон.
Муншин хотел сказать что-то еще, словно боялся, что Айтел может передумать, но телефон звонил, и это отвлекало. По прихоти телефонистки он умолкнет, наступит тишина, потом он снова зазвонит.
– Да ответь же, – раздраженно бросил Айтел.
Муншин прижал трубку щекой. Он готовил нам новый коктейль, но услышанное заставило его прекратить всякую деятельность. До нас донеслись рыдания, а потом смех женщины – страх волнами катился по комнате. В ее голосе был такой ужас и такая боль, что, потрясенный, я уставился в пол. Затем она вскрикнула, так громко в своем одиночестве – слышать это было невыносимо.
– Откуда ты звонишь, Илена? – резко произнес Муншин в трубку.
Кульминационная точка была пройдена. Теперь слышались тихие всхлипывания.
– Я сейчас приеду, – сказал Муншин. – А ты никуда не двигайся. Никуда не двигайся, поняла, Илена? – Не успев положить трубку на рычаг, он уже натягивал брюки, застегивал пуговицы на рубашке.
Кровь отлила от лица Айтела.
– Колли, – сделав над собой усилие, сказал он и приподнялся, – ты хочешь, чтобы я с тобой поехал?
– Она у себя в номере, – сказал Муншин уже с порога. – Я позвоню тебе позже.
Айтел кивнул и снова сел. После того как Муншин ушел, мы какое-то время молчали. Через несколько минут Айтел поднялся и стал готовить нам коктейль.
– Какой кошмар, – пробормотал он.
– Как можно быть близким с женщиной, которая так… – сказал я. – Пренеприятная история.
Айтел поднял на меня глаза.
– Немножко сострадания, Серджиус, – сказал он. – Ты думаешь, мы выбираем себе подруг? – И насупясь, отхлебнул из стакана. – Интересно, узнаю ли я когда-нибудь ответ на этот вопрос? – произнес он еле слышно.
Время шло, мы продолжали поглощать напитки Карлайла Муншина. День медленно подходил к концу. Сидеть здесь было бесцельно, как бесцельно было и уходить. За стенами дома нас ждало лишь солнце пустыни.
– Настроение у меня – швах, – произнес Айтел с широкой улыбкой, опустошив с полдюжины стаканов. У меня было такое впечатление, что лицо у него окаменело; он медленно, с удовольствием разглаживал на лысине волосы. – Интересно, как там Колли? – заметил он после небольшой паузы.
Словно в ответ раздался стук в дверь. Я пошел открывать, и пожилой мужчина, отстранив меня, прошел в гостиную.
– А где Карлайл? – спросил он, ни к кому не обращаясь. Я шел за ним.
– А-а, мистер Теппис, – сказал Айтел, поднимаясь с кресла.
Теппис мрачно на него посмотрел. Он был высокий, плотный, седой, с красным лицом и даже в белом летнем костюме с вручную расписанным галстуком выглядел далеко не привлекательным. Загорелое лицо было некрасиво: под маленькими глазками – мешки, приплюснутый нос и подбородок, утопленный в складках шеи. Он был очень похож на лягушку-быка. А голос у него оказался писклявым и хриплым.
– Ну ладно, – сказал он, – ты-то что тут делаешь?
– Знаешь, а ты задал хороший вопрос, – сказал Айтел.
– Колли что-то задумал, – объявил Теппис. – Не знаю, зачем ты ему понадобился. Я, например, не хочу даже дышать одним воздухом с подрывным элементом. Ты хоть знаешь, во что ты мне обошелся со своими «Облаками»?
– Ты забываешь, сколько денег я принес тебе… Герман.
– Ха, теперь он вспомнил, что у меня есть имя, – сказал Теппис. – Они бросают меня и уходят в широкий мир. Айтел, я предостерегал Лулу насчет тебя. Женился на отличной молодой американской актрисе, слишком хорошей для тебя девчонке, и вымазал ее имя в навозе, грязи и мерзости. Мне стало бы стыдно, если б кто-то увидел, что я разговариваю с тобой.
– A тебе и должно быть стыдно, – сказал Айтел. – Лулу была отличной американской девчонкой, а ты позволил мне превратить ее в обычную шлюху. – Голос его звучал ровно, но я чувствовал, что ему нелегко говорить с Тепписом.
– У тебя грязный язык, – сказал Герман Теппис, – и ничего больше.
– Не говори так со мной. Я больше у тебя не работаю.
Теппис закачался с пятки на носок и обратно, словно набирая силу.
– Мне стыдно, что я делал деньги на твоих картинах. Пять лет назад я пригласил тебя к себе в кабинет и предупредил «Айтел, – сказал я, – всякий, кто пытается облить грязью нашу страну, кончает в свинарнике». Вот что я тогда тебе сказал, но разве ты меня послушал? – Он помахал пальцем. – Знаешь, что говорят на студии? Говорят, что ты собираешься вернуться на экран. Как же – вернешься. Да ты и дня не проработаешь без помощи студии. Я так всем и заявил.
– Пошли, Серджиус, – сказал Айтел.
– Эй ты, стой! – обратился ко мне Теппис. – Как тебя зовут?
Я назвался, придав своей фамилии ирландское звучание.
– Серджиус О'Шонесси? Что за имя для молодого человека с такими правильными чертами лица? Тебе надо это изменить. Джон Ярд. Вот какое тебе нужно имя. – Он внимательно оглядел меня с головы до ног, будто покупал штуку материи. – Ты, собственно, кто? – спросил Теппис. – Чем занимаешься? Надеюсь, не лоботряс.
Если ему хотелось разозлить меня, то он вполне преуспел.
– Я служил в авиации, – сказал я ему.
Глаза у Тепписа загорелись.
– Летчик?
Стоявший уже в дверях Айтел решил позабавиться.
– Ты хочешь сказать, что никогда не слышал об этом мальчике, Г.Т.?
Теппис насторожился.
– Не могу же я за всем уследить, – сказал он.
– Серджиус – герой, – создавая легенду, сказал Айтел. – Он в один день сбил четыре самолета.
Мне не удалось в это вмешаться, так как Теппис заулыбался с таким видом, словно ему сообщили очень ценную информацию:
– Твоя мать и твой отец, должно быть, чрезвычайно гордятся тобой, – сказал он.
– Вот этого мне не дано знать. Я вырос в сиротском доме. – Голос у меня, по всей вероятности, задрожал, и по тому, как изменилось лицо Айтела, я понял, что он знает: я говорю правду. А мне стало противно, что я настолько легко раскрываюсь. Но со мной всегда так. Годами держишь в себе какой-нибудь секрет, а потом выплескиваешь его как кофе из чашки. Но, возможно, Теппис побудил меня все выплеснуть.
– Сирота, значит, – произнес он. – Я потрясен. А знаешь, ты замечательный молодой человек! – Он по-доброму улыбнулся и посмотрел на Айтела. – Возвращайся к нам, Чарли, – сказал он своим хриплым голосом. – Ну что ты раскипятился? Я ведь и раньше так с тобой разговаривал.
– Ты грубый человек, Герман, – сказал Айтел, уже стоя в дверях.
– Грубый? – Теппис по-отечески положил руку мне на плечо. – Да я не бываю грубым даже с моим швейцаром. – Он рассмеялся и закашлялся. – Айтел, – сказал он, – что произошло с Карлайлом? Куда он девался?
– Он мне не сказал.
– Я перестал понимать людей. Вот ты человек молодой, Джонни, – сказал он, тыча в меня пальцем, будто я неодушевленный предмет, – скажи мне, что происходит? – Но прежде чем я мог бы ему ответить, он снова заговорил: – В мое время, если мужчина женился, он мог быть счастлив в своем выборе или ему могло не повезти, но он оставался женатым. Я тридцать два года был мужем – да покоится в мире моя жена. Ее фото стоит у меня на письменном столе. А ты можешь сказать то же самое, Айтел? Что у тебя стоит на столе? Фото красоток из журналов. Я не знаю людей, которые все еще уважали бы общество. Я разговаривал с Карлайлом. И что? Он и в ус не дует. И за такого человека моя дочь пожелала выйти замуж. За идиота, который путается втихую с дешевой танцовщицей.
– У каждого из нас свои странности, Герман, – сказал Айтел.
Теппис взорвался.
– Айтел! – рявкнул он. – Я тебя не люблю, и ты не любишь меня, но я стараюсь ладить со всеми. – И чтобы успокоиться, принялся очень внимательно меня разглядывать. – Чем ты все-таки занимаешься? – снова спросил он, словно и не слышал моего ответа. – Ты актер?
– Нет.
– Я так и знал. Среди актеров нынче нет красивых ребят с правильными чертами лица. Одни уроды. Лица как у букашек. – Он издал нечто вроде лая, прочищая горло. – Слушай, Джонни, – продолжал он, – ты мне нравишься, и я сделаю тебе приятное предложение. Завтра вечером у нас будет небольшой прием. Я устраиваю его для своих. Считай себя приглашенным.
Стоило мне это услышать, как я понял, что хочу быть на его приеме. Последние несколько дней все в Дезер-д'Ор только и говорили о нем, и это было первое крупное светское событие на курорте, на которое я получил приглашение. В то же время я разозлился на себя за то, что, забыв про Айтела, готов был сказать: «Хорошо». Я решил идти ва-банк: если Теппис хочет меня пригласить, хотя я и не знаю почему, я заставлю его пригласить и Айтела.
– Не уверен, что мне охота идти одному, – сказал я Теппису, довольный тем, что голос у меня звучит ровно.
– Можешь прихватить с собой девочку, – предложил Теппис. – У тебя есть подружка?
– Нелегко найти подходящую, – сказал я. – Слишком много я потерял времени, водя самолеты в небе.
Все-таки правильно я раскусил Германа Тепписа. Он понимающе кивнул.
– Связь мне понятна, – сказал он.
– Я думаю, Чарли Айтел мог бы помочь мне подобрать на приеме девушку, – добавил я.
На секунду я подумал, что проиграл и Теппис сейчас взорвется. Он метнул на нас обоих гневный взгляд.
– А кто приглашал Айтела? – со злостью спросил он.
– Вы его не приглашали? – сказал я. – А я считал, что пригласили.
Сделав над собой усилие, Теппис милостиво улыбнулся.
– Ты очень верный друг, Джонни. И мужества тебе не занимать. – И практически не переводя дыхания, спросил Айтела: – Скажи мне как на духу, Чарли, ты красный?
Айтел ответил не сразу.
– Ты же все знаешь, Герман, – наконец тихо произнес он. – Зачем спрашивать?
– Да, знаю! – рявкнул Теппис. – Я все про тебя знаю. И никогда не пойму, зачем ты разыграл такой спектакль. – Он выбросил вверх руки. – Ну ладно, ладно, я знаю, что, по сути, ты чист. Приходи на мой прием. – Теппис покачал головой. – Только сделай одолжение, Чарли: не говори, что это я тебя пригласил. Скажи, что тебя пригласил Мак Бэррентайн.
– Ничего себе приглашение, – сказал Айтел.
– Ты так считаешь, что ж, но дареному коню в зубы не смотрят, ты меня понимаешь? Выбери время и очистись перед американским правительством, тогда я, может, стану работать с тобой. Я не возражаю делать деньги на людях, которые мне не нравятся. Это мое мотто, жизненное кредо. – Он взял мою руку и крепко ее пожал. – Согласен со мной, Джонни? Это мой лозунг. Завтра вечером увидимся с вами обоими, ребята.
В хорошем настроении ехал я назад в дом Айтела. Теппис мне понравился. Я был даже сверхвозбужден. И снова и снова рассказывал Айтелу, что я чувствовал, когда впервые солировал. Внезапно до меня дошло, что чем больше я говорю, тем больше он мрачнеет, и, решив переменить тему, сказал:
– Как вы смотрите на то, что нас пригласили? Возможно, при виде вас на лицах появится несколько недоуменное выражение. – И засмеялся.
Айтел покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55