– О, бедный мальчик! – певуче выговорил он. – Совсем устал. Сейчас мы все устроим.
Через полчаса Пьетро уже спал в хорошей постели. Он спал весь день, вечер и ночь и проснулся только на следующий день поздним утром, чувствуя себя ожившим.
Пока он спал, Исаак расспрашивал Паоли о положении дел с осадой. Жители Рецци упрямо держались. Однако граф Алессандро усиливал свои атаки, зная, что рано или поздно голод сделает их более уступчивыми.
Исаак в ту ночь тоже прилег отдохнуть, но встал рано утром, чтобы разведать обстановку. Когда Пьетро проснулся, его дяди уже и след простыл.
Пьетро обнаружил, что добрая жена Паоли, Джина, – ибо даже такой уродливый мужчина без труда нашел жену, поскольку разнесся слух о его немалом достатке, – уже выстирала его запыленную дорожную одежду и даже вытащила из седельных мешков его нарядный костюм и развесила, чтобы он проветрился и разгладился. Пьетро имел возможность принять ванну и вновь почувствовать себя юным принцем.
Он съел отличный завтрак, который приготовила ему Джина. Она была привлекательная женщина, толстая и веселая, гораздо моложе своего мужа. Выйдя замуж за Паоли из-за его богатства, она, к великому своему удивлению, обнаружила, что он настолько нежен и добр – за все эти годы он ни разу не ударил ее, что было большой редкостью среди крестьян, для которых избиение жены являлось безопасным средством дать выход ненависти к своим угнетателям, – что она полюбила его, несмотря на его уродство. Но детьми Господь их не благословил, и Джине необходимо было излить на кого-нибудь свои материнские чувства. Пьетро с его изящной, почти девичьей красотой как нельзя лучше подходил для этой цели. Не прошло и полдня, как он полюбил эту веселую крестьянку всем сердцем.
Он обошел всю их ферму, после того как навестил в конюшне измученных лошадей, – ибо Паоли одолжил Исааку прекрасного верхового мула вместо его совершенно загнанного коня. Паоли показал Пьетро свою отличную ирригационную систему и рассказал, как Исаак ее задумал и как она чудесным образом завоевала ему расположение настоятеля аббатства.
Они с увлечением обсуждали эти проблемы, когда до них из соседнего леса донесся звук охотничьих рогов. Лицо Паоли исказилось от страха и горя.
– Что тревожит тебя? – спросил Пьетро.
– Это Роглиано, – почти плакал Паоли. – Они опять здесь охотятся, и если олень или кабан кинется через мои поля, пропало полгода труда.
Пьетро знал об этом праве – самом дорогом из всех феодальных прав. Знатный господин всегда мог истоптать поля серва, преследуя свою охотничью добычу. Но по закону только собственного серва – а ведь Паоли вассал настоятеля монастыря.
– А ты не можешь обратиться к его милости настоятелю?
– Могу, но что толку? Настоятель не любит воевать, не то что некоторые другие князья церкви, и он не хочет рисковать войной против барона или графа. Он посылает мне зерно, чтобы мы не голодали, когда мой урожай вытоптан, и призывает проявлять терпение. Но это очень трудно – они нас совсем измучили…
– Подожди, – сказал Пьетро и побежал в дом. Вернулся он со своей сарацинской саблей – этим изогнутым упругим клинком, чья сталь превосходила любую христианскую сталь, поскольку был изготовлен этот клинок в Испании, в мавританском городе Толедо – и с арбалетом.
Он вдел ногу в петлю арбалета и начал натягивать тетиву с помощью двуручной лебедки. Это была нелегкая работа для такого хрупкого юноши, но в конце концов он натянул тетиву до упора и поставил короткую со стальным наконечником стрелу, именуемую долото, на спуск. И так остался стоять в ожидании.
Рога вновь трубили, теперь еще громче. Паоли, не стесняясь, плакал. Он боялся за свои поля и за жизнь этого мальчика, которого Исаак оставил на его попечение. И вот крупный олень вырвался из леса, направляясь прямо к ним, у него из нескольких ран текла кровь, собаки преследовали его по пятам.
И тогда Пьетро сделал странный жест. Вместо того чтобы дождаться и попробовать с помощью арбалета остановить охотников, как предполагал Паоли, он поднял свое оружие и послал стрелу. Огромный олень остановился и рухнул мертвым.

Охотники выскочили из леса, настегивая своих лошадей. Все они были молоды, и среди них было несколько девушек, раскрасневшихся и смеющихся. Они преодолели на конях низкую стену и, увидев, что их гончие псы крутятся вокруг Пьетро и Паоли, натянули поводья.
– Вон ваш олень, – холодно произнес Пьетро. – Забирайте его и уезжайте.
Лица молодых господ исказились. Их было трое – тяжелые, белокурые парни, под шесть футов ростом, в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет. С ними были три девушки, две из них явно были с ними не в родстве, поскольку они были черноволосые и смуглые, типичные итальянки, но самая младшая из них была такой же розовощекой блондинкой, как и ее братья.
– Кто ты? – спросил, как выплюнул, Ганс, старший из братьев. – Кто тебе позволил убить нашего оленя?
– А вы кто? – ответил вопросом на вопрос Пьетро. – Вы позволяете себе вытаптывать землю вассала настоятеля монастыря.
Ганс двинул свою лошадь вперед. Его рука уже легла на рукоятку меча.
Пьетро почувствовал, что у него задрожали колени. Против этого могучего германского рыцаря ему не выстоять, и он знал это. Но бежать он тоже не мог – перед этими девушками. Дурак я, подумал он безнадежно и взялся за рукоятку сарацинского клинка.
– Остановитесь! – раздался чистый как колокольчик голос. – Ганс, остановись! Я этого не потерплю.
Ганс обернулся к сестре. Она была на год младше Пьетро и, на его взгляд, взгляд юного сицилианца, прекрасна как ангел. В действительности она не была так уж прекрасна, лицо у нее было квадратное, как у всех Бранденбургов, но она была такая розовая и белокурая, что Пьетро лишь через много лет осознал этот простой факт.
– Послушай, Иоланта, – огрызнулся Ганс, – я не желаю, чтобы этот низкорожденный вассал…
– Какой низкорожденный вассал? – твердо сказала Иоланта. – Ты когда-нибудь видел серва, Ганс, который выглядел бы так, как этот юноша? Посмотри, братец, на его одежду, на его драгоценности. Мне кажется, что он похож на принца…
Ганс стал разглядывать Пьетро с некоторым интересом.
– Кто ты? – спросил он.
– Пьетро из Сицилии, – гордо ответил Пьетро.
Теперь они знали о нем не больше, чем знали раньше. Пьетро не любил лгать, но ему было ясно, что он понравился этой девушке, этому белокурому ангелу. Он понимал, что произойдет, если она узнает о его низком происхождении. Бывают случаи, подумал он, когда не вредно солгать. И если сейчас не такой случай…
Иоланта пришпорила коня и оказалась между юношами.
– Помоги мне спешиться, – обратилась она к Пьетро.
Пьетро положил оружие на землю и помог ей. Святой Боже, какая она теплая и мягкая!
– Ты принц, добрый мессир Пьетро? – насмешливо спросила она.
У Пьетро язык прилип к гортани от изумления. В Сицилии все девушки, в соответствии с мусульманскими обычаями, жили более или менее изолированно от мужчин, не считая тех, кто торговал своим телом, и тех приветливых уличных девушек, которые, лишившись защиты отца или старшего брата, тоже были доступны по доброте своих сердец. Но эти девушки Севера с их смелостью будут поражать Пьетро еще много лет, пока он не узнает, насколько невинна эта смелость и как мало она значит.
Но он быстро овладел собой.
– Нет, благородная дама, – прошептал он.
– Ты вассал?
– Да, но я вассал только моего господина, его величества Фридриха Второго, короля Сицилии.
Это была правда, умная правда.
– Ты говоришь загадками, – надула губки Иоланта. – Кто ты?
– Как я сказал вам, госпожа, я Пьетро из Сицилии. Что касается моего положения, то я бедный молодой человек, не дававший клятву ни одному сюзерену, кроме моего короля. Но я с радостью стану вассалом, даже сервом, если мне будет даровано право служить вам, моя госпожа.
Пьетро с достоинством поклонился и поцеловал ее руку.
– Будь я проклят! – в один голос сказали Ганс, Марк и Вольфганг.
– Вероятно, – сказала Иоланта, ослепляя его своими ясными серыми глазами, – вероятно, это можно устроить. Потому что, клянусь Девой Марией, мессир Пьетро, ты поразительно красивый парень. А теперь помоги мне опять сесть в седло.
Пьетро выполнил ее просьбу. Его руки ощутили ее тело, их словно обожгло.
– Мои братья никогда не будут вытаптывать поля этого крестьянина, – заявила Иоланта. – А если они это сделают, я скажу моему отцу и он их отлупит. Поехали, мальчики, пусть слуги заберут оленя, а мы поедем.
Она помолчала, улыбаясь Пьетро.
– Добрый мессир Пьетро, – сказала она, – если вы когда-нибудь окажетесь по соседству с Хеллемарком, заезжайте к нам в гости. Барон, мой отец, будет счастлив принять вас…
– Что ты несешь? – зарычал Ганс. – Отец никогда не будет принимать нищего шута, как бы хорошо он ни был одет…
– Будет, – рассмеялась Иоланта, – если я его попрошу. И ты это отлично знаешь, братец.
Она весело махнула рукой Пьетро и повернула своего коня к лесу. Пьетро стоял не двигаясь и тогда, когда слуги, поднявшие оленя, скрылись в лесу. Только потом он обернулся к горбуну и со вздохом сказал:
– Дай Бог, чтобы то, что она сказала, оказалось правдой.
– Так оно и есть! – закричал Паоли. – Здесь все знают про это. Барон Рудольф души не чает в своей дочери. Она вертит им как хочет. Примите мою благодарность, добрый мессир Пьетро, за то, что вы спасли мои поля. Но вы и себе сослужили хорошую службу, вы обеспечили себе доступ к знати, ибо никто в здешних местах, кроме Исаака и меня, не знает, что Донати ваш отец, и будьте уверены, что я не проговорюсь. Я буду очень рад увидеть, как крестьянский сын поднимется в жизни…
– Благодарю тебя, – равнодушно отозвался Пьетро.
Он ощущал головокружение и тошноту, не зная, какая болезнь поразила его. Он смутно догадывался, что лекарство от этой болезни скачет, смеясь, через лес.
Исаак вернулся поздно вечером, и на его лицо было страшно смотреть.
Он ковырял еду, которую Джина поставила перед ним, не чувствуя вкуса. Когда он наконец заговорил, то обратился к Паоли.
– Добрый Паоли, – сказал он со вздохом, – Достань крестьянскую одежду, которая подошла бы мальчику…
Пьетро окаменел.
– Когда мы уезжаем? – прошептал он.
– Сегодня ночью, – ответил Исаак. – У нас нет времени. Я отправляюсь в Роккабланку, замок графа Алессандро, в качестве заложника, пока не прибудет золото. Но прежде я договорился, чтобы тебя переправили в город. Это будет рискованное дело.
– Граф согласился пощадить их? – в волнении спросил Пьетро.
– Нет. Он согласился пощадить мои склады и моих людей – но только тех, кто не принимал участия в восстании – за такое количество золота, что это разорит меня. Что касается других, то их ждет смерть, Пьетро. Ты должен убедить Донати, что его единственное спасение – бежать. Я уже подготовил путь для тебя в город и путь для вас обоих из города – с помощью золота.
Пьетро ничего не сказал. Через полчаса они выехали.
Когда они увидели город, Пьетро охватила дрожь. Город горел в двадцати местах. Осадные машины графа Алессандро стояли вдоль городских стен. Огромные катапульты бросали через крепостные стены камни весом в полтонны, которые крушили дома, проламывали крыши, убивали людей. Более легкие баллисты метали камни поменьше, другие метательные машины посылали в уже пылающий местами город горшки с греческим огнем. Работали катапульты, огромные арбалеты на конной тяге, выпускающие стрелы со стальными наконечниками, размерами больше рыцарского копья.
Помимо всей этой артиллерии у графа Алессандро имелось еще два гигантских панциря, работающие у городских стен. Это были настилы, крытые деревом и листьями, предохраняющие воинов от огня и камней, сбрасываемых защитниками со стен, под которыми длинные тараны, висящие на канатах, долбили камень. Пьетро мог слышать, как содрогается земля от их беспрерывных мощных ударов по стенам. Поперек крепостного рва лежала перевернутая осадная башня – немая свидетельница мужества защитников города. Пьетро смотрел на эту башню, крытую деревом и кожей, передвигающуюся на колесах и имеющую свой откидной мост. Башня лежала на боку, и Пьетро. разглядел, где граф допустил ошибку. Его саперы заполнили ров фашинами – связками веток, но работу свою они выполнили плохо. Одно из колес зарылось между фашин, и башня опасно накренилась. Тогда защитники города, используя большой брус как рычаг, свалили башню набок. Пытавшихся выбраться из нее воинов восставшие поливали кипящей водой и расплавленной смолой из огромных чанов, вызвав этим великий гнев графа Алессандро.
Отряд стрелков двигался сейчас вперед, прикрываясь защитным щитом, поставленным на колеса. Несмотря на все усилия защитников города, отряд приблизился к стене и арбалетчики начали свою смертоносную работу. Даже с того места, где сидел на муле дрожащий Пьетро, ему было слышно, как свистели дротики и вскрикивали люди на стенах крепости, поражаемые с ужасающей точностью. Их же дротики и стрелы, выпускаемые из маленьких, в три фута длиной луков падали перед движущимся щитом, не принося атакующим никакого вреда.
Пользуясь тем, что защитники города были поглощены сражением, атакующие начали продвигать вперед новый навес. Он был еще длиннее, ниже и прочнее первых, и Пьетро видел, что под ним не было подвешенного тарана.
– Кошка, – объяснил Исаак. – Они будут пытаться проломить стену.
В это время мастеровые под защитой надежной крыши принялись ломать камни стены с помощью ломов и мотыг. Но это была работа надолго. Она могла занять дни, возможно, даже недели.
– Век научного ведения войны, – простонал Исаак. – Ни в чем мы не достигли такого совершенства, как в искусстве убивать друг друга. Поехали!
Они сделали большой круг, объезжая стороной Рецци, пока не оказались на спокойном участке, охраняемом солдатами графа, чтобы в осажденный город нельзя было доставить продукты. Здесь не было осадных машин, поскольку отсутствовали подходящие цели. Исаак спешился и начал тихий разговор со старшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55