Другие рабы разносили знатным гостям шарики из мускуса. В каждом таком шарике, когда его раскрывали, находился пергамент, дарственная на имение, на ценного раба, чистокровную кобылу или красивую танцовщицу. Но самым большим чудом из чудес оказалось дерево из золота и серебра, точная копия дерева, принадлежавшего Харуну аль Рашиду. На его сверкающих, украшенных драгоценными камнями ветвях пели сладкими голосами птички из золота и серебра, с рубиновыми глазками.
Гостей угощали множеством изысканнейших блюд. Подавали жареных кур, откормленных на молоке и миндале, в винном и медовом соусе, засахаренные печенья, кусочки рыбы, такие маленькие, что гости просто дивились, а прислуживавшие рабы горделиво объясняли, что это рыбьи язычки и что каждое блюдо со ста пятьюдесятью язычками стоило их хозяину более тысячи дирхам. Подавали всевозможные виды шербетов, подслащенных, пахнущих розами, фиалками, блюда с бананами, тутовицей и апельсинами, обложенными колотым льдом, который скороходы доставляли с гор Сирии и упаковывали в соломенные ящики для перевозки по морю и вверх по Нилу.
Пьетро отведал все эти деликатесы, но старался не есть много, чтобы не поддаться сонливости, и отказывался, ссылаясь на запрет религии, от вина, которое разносили перед тем, как появились танцовщицы. Трудно было оставаться настороже, когда тебя обволакивают запахи амбры и алоэ, дымящиеся в курильницах. Но когда Ахмад и другие знатные гости стали обмывать свои бороды розовой водой, Пьетро понял, что теперь начинается серьезное питие, что все запреты Корана против выпивки будут отброшены. Рабы принесли камр, благоухающее вино, после чего вышли рабыни-гречанки с золотыми крестами на шеях, одетые в прозрачнейший шелк, и стали танцевать.
После этих танцев Пьетро пригласили к столу шейха Ахмада, который принялся расспрашивать его о подробностях путешествия в Китай, больше, как понял Пьетро, для развлечения гостей, чем для себя, ибо он уже многое знал о далеком Китае.
– Это правда, – спрашивал он, – что там живут люди, у которых головы ниже плеч, глаза смотрят с груди, а рты находятся там, где у всех людей пупок?
– Нет, мой господин, – отвечал Пьетро, – это бабьи сказки. А вот что я действительно видел во время моего путешествия, так это племя людей, настолько лишенных чувства ревности, что они одалживали нашим стражникам и возницам своих жен на то время, пока мы жили там… Это невиданная страна, высоко в горах, где снег лежит круглый год, а холод такой, что наши зубы танцевали не хуже, чем танцовщицы моего господина…
В глазах Ахмада мелькнул огонек.
– Садись, сын моей души, – сказал он, указывая на подушку у своих ног, – и соври мне, почему ты не воспользовался одолженной тебе женой?
Пьетро громко расхохотался.
– Я не вру, мой господин, – сказал он, – и по той причине, что эти тибетские женщины – коротышки и толстухи, с лицами плоскими, как глиняные тарелки, и такого же цвета. И вдобавок к их уродству они намазывают свои тела овечьим жиром и никогда не моются, так что пахнут они чудовищно.
Гости чуть не поперхнулись от смеха.
– Еще! – кричали они, вытирая слезы. – Расскажи нам еще!
– В этих горах, – продолжал Пьетро, – есть верблюды с двумя горбами вместо одного и с такой густой шерстью, как ни у одной овцы. Я хотел привести одного с собой для зверинца моего господина, но он сдох от жары во время путешествия. Леопарды в этих снегах белые, что помогает им прятаться, ибо таким образом Аллах благословил свои создания – на них нет ни единой темной точки. Мои туркмены убили нескольких таких леопардов, их шкуры выделали и сделали из них ковер для моего господина…
Пьетро продолжал рассказы, описывая во всех подробностях свое путешествие. Он поведал им о странных судах, которые видел в Китае, с большими парусами из бумаги, с драконами, нарисованными на носу корабля. Он рассказал о больших трубках, которые есть у китайцев, в них насыпают черный порошок, и, когда его поджигают, он говорит голосом, подобным грому, и из трубки вылетают камни и летят на большое расстояние. Рассказал и о том, что все его попытки раздобыть этот черный порошок были пресечены. Он долго рассказывал о резьбе по слоновой кости и изделиях из нефрита, о благовониях, лекарствах и магии, описал огромные луки монголов, диких всадников, обитающих в степях, и сказал, что был очень доволен что сумел достать такой лук с поющими стрелами.
Когда он закончил, многие гости стали поздравлять шейха Ахмада с тем, что у него такой старательный и умный раб. Слушая их, аль Муктафи разволновался. Он очень дорожил Пьетро, и тот действительно был ему весьма полезен. Но на другой чаше весов лежала его ненависть к аль Камилу и категорическое неприятие договора, который должен быть заключен завтра между Фридрихом и калифом. Ненависть победила, но она не могла затмить его сожаление о том, что он должен сделать.
– Ты хорошо рассказывал, сын мой, – сказал шейх Ахмад. – Я хочу наградить тебя. Скажи мне, чего желает твое сердце?
Пьетро посмотрел на него. Если он хочет проявить смелость, то сейчас самое время.
– Единственное, – спокойно сказал он, – чтобы мой, господин рассказал мне то, что он может, о высадке франков.
Все гости, сидевшие достаточно близко, чтобы слышать его слова, обернулись посмотреть на шейха Абу-Бекра Ахмада аль Муктафи. Тот глядел на Пьетро так долго, что озерцо молчания, возникшее между ними, расширилось и втянуло в себя всех остальных гостей. Разговоры стихли.
– Отец, не надо! – раздался голос Харуна.
Ахмад медленно улыбнулся.
– Почему нет, сын мой? – спокойно ответил он. – Ты думаешь, он что-нибудь вспомнит после сегодняшней ночи?
Пьетро понимал, что Харун совершенно определенно подумал сейчас о вине, в которое подмешан наркотик, о старом шейхе, о том, что тот творит, чтобы украсть у человека его душу.
Харун откинул голову и громко рассмеялся.
– Ты прав, отец! – сказал он.
– Я расскажу тебе, Пьетро, – начал Ахмад, – потому что ты попросил это в качестве своей награды, но я буду говорить еще и потому, что все здесь хотят услышать эту историю…
– Франки высадились малыми силами, недостаточными для того, чтобы создать укрепление, не говоря уже о том, чтобы взять Иерусалим. Они разбили лагерь около Акры и отправили послов к нашему султану. В ответ султан послал им подарки и эмира Фахрутдина вести с ними переговоры. Фахрутдин – великий н ученый человек, но он слишком легко поддается убеждению. Похоже, что он вернулся к султану в восторге от франкского императора Фридриха, который, как и ты, Пьетро, не нуждается в переводчике, а говорит на языке сыновей Аллаха свободно и без ошибок. Фахрутдина поразило знание Фридрихом нашей науки, острота ума и большое сердце франка…
Если бы Фахрутдин более внимательно рассмотрел дело, он заметил бы хитрость этого сына шайтана. Ибо император Фридрих использовал слабость своих сил в качестве аргумента, клянясь, что прибыл сюда для того, чтобы мирно разрешить противоречия между нашими народами, и привел с собой чисто символическую военную силу в доказательство серьезности своих намерений. Но Фахрутдин не располагает той информацией, какую имею я. Он не знает, что лишь большие трудности не дали возможности франкам привезти сюда больше людей, иначе этот добрый, но несерьезный эмир понял бы, что переговоры имеют целью потянуть время, пока из франкских земель не прибудет пополнение…
– А что это были за трудности, мой господин? – спросил Пьетро.
– Главное, что ваш калиф… как вы его называете? Я имею в виду того странного сановника, возглавляющего вашу назарейскую веру, потому что согласно моей информации во франкских землях султан не является калифом, у вас они существуют отдельно – светская власть и религиозная.
– Это правда, – отозвался Пьетро. – Нашего калифа зовут Папой, а нашего султана императором. Это две разные власти, из-за чего возникают острые конфликты…
– Похоже, ваш Папа ненавидит вашего императора всеми силами души. Он направил своих послов к султану, убеждая его не заключать договор с Фридрихом. Более того, он прислал артиста, в точности копирующего императора, чтобы аль Камилу было легче опознать императора и захватить его в плен. Наш султан не испытывает отвращения к предательству, поскольку он имеет с ним дело всю свою жизнь, но он очень благочестив и старательно блюдет заповедь пророка, запрещающую делать изображения животных или людей…
Со своими могучими армиями султан аль Камил может в один день сокрушить слабенькое войско вашего императора. Но Фахрутдин возбудил в султане восхищение и любопытство по отношению к вашему императору. Кроме того, множество людей, я могу об этом свободно говорить, поскольку на этот свадебный пир приглашены только те, кто разделяет мои убеждения – которые хуже смерти ненавидят эту ветвь нашего рода, предававшую нас множество раз, в результате чего сегодня наш священный город Иерусалим – священный для нас, ибо отсюда пророк вознесся на небо, – лежит беззащитный перед любым сильным и решительным врагом.
Малик аль Камил знает об этой ненависти. Поэтому он склонен использовать эти детские сказки Фахрутдина, чтобы оправдать самое большое предательство, какое когда-либо позорило султана!
Пьетро понимал, что Ахмад говорит все это уже не ему, а всем собравшимся. Глаза Ахмада сверкали, голос гремел. Он совершенно забыл о Пьетро.
– Завтра, – выкрикивал Ахмад, – он заключит договор, по которому наш Священный город будет почти целиком отдан этому франкскому псу, у которого нет сил взять его с помощью оружия!
Зала взорвалась криками, мужчины встали, потрясая кулаками.
Ахмад широко простер руки.
– Тихо, собратья, – произнес он. – Это дело будет решено – навсегда! Доверьтесь мне. А сейчас… не забывайте, что это свадебный пир. Ешьте, пейте н веселитесь. У вас нет причин бояться. Аллах направляет нас, и его дети обладают и умом, и силой, чтобы расправиться с предателями!
Гости шушукались между собой. Вскоре Пьетро заметил, что сыновья Ахмада ходят между гостями, нашептывая им что-то. После этого гости стали торопливо расходиться.
Торопливо. Слишком торопливо. Завтра, припомнил Пьетро, по христианскому календарю будет 18 февраля 1229 года. Ахмад должен торопиться.
Пьетро спокойно сидел на своей подушке. Когда последний гость ушел и молодожены удалились, Ахмад подошел и, улыбаясь, взял Пьетро за руку.
– Пойдем, – сказал он. – И ты, и твой раб Абдулла. Мы хотим наградить тебя за твою отвагу и верную службу. Пойдем со мной, сын мой…
Пьетро молча последовал за Ахмадом в маленькую залу. Там был накрыт стол. Во главе стола сидел шейх аль Джебал, глядя на них своими жестокими черными глазами. Деликатесы, стоявшие на столе, превосходили даже те, которые подавали за свадебным пиршеством. Танцевали обнаженные рабыни, тела их прикрывали лишь нити разноцветных бусинок.
Девушки уселись на колени к мужчинам, принялись их целовать. Пьетро смеялся, но к вину не притрагивался.
Через пять минут Абдулла забыл о своем страхе перед шейхом аль Джебалом. Он опьянел, его маленькие глазки поблескивали от вина и похоти.
Бедняга, подумал Пьетро. Теперь он в их руках.
Пока все смотрели на девушку, певшую о сладости любви, Пьетро проворно вылил содержимое своего бокала на пол. Потом сделал вид, будто пьет из бокала.
– Вот это правильно! – засмеялся Харун. – Наслаждайся этим бокалом. В нем ключ к таким наслаждениям, какие тебе и не снились!
Пьетро следил за Абдуллой. Голова раба качнулась раз, другой, третий, потом упала на стол с такой силой, что разбила бокал и блюдо.
Пьетро улыбнулся. В его намерения входило изобразить потерю сознания, чтобы получить таким образом возможность бежать. Но чем больше он об этом думал, тем меньше ему нравился его план. Бежать – но как? Где он раздобудет верблюда или лошадь? И куда он поедет, один, без еды?
Внезапно он громко расхохотался. Ответ оказался таким простым. Он хочет добраться до Фридриха – и они тоже хотят этого! Пусть они пошлют его в Иерусалим. Он пообещает им все, что они потребуют. А уж когда доберешься туда, перехитри их, покажи им, как трудно превзойти сицилийца в вероломстве.
Но для этого он должен избежать нежных ласк шейха аль Джебала. Его мозг не должен быть ничем затуманен. Для того, что он задумал, ему нужна хитрость змеи…
Он чувствовал, что они все смотрят на него в удивлении. Он встал.
– Мой господин, – сказал он, – ты должен знать, что у меня есть талисман, предохраняющий от любых одурманивающих средств и ядов. Но я прошу вас, выслушайте меня.
Ты, могущественный лев дома Муктафи, ты хорошо знаешь, как я был взят в плен. Меня послали вместе с моими друзьями против Дамиетты, послал меня тот самый император Фридрих, которого, вы хотите, чтобы я убил. Мои самые близкие друзья погибли, я из господина превратился в раба, потому что он предал нас, он не прислал подкрепления, которое обещал! Из-за него я потерял жену, которую любил. Я говорю тебе, о могущественный шейх, что я выполню твой приказ и не испив одурманивающего вина и без заботливой помощи твоего достопочтенного гостя…
– Он лжет! – воскликнул Харун. – Это уловка, чтобы сбежать и предупредить их!
– Уловка, мой господин? Но я клянусь бородой Пророка, что говорю правду! Да, я понимаю твои сомнения. Хорошо, пошли меня в Иерусалим под охраной. У тебя там есть друзья. Пусть меня поселят у них. Прикажи им убить меня, если я не выполню повеления.
Ахмад пристально изучал его лицо.
– Наши друзья не смогут приблизиться к тебе, как только ты окажешься во дворце, где только ты и сможешь выполнить эту задачу.
Пьетро чуть не застонал. Ахмад ткнул пальцем в главный пункт, на котором держался весь план Пьетро. Но, как всегда в трудный момент, его ум быстро нашел выход.
– Ты ведь планировал, мой господин, – сказал он, – сделать Абдуллу федаином. Так пошли его со мной. В качестве моего слуги он сможет вместе со мной пройти во дворец. Дай ему оружие. А мне не давай. Став федаином, он не будет подчиняться моим приказам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55