Лизавета, как-то делавшая сюжет о проблемах тех, кто постоянно нуждается в очищении крови из-за почечной недостаточности, знала, что это аппарат для гемодиализа. – Надо же, а я не при параде. Черт дернул именно дагестанского купить, хотя этикетка и показалась подозрительной. – Пилот бережно дотронулся до прозрачного шланга, по которому отсасывался яд, попавший в крепкий организм летчика вместе с коньячком подвального разлива.
Не придавая значения тому, что гости пришли не к нему, а к соседу по палате, пилот принялся рассказывать свою горестную историю.
Неделю назад он решил расслабиться вместе с давним другом – встретились случайно в аэропорту Пулково. Встретились, купили коньячку. Итог – один на больничной койке, другой на погосте. Впрочем, летчик, чудом выживший после дегустации (просто потому, что выпил за дружбу чуть меньше), ничуть не унывал. Сразу бросалось в глаза его жизнелюбие. Он и впредь, несмотря ни на что, будет пить и покупать выпивку незнамо где.
– Самое смешное, мне наши рассказали, милиция потом этот ларек проверила – все чисто, никакого бодяжного коньяка, и водка как слеза! Вот невезуха! – закончил он рассказ.
Журналисты, уже уставшие снимать сюжеты о работе подпольных винно-водочных заводиков, предупреждать граждан о большом количестве подделок, в том числе опасных для жизни и здоровья, и призывать к бдительности, переглянулись. Перед ними лежала живая иллюстрация к грустной повести о том, что сколько ни призывай русака требовать сертификат качества, он все равно покупает водку просто так. Саша Маневич не удержался и дал совет:
– В следующий раз будьте внимательнее.
– Да уж, с полустертой наклейкой покупать не буду! – согласился пилот и тут же переключился на Лизавету: – А вы в жизни совсем не такая, как на экране. Высокая… – Было видно, что он любитель женщин вообще и женщин с ростом за метр семьдесят в особенности.
– Да, камера чуть меняет человека, – вежливо ответила Лизавета.
Узнающих ее телезрителей можно было разделить на три категории – на тех, кто считал, что в жизни она лучше, чем в телевизоре; на придерживающихся прямо противоположной точки зрения; и на тех, кто уверял, что и там и там она одинаково хороша или плоха. Лизавета ни с кем не спорила и для каждого находила вежливый, но стандартный ответ.
– А вот скажите, вы там наизусть шпарите? – Летчик явно настроился на длинное и подробное интервью.
– Нет, у нас есть специальный аппарат, телесуфлер, вроде вашего автопилота. – Лизавета перевела название телемашинки на доступный летчику язык.
– А, я так и думал. А слова…
На третий традиционный вопрос телезрителей Лизавета ответила раньше, чем летчик успел договорить:
– Тексты я пишу сама, а информацию мы получаем от разных агентств.
Она уже приготовилась рассказывать, что такое агентства, но вмешался болящий Савва. Он, еще минуту назад такой недвижимый, такой страдающий, зашевелился, привстал и скомандовал:
– Давайте выйдем в коридор, поговорить надо.
Правда, в коридоре Савва опять вспомнил, что в больнице следует болеть. Скривившись, он прислонился к подоконнику и далее говорил тихим голосом, который вполне подошел бы для озвучивания партии умирающего лебедя.
– Спасибо, что навестили.
– Что ты! Не стоит! Это наш святой долг и почетная обязанность! – Саша попытался разбудить Саввино чувство юмора.
Савва устало прикрыл глаза, давая понять, что он ценит столь трепетное отношение коллег к их обязанностям.
– Ну, какие новости?
– Да особо никаких, вот кабинеты разгромили. Ярослав даже милицию вызвал…
Саша Маневич не успел договорить. Чайлд Гарольд, погруженный в собственные беды, перебил его, задав очередной вопрос:
– А про меня что говорят?
– Да особо ничего. – Саша незаметно дотронулся до Лизаветиного плеча – мол, молчи.
– Совсем ничего? – Савва возвел глаза к потолку.
– Говорят, что отравился…
– Отравился? Вот просто отравился! – В голосе больного звенела горечь, он страдал от несовершенства мира, не сумевшего понять и осознать. – Значит, просто отравился…
– Да, сейчас же бодяги до фига продают, а ты – любитель пропустить рюмочку, – невозмутимо продолжал Саша. – Нет, все тебе очень сочувствуют, желают скорейшего выздоровления, собираются навестить…
– Навестить… – печальным эхом откликнулся Савва.
– Завтра, наверное, Лидочка придет со Славиком Гайским…
– Лидочка, со Славиком… – уже едва слышно произнес Савва.
– Да не переживай ты так! – Саша, оторопев, принялся успокаивать друга. Но тот неожиданно пришел в себя.
– Отравился! – Савва скорчил страшную рожу. – Вы меня за идиота держите?! Отравился! Рюмочку пропустил! Меня отравили. По-настоящему. Пред-на-ме-рен-но. – Последнее слово он произнес по слогам. – А вы, товарищи называется! Врачи и те подтверждают…
– Что они подтверждают?
– Что это не просто алкогольное отравление. Они уже провели гемосорбцию…
– Уголька активированного, что ли, дали? – подала голос Лизавета.
– Нет, что-то другое, – сразу завял Савва. Он почему-то тушевался в разговорах с Лизаветой, особенно последнее время.
– У пилота тоже не алкогольное отравление. Он же не упился вусмерть, просто хлебнул какой-то гадости. Да и второй твой сосед…
– У него вообще горло сожжено. Соляной кислоты попил!
– Пытали?
– Нет, бутылки перепутал… Но я-то – другое дело. Я вообще спиртное не пил!
Савва скрестил руки на груди и замер в ожидании надлежащей реакции.
– А грибы ел? – Саша все еще не терял надежды рассмешить друга.
Савва улыбнулся, но моментально справился с собой, прикрыл рот рукой и проглотил улыбку.
– И грибы не ел. Да будет тебе известно, я ничего не ел. Только пепси-колу пил! В магазинчике на Надеждинской. Попил и еле до дому дошел!
– Это перспективно, сдерешь с «Пепсико» приличную сумму.
– Не в этом дело, и пепси тут ни при чем!
– Это они пусть в суде доказывают! – продолжал стоять на своем Саша.
– Да при чем тут суд! Я уже прикинул, кто мог меня отравить, вот небольшой списочек.
– Еще один неуловимый Джо! – снова вмешалась Лизавета.
А Саша неожиданно посерьезнел.
– Ты действительно полагаешь, что это не случайное происшествие?
– Полагаю! – снова скривился Савва. – Наконец-то дошло по длинной шее! А что мне еще полагать? Я ничего непроверенного не ел, не пил, и вдруг такой приступ, и врачи ставят диагноз «острое отравление».
– Ну, хорошо, допустим. И кому же ты нужен? – насмешливо спросила Лизавета. Она и сама не страдала манией величия, и другим не позволяла.
По дороге в больницу Лизавета еще раз обдумала версию «школы двойников». Ей теперь казалось очень маловероятным, что налет на ее квартиру, погром в редакции и Сашины подозрения насчет слежки связаны между собой и имеют какое-то отношение к их работе. А тут еще Савва со своим отравлением! Ну не могли эти «двойники» так топорно работать!
Разумеется, каждое отдельное событие может быть связано с их работой. Не исключено, что милицейский крепыш, допрашивавший ее дома и все приговаривавший: «А может, это кто-нибудь из поклонников вашу фотографию искал?» – не так уж и не прав. Когда милиционер повторил это в пятый или шестой раз, Саша Байков взорвался: «Вы еще скажите, что это я квартиру взломал или нанял бандитов, чтобы потом произвести впечатление на девушку!» Крепыш ответил саркастическим взглядом. Он был готов принять «к сведению и в работу» эту версию.
Судя по всему, Савва с Сашей уже поверили в составленный против них заговор – за одним следят, другого отравили, к тому же разгромили редакцию. Компот чистейшей воды! Сама Лизавета не была готова к такому повороту. Она свято и наивно верила в торжество общемирового разума, в целесообразность всего сущего вообще и отдельных индивидов, в частности. Верила в то, что разумных, здравомыслящих и честных людей на этом свете значительно больше, чем маньяков, готовых охотиться за журналистами. Есть, конечно, люди разумные и нечестные. Из страха быть разоблаченными и пойти под суд они могут решиться на крайние меры – и погромщиков нанять, и хитрого яду подсыпать. Только кто-нибудь когда-нибудь слышал про то, чтобы журналистское расследование в России усадило преступника на скамью подсудимых? Чтобы стал актуальным лозунг «утром в газетах – вечером в Крестах»? Газетные разоблачения были эффективными только в эпоху партийной организации и партийной литературы.
В нынеешние же времена и про взяточников писали, и про казнокрадов, и про убийц, и про мошенников. Про кого только не писали! Разоблаченные, оборудованные крепкой нервной системой, просто игнорировали публикации. Те же, у кого нервишки были расшатаны в борьбе за собственное благосостояние, начинали кричать о клевете, бросались в суд или заказывали статью прямо противоположного содержания. Все. Пузырь, раздутый обличителем, лопался. С шумом. Пострадавших от взрыва не было.
Вот интерес коммерческий, денежный, материальный – это другое дело. За кровный доллар или рубль и удавят, и взорвут. Но при чем тут скромные репортеры «Петербургских новостей» Александр Маневич, Савва Савельев и Елизавета Зорина? Чей бизнес они подпортили? Кому перебежали денежную дорожку? А раз не подпортили и не перебежали, то нечего бояться собственной тени и видеть «руку криминала» в простых, как гвозди, совпадениях. Подумаешь, траванулся! В России в конце двадцатого века не может отравиться только йог, питающийся чашкой риса в день. Подумаешь, квартиру взломали! Зарегистрированных квартирных краж, разбоев и грабежей год от года становится все больше, а незарегистрированных – тем более. Погром в редакции? Тоже скорее хулиганская выходка, и Фонду защиты гласности тут делать нечего.
Лизавета размышляла о людской любви к тайнам, об источниках и составных частях этой любви и вполуха слушала, как Саша рассказывает Савве о налетах на редакцию и на ее собственную квартиру.
– Значит, и там, и там что-то искали… – тихо и задумчиво проговорил Савва. – А мои кассеты?
– Не знаю, я только посчитал… Двадцать три, так?
– Должно быть двадцать пять, вместе с теми, что я передал Лизавете.
– Значит, две пропали! – Сашин возглас напоминал победный клич. Разумеется, он ликовал не потому, что пропали кассеты, а потому, что пропажа подтверждала их версию насчет целенаправленных преследований.
– Успокойтесь, ничего не пропало, – вмешалась Лизавета. – Я просто забыла положить кассеты в твой стол. Здесь они. – Лизавета демонстративно извлекла из сумки черную коробку и покрутила сначала перед Саввиным, а потом перед Сашиным носом. – Цел твой спецрепортаж из школы телохранителей!
– Ну и что? – дуэтом воскликнули мальчики. Сашу и Савву не так-то легко было обескуражить или сбить с истинного пути.
– Значит, не нашли то, что искали!
– Или нашли и даже унесли, но мы не знаем, что именно. Кстати, я тут, пока лежал, прикинул, кто имеет на меня зуб, – продолжал Савва. – Во-первых, «Банко»…
Времени для размышлений у госпитализированного Саввы было более чем достаточно, и он подробно перечислил всех, кому насолил.
Первым среди своих недругов Савва назвал председателя акционерного общества закрытого типа «Банко» Семенова. «Банко» – типичная пирамида, каковых в России в девяностые годы было возведено больше, чем в Египте эпохи Древнего царства. Одной из них Савва занимался вплотную. В эту деятельность его вовлек один не в меру активный вкладчик АОЗТ «Банко», полковник в отставке. Пораскинув мозгами, полковник сообразил, что их «Банко» с обещанными семьюстами пятьюдесятью процентами годовых – самый настоящий капкан. Свято веря во всемогущество тележурналистов, полковник через знакомых и родственников вышел на Савву и предложил вывести жуликов на чистую воду. Савва долго бегал от полковника, однако в конце концов взялся за дело и умудрился добиться ареста банковского счета злосчастной фирмы. Председатель «Банко» был вынужден бежать от гнева вкладчиков за границу, причем почти нищим: сто тысяч долларов, по меркам строителей грандиозных финансовых пирамид, – не деньги. Теперь, спустя годы, когда гнев обманутых вкладчиков несколько поутих, а правоохранительные органы занялись другими, не менее опасными преступлениями, прожившийся мошенник мог вернуться для того, чтобы отомстить ретивому журналисту.
Кандидатом в отравители номер два был всемирно известный авантюрист. Человек, который запросто звонил по телефону министру обороны СССР, еще когда СССР был жив, хоть и не совсем здоров. Человек, который, используя кремлевские связи как козыри при игре в дурака, играл в гольф и пил кофе с американскими высокопоставленными лицами и министрами западноевропейских стран. Человек, который убедил могущественных московских чиновников в том, что он нужен и полезен, а позже, уже раздобыв разнообразный компромат, – в том, что он опасен и, следовательно, необходим. Человек, который дарил женщинам самолеты, груженные розами. Человек, который сидел за попытку вывезти из России бесценные рукописи, а потом вышел на свободу. В общем, пухлощекий Чичиков с замашками и повадками Казановы. Савва несколько раз снимал интервью и с ним, и с его адвокатами, и с представителями обвинения. Савва был убежден в виновности российского авантюриста новейшей формации, и его объективные репортажи должны были убедить общественность в том же. То есть основания для обиды у знаменитого политического жулика были. Савва считал, что если не сам Чичиков-Казанова, то его сообщники вполне могли при помощи мышьяка или цианида доказать всем журналистам, что определенная позиция и конкретная точка зрения в этом вопросе опасны для жизни.
Среди подозреваемых числился и директор недавно разорившегося банка «Звезда». Именно Савва в свое время принес на хвосте известие о том, что банк переживает временные трудности и намерен приостановить операции по вкладам. Информация улетела в эфир, клиенты бросились закрывать счета, и «Звезда» превратилась в черную дыру. Банкир, соответственно, имел все основания для недовольства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47