черней черного длинная узкая юбка, белей белого блузка с кружевной мережкой и жабо, подколотое брошью-камеей.
– Тогда я буду называть вас Елизаветой, – продолжала преподавательница сценодвижения. – Я вас сразу по голосу узнала, такой приметный голос, такой необычный и в то же время приятный тембр… Угощайтесь, угощайтесь…
– Калерия Матвеевна, мы к вам по делу.
– Понимаю, что не просто чайку попить, – ответила хозяйка, – и все же не забывайте, вот печенье, вот конфеты… – Она пододвинула сухарницу и конфетницу поближе к гостям.
– Вы знаете психолога Кокошкина?
– Игорька? Конечно, очень милый молодой человек. Я с его бабушкой еще была знакома. И Игорька с детства знаю. Потом даже помогала ему одну статью для диссертации написать. – Калерия Матвеевна поправила гребень.
– Статью? Для диссертации? – Лизавета предполагала, что хозяйка в свое время с блеском училась в театральной студии, потом сценическая карьера, потом преподавание. Владелец же фирмы «Перигор» защищался по модной специальности «политическая психология». Каким образом старая актриса могла ему помочь?
– Он называл это «знаковые социальные движения». – Калерия Матвеевна заметила недоумение в глазах гостьи и поторопилась пояснить: – Там реверанс, книксен, поцелуй руки, рукопожатие…
«Ах, вот кто научил господина Кокошкина бесподобно, в манере юного князя Юсупова, кланяться и прикладываться губами к дамским ручкам!» – Лизавета вспомнила, как раскованно прощался психолог после первой встречи.
– Такие движения существуют и сейчас. Вы не замечали, что люди, причастные к так называемой номенклатуре, совершенно по-особому говорят «здравствуйте» и «до свиданья»? Что на глазок можно определить человека из КГБ?! – Савва чуть не поперхнулся чаем и закашлялся.
Калерия Матвеевна смерила его холодным взглядом:
– Что вы так распереживались на этот счет?
– Нет, нет, ничего. – Савва поежился под взглядом старой дамы, поправил галстук, одернул рукава рубашки.
– Вот об этом и была статья – о знаковых жестах. Да и потом он меня приглашал – позаниматься с кем-либо. Сейчас в нашей академии платят гроши, и я занимаюсь частной практикой. У меня регулярно группы девочек – будущие дикторы телевидения, танцовщицы… – Калерия Матвеевна предпочла не заметить непочтительную ухмылку Саввы, услышавшего про девушек-дикторов. – С предпринимателем занималась…
– Вот об этих занятиях мы и хотели спросить. – Лизавета поспешила вмешаться, заметив, что Савва готовит едкое замечание не то насчет девочек, не то насчет предпринимателя. – Игорь Кокошкин говорил, что вас как-то пригласил поработать его знакомый – Олег Целуев.
– Да, я знаю и этого молодого человека. – Калерия Матвеевна воздержалась от всяческих характеристик, что было красноречивее любых слов.
– И там было какое-то необычное задание… – осторожно подсказала преподавательнице Лизавета.
Та помолчала. Потом манерно сжала губы, бросила на Лизавету строгий взгляд:
– Вам об этом Игорек рассказал?
– Да!
Калерия Матвеевна снова замолкла. И лишь после значительной паузы решилась ответить:
– Ладно, вам ведь Игорек сам дал адрес… Вообще-то он просил никому ни о чем не говорить. Но раз сам… Этот его знакомый мне не очень нравится, скользкий он, как змей водяной, и липкий, как мухоловка, но работа… – Она беспомощно пожала плечами – мол, не я создала сей несовершенный мир, в котором пожилые, хорошо воспитанные дамы вынуждены общаться с липкими, скользкими типами. – И в этот раз поручение было совсем непонятным, он привел меня к каким-то людям, а уж те, в свою очередь, показали видеозаписи и поинтересовались, могу ли я научить кого-нибудь двигаться так же, как те, кого они сняли на пленку.
– А вы? – поторопил старушку Савва, ему казалась невыносимо медленной ее манера говорить чисто, ясно, с паузами..
– В принципе, это возможно, все зависит от способностей учеников и от того, какой степени сходства необходимо добиться. Так я и ответила.
– И что?
– Они показали мне учеников, вполне пластичные оказались ребята. Нет, не ребята, конечно, уже взрослые мужчины, как и те, кому они хотели подражать. Я с ними позанималась.
– А вы не знаете, на кого именно они хотели быть похожими?
– Вынуждена вас огорчить, я их не знаю. – Калерия Матвеевна ласково посмотрела на Лизавету. – Кое-какие лица, правда, показались мне знакомыми, но, знаете, как это бывает, эффект «дежа вю».
– А откуда знакомыми, вы не можете вспомнить?
– Зачем вы меня расспрашиваете? – элегантно всплеснула руками преподавательница сценодвижения. – Ведь Игорек их, кажется, знает!
– Да что вы говорите! Каким же образом? – Савва язвительно посмотрел на Лизавету, а потом на хозяйку дома.
Калерии Матвеевне этот взгляд явно не понравился, и она немедля поставила зарвавшегося гостя на место при помощи вполне аристократического, забытого в наши дни приема:
– Не понимаю вашей иронии, молодой человек! Вас, кажется, Савва зовут? – Лизавета представила своего спутника, как только они вошли в комнату, и ни капельки не сомневалась, что старая дама прекрасно помнит его имя и фамилию.
– Калерия Матвеевна, а как Игорь Кокошкин может их знать, если он не видел, кого вам показывали? Или вы приносили ему видеозаписи?
– Что вы! Они там и прикасаться к ним не разрешали! – Теперь гнев и раздражение Калерии Матвеевны был направлен в более плодотворное для журналистов русло – на неведомых заказчиков. – Секретность, как в СМЕРШе! Мне, честно говоря, эта работа показалась очень подозрительной. Я рассказала Игорьку про нее, а заодно описала этих людей. Внешность-то у двоих весьма приметная. Один – высокий, крепкий такой, правда, с небольшим брюшком. Лицо с тяжелым подбородком. Нос длинный, прямой. Короткая стрижка. Прическа – волосок к волоску, он еще так приглаживает ее. – Старая дама очень живо показала, как именно крепкий товарищ приглаживает волосы, и игриво улыбнулась. Сразу стало понятно, что она может блистательно скопировать любой жест.
– А второй?
– Второй тоже крепкий, высокий, они даже чем-то похожи с первым, только этот более подтянутый. Седой. С такой белой… – Калерия Матвеевна опять помогла себе движением руки, «нарисовав» пышную шапку волос, – с белой, чуть ли не в голубизну шевелюрой. Игорек даже назвал имя, но я не запомнила…
Савва удовлетворенно кивнул. Кокошкин не понравился ему с первого взгляда, и теперь он получил прямые доказательства его лживости. Савва тут же засыпал Калерию Матвеевну вопросами:
– Вы смогли бы их узнать, если бы еще раз увидели? Сколько их было? Где вы с ними занимались? Почему лица показались знакомыми?
Град вопросов ничуть не смутил преподавательницу. Она с достоинством отвечала, что, несомненно, узнает этих людей, если увидит где-нибудь на улице, что группа у нее была из пяти человек, но почти все занятия шли индивидуально, что для занятий была арендована квартира, здесь неподалеку, и приходили они по очереди.
– А как были одеты? – Лизавета с трудом вставила свой вопрос.
– Я попросила костюмы. Ведь те, на кого они хотели походить, носят костюмы. И держатся очень представительно.
– Как кто? Как дипломаты?
– Нет, – рассмеялась Калерия Матвеевна. – Скорее, как военные… Да вы Игорька спросите, он-то знает…
Лизавета не знала, как объяснить старой даме неестественное поведение Кокошкина, отославшего их к старой преподавательнице, вместо того чтобы просто назвать имена тех, чьих двойников она воспитывала. Когда трудно что-либо объяснить, лучше всего говорить правду, голую правду.
– Он в больнице сейчас, на него же напали!
– Как! – Калерия Матвеевна даже побледнела. – А что случилось? Почему он мне не позвонил?
– Я и сама случайно узнала, – утешила ее Лизавета. – Он, наверное, не хочет никого видеть…
– Да, после той истории с Мариночкой… Игорек стал очень нелюдимым. Я не понимаю таких женщин, которые готовы убежать от мужа, едва их поманят пальцем!
– Да, кошмар. – Лизавета сделал вид, что она совершенно в курсе.
– Мне еще и поэтому Целуев не нравится. Увести жену друга!
Все тайное рано или поздно становится явным. Теперь Лизавета поняла, почему имиджмейкер Кокошкин так не любил имиджмейкера Целуева.
– Да, люди бывают очень непорядочными! – Эта вполне банальная истина в устах Калерии Матвеевны прозвучала как смертный приговор, а когда приговор утвержден, говорить о преступлении более не имеет смысла. – В какой же больнице Игорек?
Лизавета рассказала, как позвонить и справиться о состоянии Кокошкина, оставила свои координаты – просто так, на всякий случай, – отказалась от третьей чашки чая и, наконец улучив момент, начала прощаться. Калерия Матвеевна проводила их с Саввой до двери, прощание было предельно любезным.
– Я знаю, у вас множество хлопот, но все-таки мне был приятен ваш визит. Я надеюсь, что он не последний.
– Салон Анны Павловны Шерер, – пробурчал Савва, когда они вышли на улицу.
– Нет, гораздо более изысканный салон. Анна Павловна была насквозь фальшивой, а Калерия Матвеевна ведет себя абсолютно искренне.
– Ты еще скажи, что и этот твой психолог вел себя искренне, – возмутился Савва. – Сам все знал, а нас отправил за пять верст киселя хлебать!
– Уверена, что он сделал это преднамеренно. И если мы узнаем, почему он так поступил, мы узнаем многое, – задумчиво сказала Лизавета. Чуть позже она добавила: – А ведь очень характерный жест. – Она повторила движение, каким, по словам Калерии Матвеевны, «лицо с тяжелым подбородком» поглаживало лысину. – А ведь очень немногие в наши дни маскируют плешь столь откровенно…
– Теперь будем заниматься лысинами, – заявил Савва, знавший, какой скрупулезной умеет быть Лизавета, если ее что-либо зацепит.
– Лысина – как ключ к шифру. – Она почти не обратила внимания на его замечание. Потом они ехали в трамвае, затем шли к метро. Лизавета перебирала в памяти детали, рассказанные старой дамой. «Лысина, военные, Калерия Матвеевна их не знает, а Кокошкин узнал. Если людей можно опознать по устному портрету, значит, персоны известные, но не и.о. президента и не первый вице-премьер, их, наверное, и старомодная преподавательница знает в лицо. Какие-нибудь депутаты? Которых знает политический имиджмейкер, но не знает престарелая петербурженка… Но зачем готовить двойника-депутата? Проще и дешевле убрать и поставить своего или купить… Леночку убрали, возможно, потому, что кого-то из них она узнала… А Кокошкина избили… Знал ли Целуев, что его приятель с помощью Калерии Матвеевны выяснил, чем именно он занимается? И почему Кокошкин умолчал о главном? Он с ними играет… Надо было спросить Калерию, рассказывала ли она своему нанимателю о том, что его бывший приятель узнал некоторых персонажей?..»
В метро Савва вдруг начал прощаться.
– Ты разве не на службу? – спросила удивленная Лизавета, которая уже приготовила вопрос насчет не заданного Калерии вопроса.
– Нет, поеду, но позже. Есть кое-какие другие делишки…
– А у меня Рейтер, – уныло протянула Лизавета.
– Тогда захвати вот это. Если появлюсь вечерком, заберу. – Савва вручил ей две бетакамовские кассеты.
– Ну, конечно, я за тебя еще тяжести таскать буду! – начала было сопротивляться Лизавета, но коллега чуть ли не силой запихнул ей в сумочку серые пластиковые коробки.
– Не велика тяжесть, это же не аккумуляторы! – резонно заметил репортер. И был прав – аккумуляторы, которыми некоторые операторы норовят нагрузить своего корреспондента, весят гораздо больше.
А кассеты? Что кассеты! Каждый порядочный тележурналист таскает с собой сумку или носит на себе куртку, в которых, помимо прочих необходимых вещей, свободно помещаются три-четыре кассеты. Лизавета махнула рукой.
– Ладно, пей мою кровь, потом отбатрачишь! Что там хоть записано?
– Моя школа. Точнее, наша. Школа телохранителей. То, что не влезло в выпуск вчера.
– А зачем ты их таскаешь с собой? – недоуменно вздернула брови Лизавета. Савва промолчал. На том и разошлись.

Вечером Савва так и не появился, хотя Лизавета задержалась на работе дольше, чем предполагала. Хорошо, позвонил Байков, предложил проводить, ходить одной по пустым улицам Петербурга довольно страшно. Хоть по статистике уличная преступность последние годы уменьшается. С Сашей они простились у подъезда.
– Пока. – Лизавета чмокнула его в щеку и побежала наверх, весело постукивая каблучками. Она была очень довольна собой. И немного стыдилась своего легкомыслия – ведь радовалась она тому, что вот уже не одну неделю успешно водит за нос любимого человека, запретившего ей вмешиваться в политические скандалы и вести какие бы то ни было расследования. А она только этим и занимается.
Лизавета остановилась возле своей двери и принялась искать ключи. Первое, что она нашла, были Саввины кассеты. Она про них забыла и обнаружила только сейчас, когда стала рыться в сумочке в поисках ключей. Вот они, две серые голубушки. С Саввиной наклейкой. Мрачный Савва сделал своим символом вариацию на тему Веселого Роджера – черный флажок со скрещенными костями и улыбающимся черепом. Очень веселая эмблемка!
Девушка извлекла связку ключей, протянула руку к замочной скважине и вздрогнула. Замок висел на двух шурупах и честном слове. Дверь – приоткрыта.
Она постояла секунду и бросилась к лестничному окну. Распахнула форточку. Во дворе, типичном петербургском колодце, ни души.
– Саша! Саша! Ты где?
Хорошо, что Байков не успел уйти далеко. Или это она так громко крикнула?
– Что стряслось? – Саша не сразу нашел глазами Лизавету, замершую у окошка второго этажа.
Она молчала.
– Погоди, я сейчас… – Он за десять секунд взбежал по лестнице. Лизавета по-прежнему стояла, припав к подоконнику. – Ты можешь объяснить, что в конце концов стряслось? А?
Только тут он заметил аккуратно отковырнутый замок и зловещую щель.
– Ты не заходила? Молодец! Может, они еще там… Надо позвонить в милицию… Стой здесь.
Саша осторожно дотронулся до ручки двери. Потянул на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47