Звякнула, упав на пол, изящная пудреница от «Ланком». Туалетная служительница подняла глаза:
– Что-нибудь случилось? Вам помочь?
– Нет, спасибо, все в порядке. – Серафима Валентиновна с трудом выговаривала слова, мысли путались.
Убит этот толстенький журналист. О том, что он выдал себя за милиционера, она сообщила Леле. Леля потом сказал, что Серафима может не беспокоиться. Хорошенькое дельце – «не беспокоиться»! В связи с убийством уже упоминают «Тутти-Фрутти», скоро к ней опять придут!
Первый порыв – позвонить Леле. Он друг, он поймет, объяснит, что делать. Серафима Валентиновна уже открыла рот, чтобы спросить, где здесь телефон, но вовремя одумалась.
Во – первых, неизвестно куда звонить. У нее есть номер мобильного телефона Дагаева, однако обсуждать эту тему по сотовой связи опасно. Во-вторых, прежде чем говорить с Лелей, надо все тщательно обдумать. У нее сегодня день плохих новостей. Ей не понравился вчерашний разговор по телефону, когда Леля сказал, что она может не беспокоиться. Не понравились его холодность и отстраненность. Она и Воронову пригласила в кафе, чтобы выяснить, не идет ли игра помимо или против нее. Может быть, ей все почудилось? В любом случае спешка неуместна. Сейчас надо вернуться в кафе и доиграть сцену с политической гостьей.
Серафима Валентиновна покосилась на служительницу. Та, кажется, опять заснула. Потом еще раз посмотрела в зеркало, два раза глубоко вздохнула, улыбнулась своему отражению, постаралась запомнить выражение лица и двинулась к выходу.
– Извините еще раз, – Серафима Валентиновна села за столик, изящно отставив в сторону ноги, – я, наверное, отняла у вас кучу времени. А про бал мы так и не сказали ни слова. Дело вот в чем… – И она складно изложила госпоже Вороновой придуманную загодя историю про мифический благотворительный бал, приуроченный к дню рождения Петербурга. История была слеплена так, чтобы дама-депутат почувствовала себя польщенной приглашением поучаствовать в благородном деле наряду с другими великими, но при этом непременно отказалась бы от заманчивого предложения.
– В общем, это сейчас занимает массу времени. Поиск спонсоров, меценатов. Уже согласился приехать Ростропович, но этого мало, и от попечителей мы ждем активной помощи, дел, предложений… Придется крутиться. – Арциева знала, что политики типа Вороновой всегда готовы поблистать в президиуме и ради этого могут поделиться и финансовыми источниками, и временем. Но искать деньги, чтобы быть оттесненной на задний план музыкантом… Серафима сильно надеялась, что Воронова откажется.
Расчет оказался верным.
– Ох, спасибо. Но у меня сейчас такая запарка в Собрании. Идет битва за личные фонды депутатов, чуть не каждый день заседает согласительная комиссия. Да и с бюджетом много напутали. Нет, в совет попечителей никак не могу. Просто времени не хватит. Но если что, попробую помочь. Такое важное мероприятие, нужное городу. Законодательное собрание не должно оставаться в стороне…
Арциева произнесла несколько приличествующих фраз – мол, как жаль, без вас нам будет труднее работать… Оглянулась, протянула официанту, который подскочил очень вовремя, кредитную карточку. И дамы стали прощаться.
– Всегда буду рада помочь.
– Спасибо огромное, мы очень рассчитываем…
– Вы уж Лечу поберегите. Странный он какой-то стал, дерганый. До свидания, – сказала Воронова и величественно выплыла из кафе «Вена».
Серафима Валентиновна осталась за столиком – ей еще не вернули карту. Она была даже рада, что процедура расчетов по кредиткам достаточно долгая. Ей никуда не хотелось идти, а хотелось подумать.
– Знаете что, принесите мне коньяку, – заявила она официанту, когда тот положил на стол карточку, прикрытую счетом.

УТРО ВЕЧЕРА НЕ СЛАЩЕ

Лизавета проспала. Причина была, конечно, уважительная – весь вечер, до поздней ночи звонили знакомые и незнакомые журналисты. Спрашивали, что она думает по поводу взрыва. После десяти звонков пришлось отключить телефон, но и это не помогло.
Исчезновение Сергея, взрыв, раненый Баранович, микрофон в кабинете у Саввы… Этот калейдоскоп крутился в голове безостановочно. И ладно бы дельные мысли, а то так, обрывки впечатлений. Заснула Лизавета лишь под утро и будильника не услышала, так что глотать чай пришлось чуть не в душе. И все равно она выскочила из дому, уже безнадежно опаздывая. На часах было без пяти одиннадцать. Первый выпуск в час, то есть на работе следовало быть никак не позже одиннадцати. Лизавета выбежала на улицу и принялась размахивать руками в надежде остановить машину. Долго ждать не пришлось. Рядом с нею немедленно притормозил бежевый пикап. «Жигули» четвертой модели.
– На Чапыгина! Я опаздываю! – Лизавета даже не посмотрела на водителя.
– Поехали. – Редкий парень. Сейчас обычно спрашивают «сколько».
Лизавета запрыгнула в машину и честно призналась:
– Я очень опаздываю!
– Знаю, – ответил водитель. Девушка подняла глаза. За рулем сидел гориллообразный рубоповец. Он-то откуда здесь взялся?
– Мы, кажется, знакомы. У вас что, тоже зарплату задерживают и вы халтурите на казенном автомобиле?
– Бывает, но вас я ждал по службе. Разговор будет важный.
– У меня выпуск! – запротестовала Лизавета. – Вы, наверное, не знаете, что это такое, я вам объясню. Новости должны выходить точно в срок…
– А вы опаздываете! – укоризненно усмехнулся рубоповец. Лизавету опять поразило несоответствие между его грубой, даже грозной внешностью и мягкой, искренней манерой вести разговор.
– Именно. Я опаздываю, а вы меня еще больше задерживаете.
– Так вы сами в этом и виноваты.
– Ничего подобного, я ответила на все ваши вопросы.
– Не на все! Далеко не на все! Вот что, Елизавета Алексеевна, – он по-прежнему умудрялся говорить мягко, – я тоже работу работаю, а не с телезвездой кокетничаю. У меня сотрудник в больнице с ножевой раной, а вашего коллегу Айдарова нашли мертвым. И оба эти убийства тоже на мне…
– Что вы сказали?! Кирилл?…
– Убит. Вчера вечером. Когда вы играли в «ничего не знаю». Сейчас будете повторять то же самое?
– Я действительно… – Лизавета облизнула вдруг пересохшие губы.
– И я не знаю. Но посмотрите: вы с этим парнем работаете по «Тутти-Фрутти», потом у вас взрыв в машине, причем то, что пострадал другой человек, – это чистая случайность, а вот Айдарова, который расследовал дело об отравлении, убивают всерьез. И покушение на моего сотрудника, который работал с Айдаровым. Чудом жив остался, сейчас без сознания. Есть у меня основания полагать, что эти события связаны?
– Есть… А как… – Лизавета вдруг поняла, что не помнит имени гориллообразного рубоповца. – А как вас зовут?
– Игорь. Игорь Горный.
– Игорь, у вас есть все основания думать что угодно. Но взрыв, если он действительно был не случайным, не имеет отношения к «Тутти-Фрутти». Поверьте мне. И не в меня, по крайней мере, не в меня одну целились.
– Почему?
– Хорошо. Отвечу. На мой взгляд, взрыв связан с угрозой по телефону. Помните, ваш сотрудник еще бегал узнавать, откуда звонили? Так вот, мы тут поразмышляли. Эта угроза, скорее всего, имеет отношение к другому расследованию. Мы с журналистом Савельевым занимаемся делом о злоупотреблениях в здравоохранении: льготные лекарства, страховки и всякое такое. Мы как раз должны были ехать на внеплановую съемку. Предстояла встреча с одним человеком, который должен был передать материалы о злоупотреблениях.
– Но ведь съемка была внеплановой. О ней никто не мог знать.
– Это не совсем так. Уже когда вы ушли, мы нашли в кабинете у Саввы, так его зовут, подслушивающее устройство. Заметьте, не у меня в кабинете, а у него! Именно в этом кабинете мы обсуждали все документы, планировали съемки и прочее.
– И вы молчали об этом? – возмутился рубоповец.
– Почему? Савва уже, наверное, сообщил.
– А вы?
– А что я? «Жучок»-то не у меня!
– Но ведь машина ваша!
– Я это и не скрывала. Ну как, удалось мне вас убедить, что взрыв не имеет отношения к «Тутти-Фрутти»?
– Наполовину. Это все косвенные доказательства. Конечно, будем проверять…
Какое – то время они ехали молча. Надо отдать должное старшему оперуполномоченному Игорю Горному, машину он водил прекрасно. Правила не нарушал, но и клювом не щелкал. Уверенно обгонял на светофорах, знал проулки-закоулки, причем дорога не мешала ему разговаривать.
– Кстати, этот Айдаров, что он за человек? – вдруг спросил Игорь.
– Трудно сказать. – Лизавета, как раз размышлявшая, как бы половчее разведать насчет убийства и возможности сделать об этом репортаж, растерялась. – Я его не слишком хорошо знала. Встречались на съемках. В прошлом году раза два были в одной компании, праздновали что-то, не то двенадцатое июня, не то пятое мая…
– А пятое мая почему? – удивился милиционер.
– Это как для вас десятое ноября. День печати, только по-старому.
– И что?
– И все. Я не могу сказать, какой он был. Тщеславный – это точно. Честолюбивый, как все мы. Обидчивый, если ругали его лично, а так вполне объективный. Еще любил всем рассказывать про своего прадедушку перса, все повторял, что унаследовал от предка любовь к халатам и гаремам. Любил вкусно покушать. Больше ничего не скажу. Все-таки шапочное знакомство.
– Понятно. – Рубоповец затормозил. Пока Лизавета говорила, они добрались до студии. – А с кем он дружил, не знаете?
– Нет.
– Хорошо. Спасибо. И еще хорошо, что вы мне рассказали про это медицинское расследование. И насчет «жучка». Будут какие-нибудь новости, звоните. – Горный продиктовал телефон.
– Хорошо, – кивнула Лизавета. – А если я позвоню, чтобы узнать, можно ли сделать репортаж об убийстве Айдарова и возможной связи между этим убийством и происшествием в «Тутти-Фрутти»?
– Это повредит следствию, – стандартно ответил Горный.
Старая правоохранительная песня. Причем все поющие о тайне следствия отчего-то полагают, что, слушая этот напев, народ, и в частности журналисты, должен молчать, склонив головы. Лизавета пристально, не отрываясь, смотрела в глаза собеседника. Он не выдержал:
– Это действительно может повредить работе. Как вы не понимаете!
– А собственно, что я должна понимать? Я и так знаю про убийство. Знаю, что у вас есть определенные предположения. И могу сказать об этом в эфире. Картинку мы подберем. Так что по большому счету можно обойтись и без звонка. К тому же «Интерпост» наверняка даст сообщение об убийстве. Я же хотела проконсультироваться, именно чтобы «не повредить следствию».
– Ладно, – неожиданно согласился оперативник. – Этим занимается Центральное РУВД, их убойный отдел. А я через нашу пресс-службу попробую что-нибудь передать. Только ничего лишнего.
– Разумеется. – Лизавета взглянула на часы: оставалось ровно полтора часа на то, чтобы причесаться, просмотреть агентства и попросить выпускающего выделить корреспондента, который съездит в «Интерпост», свяжется с милицией и сможет дать хоть что-нибудь к первому выпуску.
Сообщение об убийстве комментатора «Интерпоста» пошло первой новостью в час дня. Лизавета сама перемонтировала и переписала материал о попытке отравить хлеб в «Тутти-Фрутти», а Саша Маневич занялся непосредственно убийством. Он, к счастью, был на работе и сумел за час прозвониться знакомым милиционерам и записать интервью с начальником петербургского отделения «Интерпоста». К концу дня он пообещал дать картинку с места происшествия. У него были хорошие связи в Центральном РУВД, где ему пообещали всяческое содействие.
К четырем дня вернулся со съемок Савва, очень довольный. Он действовал строго по разработанному накануне плану и рассказывал о своих приключениях долго, в красках.
Рано утром он договорился о встрече с начальником ГУВД. Василий Игнатьевич Коровин согласился принять назойливого журналиста, лишь когда тот сообщил, что только начальнику расскажет о возможных виновниках взрыва на улице Чапыгина, причем рассказать нужно немедленно, иначе что-то подобное может повториться.
Сводка с подчеркнутым красным маркером сообщением о взрыве в машине телеведущей Зориной уже лежала на столе Коровина.
Савва, как и было задумано, передал ему материалы, полученные в Счетной палате, и подслушивающее устройство.
Василий Игнатьевич перелистал сколотые скрепкой листки.
– Ну и что?
– Это имеет прямое отношение к взрыву в машине Зориной.
– Почему вы так думаете? – Василий Игнатьевич знал о медицинских деньгах и связанных с ними интригах и противоречиях значительно больше, чем Савва и даже чем Счетная палата. Но он сознательно сторонился политики, справедливо полагая, что в лесу, где растут политико-экономические сосны, ничего, кроме шишек, не найдешь. Поэтому без крайней нужды он не вмешивался в дела такого рода. И сейчас не хотел вмешиваться.
– Дело в том, что мы занимаемся этими злоупотреблениями. И как раз вчера должны были ехать на встречу, очень важную. Даже съемки планировали. Когда мы шли к машине, прозвучал взрыв.
– Ну и что? – упрямо повторил Коровин и дотронулся до вдруг покрасневшей лысины. Савву красная лысина изрядно развеселила.
– Да в принципе ничего. Просто все складывается так, что, кроме лекарственников, подозревать некого! Им потребовалось нас припугнуть, и они немедленно подсунули бомбу в машину. Они это подстроили! И вы должны принять меры!
– Какие меры! Меры! Только потому, что машину грохнули, когда вы собирались ехать на съемки по поводу злоупотреблений? Да ты, парень, псих! Если бы мы на основании таких улик принимали меры, то все камеры были бы уже забиты под завязку! – Генерал Коровин умел быть грозным, несмотря на краснеющую лысину и забавный курносый нос. Впрочем, Савва был не из пугливых.
– Они у вас и так забиты!
– Тем более! Не пори ерунды, парень! – повысил голос начальник ГУВД.
Когда на Савву кричали, он становился тихим и упрямым.
– Вы меня обещали выслушать! – И, невзирая на явное сопротивление, Савва изложил всю историю целиком. И про прослушку, и про угрозы. Тихий рассказ настырного журналиста произвел на начальника ГУВД впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46